«Мои обе бабушки говорили только на языке Тукая»
– Светлана Рашитовна, поделитесь, пожалуйста, историей своего становления как режиссера?
– Я родом из Челябинской области, из деревни Татарская Караболка: оттуда у меня родители. Они жили на соседних улицах. В юном возрасте познакомились и перебрались в Екатеринбург. Мое детство прошло в этом городе, но меня частенько отправляли на лето в деревню где был сенокос, кони, коровы, гуси и т.д.
Моя деревня появилась еще во времена Ивана IV. У меня не было в роду людей не татарской национальности: мои обе бабушки говорили только на языке Тукая. В моей жизни всегда присутствовали татские национальные элементы. В семье все праздники отмечаются с основой на татарскую идентичность.
– Говорите ли Вы на языке свое малой родины?
– Понимаю его, но говорить на нем с ходу не могу. Когда я приезжаю домой, мне нужно какое-то время на адаптацию, после чего я уже могу разговаривать. Я ощущаю единство и целостность со своим народом. Помню, когда я в первый раз приехала в Казань, мне было очень радостно, что в самолете говорят на татарском, а в городе очень много элементов, связанных с языком.
– Как Вы пришли в творчество?
– Родители всю жизнь занимались бизнесом и с творчеством не были связаны. Увлечение гуманитарными дисциплинами у меня началось в старшей школе. В семье было не с кем поговорить об этом, и меня в юности готовили к тому, что я продолжу дело родителей. И я действительно думала, что свяжу свою жизнь с торговлей. Помню, когда я была маленькой, мне нравилось играть в продавца, и мне казалось, что это действительно мое призвание.
– Кто привел Вас в кино?
– На мое становление повлиял дядя Рафик. В средней школе я донимала его вопросами, и он посоветовал мне стать журналистом. Так я и сделала: поступила на журфак в Екатеринбурге. Там мне дали отличные навыки и базу, а когда я попала на федеральное телевидение в новости, я четко осознала, что не смогу там сказать то, что у меня на сердце. Варианта было два – встраиваться в систему и предать свои убеждения или уйти. Я ушла в кино, потому что там можно выразить себя.
– Есть ли у Вас родственники в Казани?
– Мне доводилось много раз бывать в третьей столице с показами дебютного фильма. Была забавная история во время презентации моего дебютного фильма «Дима. Дорогой Бох!». В городе был инклюзивный форум, и там я познакомилась сначала с Айгуль Султановой, а затем с ее мужем Ренатом. Они мне очень помогли в организации показов. Через 2 месяца я вернулась, и мы показывали фильм в республиканской больнице в онкологическом детском отделении. В Казани прошло около 6 показов. С семьей Султановых в ходе этих мероприятий я очень сильно сдружилась. У меня нет родственников в этом городе, но я в шутку называю их своей родней.
Сейчас я с командой готовлю к выпуску полнометражный фильм «София. Я есмь». Айгуль с Ринатом принимают активное участие в его создание – Айгуль с детьми приезжала на площадку, привозила чак-чак из Казани, вкладывалась финансово и привлекала своих друзей и коллег по бизнесу, подставляла плечо в непростые времена. К сожалению, Ренат Султанов не дожил до выхода фильма из-за инфекции короновируса. Фильм посвящен его памяти, и его имя значится в титрах фильма. Таким образом, Ренат, как и мы и мечтали в начале пути, будет с нами на всех показах «Софии».
«Жизнь бывает жестока, и если у кого-то умирает мама, ребенок, муж, как вставать на следующее утро, как начать улыбаться?
– Работаете ли Вы над съемками сейчас?
– На сегодняшний день мы с командой работаем над фильмом, рассказывающим, что происходит с людьми, считающимися пропавшими без вести. Там, как и в прошлых картинах, красной нитью прослеживается тема Бога. Мы с командой стараемся подавать эту тему без привязки к конкретной религии. Мы боимся, что таким шагом мы оттолкнем часть наших зрителей.
– Как Вы пришли к теме Бога в своих фильмах?
– Под конец учебы во ВГИК пришло время снимать дипломный фильм. Я долго думала, что снимать и попытаться снять картину по мотивам книги «Оскар и Розовая дама». В романе рассказывается, как мальчик пишет письма Богу. Во время подготовки и сбора материалов я была волонтером детского онкологического центра им. Димы Рогачева. Мальчик, чьим именем назван центр, прожил короткую, но удивительную жизнь. Ему было 12 лет, и 6 из них он болел раком. Так и родилась идея фильма «Дима. Дорогой Бох!». Фильм о том, что, несмотря на трудности и на ограниченный срок жизни, можно прожить жизнь своей мечты за 3 дня.
– Какая история у Димы Рогачева?
– Дима заболел раком в 6 лет. Несмотря на страшный диагноз, он не перестал радоваться жизни. У него была очень активная жизнь, он оказался сильным и храбрым мальчиком – поддерживал близких, детей по палате, снимал мультики, рисовал, жажда жизни была непередаваемая! Его история освещалась в прессе. Когда ему было 10 лет, он написал письмо президенту с пожеланием попить с ним чай и передал через волонтеров. И это желание сбылось. После смерти Димы был построен крупнейший детский онкологический центр, названный в его честь.
– Зритель боится фильмов с таким сюжетом?
– Да. У нас было несколько афиш, где изображены дети в масках. Видя их, люди начали говорить, что они не будут смотреть, потому что там показана очень тяжелая история. В другом снятым мною фильме, «София. Я есмь» рассказывается история матери, потерявшей единственного сына. Слыша об этом, зритель начинает бояться фильма.
– О чем на самом деле картина «София. Я есмь»?
– Фильм показывает, как вернуться к жизни после тяжелейших жизненных потрясений. Я не знаю человека, который бы в свой жизни не переживал потерь близких. Мы старались создать картину с пошаговой инструкцией, как пережить смерть родного человека. Жизнь бывает жестока, и если у кого-то умирает мама, ребенок, муж, как вставать на следующее утро, как начать улыбаться? Как это сделать человеку, если у него такое происходит в первый раз? Мы решили показать, как справиться с потерей. Мы с командой взяли интервью у порядка 30 человек, недавно потерявших близких. Люди рассказывали нам свои истории, как они возвращаются к жизни. Зачастую зрителей отталкивают подобные сюжеты – вроде как не слышу об этом и проблемы нет.
«Не бывает так, что происходит трагедия, человек забивается в угол, и потом происходит что-то, что помогает ему жить заново»
– Как менялись Ваши интервьюеры после каждого сеанса?
– Они меня всегда удивляли. Однажды нам довелось опрашивать параолимпийскую волейбольную команду. Все ребята молодые, и у них нет ног. Приходим на интервью и ожидаем, что услышим тяжелые истории о том, как человек лишился ног и какие сложности они испытали. Но они об этом рассказывают так легко, с посылом: ну, потерял и потерял, но зато сейчас я живу полной жизнью, заимев друзей и играя с командой в волейбол. У кого-то из этих ребят семья, у кого-то бизнес. Они рассказывали, что родственники переживают, а они уже эту историю прожили и приняли.
Был случай, когда я брала интервью у молодого человека, который из-за рака сетчатки в течение месяца полностью потерял зрение. Несмотря на то, что он слепой, он постоянно путешествует по различным странам. Он говорил, что только потеряв зрение, начал жить полной жизнью. Если бы не это, он продолжил бы работать на своем нефтяном заводе в Ханта-Мансийские и пить пиво после смен.
– А как все-таки люди воспринимают смерть родных?
– Опрошенные не воспринимают это как божью кару и говорят, что после этого они начинают жить ради чего-то большего. Их жизнь перестает сводиться к банальны просмотрам сериалов и поиска вкусной еды. У людей после трагедии просыпается душа, и именно это мы пытаемся отразить в своих фильмах. Несчастья происходят с каждым, и у человека всегда есть выбор: начать себя жалеть и испытывать чувства вины или жить по- новому, ради новых смыслов и целей. Не бывает так, что происходит трагедия, человек забивается в угол, и потом происходит что-то, что помогает ему жить заново. Спастись человек может только сам, и только он сам может себя вывести из этого состояния. В фильме «София. Я есмь» мы предлагаем различные варианты. Чтобы преодолеть трагедию, не нужно уезжать на Бали.
– А как зритель реагирует на Ваши фильмы?
– Помню, когда мы показывали «Дима. Дорогой Бох!», после показа я рассказала про съемки нового фильма, где будет раскрываться тема прощения, ко мне подошла девушка и спросила: как простить? Если бы мы знали точный ответ, мы бы не снимали фильм. Это очень сложный вопрос, в ответе на который одних слов мало. Ответ может дать в совокупности музыка, визуальный ряд, слова, актерская игра и т.д. Смотря на все это, мы человек принимает решение конкретно для себя. Для ответа на эти вопросы я советую посмотреть фильм «София. Я есмь» который выйдет через 2 месяца. Словами это не передать, нужно просто включиться. Подобное было во время показа фильма «Дима. Дорогой Бох!». Люди приходили, в том числе и в Казани, и рыдали, хотя это не грустная история. Часто зрители после просмотра говорили, что им дали место, где можно просто выплакаться и прожить чувства, которые он скрывал.
«О татарах можно рассказать много. Те же самые истории из обычной жизни. Такие истории заслуживают внимания»
– Светлана Рашитовна, как Вы относитесь к феномену российского кино?
– Обычно в фильмах я вижу два мира. Первый – находится в кинотеатрах и сериалах, а второй живет на фестивалях кино. До своих первых поездок на фестивали я и подумать не могла, что в нашей стране выпускается столько прекрасных фильмов. Обычно массовые фильмы рассказывают простые истории, на подобии развелся, полюбил, пострелял и т.д. Такие темы куда реже поднимаются в художественных фильмах на фестивалях. В мире есть множество интересных тем за рамками обыденных сюжетов. Мне кажется, что очень несправедливо, когда российское кино оценивают только по лентам, идущим в кинотеатрах. Какое-то время назад я ехала в метро и увидела афишу нового сериала, на которой учительница на уровне своей груди держала два глобуса, подчеркивая, что она у нее огромная. Смотрела на нее и думала: серьезно? На дворе 2024 год, и мы зрителя завлекаем вот такими примитивными приемами? Это не имеет отношение к кино, на мой взгляд, и это на самом деле очень неприятно.
– Тяжело ли независимому автору снять фильм?
– Недавно мы закончили снимать полнометражный фильм «София. Я есмь» и мы его отсняли как независимые исполнители, без поддержки министерства культуры и какого- либо участия представителей из кино индустрии. Мы с командой специально на это пошли, чтобы снимать картину, как нам хочется и без цензуры. Над фильмом мы работали 4 года, и за все это время я не встретила команд, снимавших полнометражные независимые картины. Люди не хотят снимать независимые полные метры, потому что без сторонней финансовой поддержки очень тяжело довести работу до конца и это действительно так.
– Обречено ли независимое кино?
– Когда говорят, что кино не для массового зрителя, это воспринимается как что-то плохое. Мои фильмы не про количество, а качество. Пусть лучше придет один зритель, поплачет и порадуется. Помню, когда я училась во ВГИК и снимала свою первую работу, мой мастер, увидев ее, сказал: ты же понимаешь, что тебя массовый зритель не будет смотреть? Я сказала, и слава богу, мне это и ненужно.
– А какие перспективы у татарского кино?
– Когда я была в Казани, Айгуль Султанова познакомила меня с ребятами, снимающих кино на татарском. Они рассказывали, что они ездят по деревням и показывают его там. Когда я снимала свою первую учебную работу, я ездила в свою татарскую деревню и снимала ее. Вся работа на татарском языке, но у нее есть субтитры. Мой мастер из ВГИК, сам из Таджикистана, и он говорил мне, что в кинематографе истории малых культур всегда интересна. Обычаи и национальные особенности нормальны и обыденны для представителей этих культуру, в то время как для зрителя далекого это очень интересно и любопытно. О татарах можно рассказать много. Те же самые истории из обычной жизни. Такие истории заслуживают внимания. Они для меня простые и повседневные. Хотелось бы снять фильм, где зритель просто погрузится в повседневность героя, чтобы он почувствовал, что есть другие культуры.
«Если съемочный процесс длится месяц, то подготовка к нему идет минимум полгода»
– Светлана Рашатовна, способно ли отечественное кино развиваться за пределами Москвы и Санкт-Петербурга?
– Мы сняли свой полнометражный фильм без помощи Министерства культуры, грантов, продюсеров и киностудий. У нас была возможность получить поддержку, но мы осознанно не стали этого делать. Во время сбора средств на краундфайдинговых платформах нам говорили, чтобы мы обратились за поддержкой, ведь у нас ничего не получится. На мой взгляд, это очень удобная позиция – говорить, что все деньги в Москве, и без огромных бюджетов невозможное снять ничего путного. Как-то раз мне позвонили из одного СМИ, чтобы сделать репортаж со съемочной площадки «Софии». Во время разговора мне в виде претензии задали вопрос: почему мы не стали обращаться в Минкульт, словно мы обязаны это делать и это единственный путь. Если все желающие снимать кино ходят туда, это не значит, что я должна это делать.
– На что уходят деньги во время съемок?
– Огромная статья расходов уходит организацию экспедиции – питание и размещение. Мы нашли выход оптимизировать эти расходы – в Выборге на съемках в течение года нас на некоммерческой основе кормили лучшие рестораны города (здесь их не много) и размещали отели. Когда мы решили обратиться с таким запросам к ресторанам и отелям, нам говорили, что кому это надо. И без денег нас пошлют. Но в итоге мы каждый раз находили желающих. Бюджет фильма мы в основном расходовали на технику, перелеты и переезды актеров, съемочной группы, реквизит.
Свой первый бюджет мы сформировали на краудфандинговой платформе, но значительная часть ушла на комиссию, поэтому в дальнейшем мы начали находить новые способы – например, на сайте фильма создали специальную кнопку, где каждый желающий может внести свой вклад (здесь тоже есть комиссия, но она небольшая).
Конечно, это сейчас легко говорить задним числом, а тогда в начале пути, да и каждый раз в начале пути много страхов – не получится, не хватит, не поймут, но когда начинаешь делать, внезапно находится финансирование. Хочешь – снимай в Казани, хочешь – в Якутии. Главное, чтобы была интересная история. Если она есть, то люди придут смотреть фильм. У нас в картине снимался Виктор Сухоруков, не затребовав гонорар. По сути, он пришел снимать к студентам, у которых ничего нет. Мы спросили его: почему он это сделал? Он ответил, что ему просто понравилась история.
– Как происходит подготовка к фильму?
– К примеру, я придумала идею и хочу ее реализовать. Если идея оформлена, то сразу начинаются поиски сценариста или я сама пишу сценарий. Затем происходит поиск места съемок, но обычно история сам показывает, где можно снять. Я начинаю ездить по городам и осматривать места. К финалу начинается процесс сбора съемочной группы, куда обязательно входит оператор, постановщик, звукорежиссер и осветитель. После подбора команды уже начинается кастинг актеров.
Если процесс происходит в родном городе, то с организаций все гораздо проще, потому что после съемок команда поедет к себе домой. Если выбираемся в другой город, то к прочим статьям трат добавляется еще и покупка билетов и т.д. К тому же большая часть подготовки – это поиск реквизитов. Мало найти подходящую локацию. Нужно также обустроить ее под требования сцены: найти шторы, мебель или, наоборот, спрятать уже имеющиеся элементы декора. Вишенка на торте – это поиск подходящих костюмов. Обычно в кино подготовка занимает больше времени, чем сами съемки. Если съемочный процесс длится месяц, то подготовка к нему идет минимум полгода.
«В такие моменты приходит осознание, что Бог трудится над фильмами вместе с нами, и не все в этом мире решают связи и деньги»
– Происходи ли необычные ситуации во время съемок?
– Одна такая ситуация произошла, когда мы собирались снимать фильм по мотивам произведения «Оскар и розовая дама». Я пришла в онкологический центр имени Димы Рогачева для сбора фактуры. В самом центре мне говорят, что можно снять про самого Диму, а изначально я об этом не задумывалась. Часто бывает так, что сценарий уже написан, но начинаешь встречаться с актерами и посещать локации и планы очень быстро меняются. Когда мы снимали «София. Я есмь» нам нужно было отыграть сцену в вагоне поезда, но для того, чтобы это сделать, нужно разрешение.
Мы писали в РЖД, пытались достучаться до ведомства через друзей и знакомых. Ничего не получалось, и мы потеряли надежду. В конце концов, я поняла, что придется переписывать сценарий и менять локацию. Но через короткое время на интервью я знакомлюсь с человеком. Интервью начинается, и он через 10 мину просто спрашивает меня: а вам случайно вагон поезда не нужен? Оказалось, что он аутентично воссоздал целый вагон! Для нас эта встреча была как подарок с выше, и таких ситуаций было достаточно много.
– А какие чудеса еще происходили?
– Мы снимали в Выборге около здания суда, хотя до нас это никому не разрешалось. Около входа в дворец Фемиды висит табличка с наименованием организации, а она не должна была попасть в кадр, потому что в ходе съемок мы не хотели указывать локацию. Мы обратились к администрации суда, чтобы табличку на время сняли, но нам отказались. Потом мы пытались ее скрыть различными художественными способами, но ничего не получалось. В конечном итоге было решено вставить табличку в фильм. На следующий день мы с командой приходим, а ее нет. У нас шок и удивление. Как оказалось, она просто отпала утром, а оперативно ее поставить на место не удалось, потому что мастер проспал и пришел после обеда. В такие моменты приходит осознание, что Бог трудится над фильмами вместе с нами, и не все в этом мире решают связи и деньги.
СПРАВКА
Ибатуллина Светлана Рашитовна – журналист, режиссер фильмов «Дима. Дорогой Бох!», «София. Я есмь», «Малыш Скандик»
Подготовил: Владислав Безменов
Фото предоставлено героиней
