Айрат Абушахманов: Мир жесток, театр – его зеркало

Как зрители приняли «Буренушку»

Прежде чем перейти к разговору с Айратом Абушахмановым, коротко расскажем, как открылись казанские гастроли Башкирского драмтеатра им. М. Гафури. Начались они без преувеличения эпическим спектаклем «Буренушка» на новой сцене театра Тинчурина. В основе «Буренушки» – одноименный роман-пенталогия Тансулпан Гариповой, и выходил этот спектакль по частям, как произошло в свое время с «Мутью. Мухаджирами». Премьера первой части состоялась в городе Баймак в 2023 году, и, цитируя ресурс «Рампа», театралы ждали продолжения этой «саги», как фанаты «Игры престолов» – выхода очередного сезона сериала.

Роман «Буренушка», пишут башкирские СМИ, стал «классикой еще при жизни автора» и «ярким явлением башкирской литературы». В центре внимания – история семьи башкирских баев, которая разворачивается во времена революции, коллективизации и Великой Отечественной войны. Семье приходится скрываться под чужими именами, ведь когда-то они совершили страшное преступление. Но бежит эта семья не только от закона – над ней нависает проклятие, которое грозит уничтожить весь род.

Одни из главных ролей исполнили Гульназ и Руслан Хайсаровы. Супруги сыграли сестру и брата, разлученных в детстве, но соединенных волею судеб вновь уже как любовники. Участь несчастных влюбленных стала расплатой за убийство без малого целого рода, совершенное когда-то их родителями (Римма Кагарманова и Фанис Рахметов). Но время, а речь о десятках лет, расставит все по своим местам, и с каждым характером под прессом этих десятилетий произойдут чудовищные трансформации – иногда буквально.

Из-за комплексности романной основы пришлось формализовать все повествование до ярких театральных образов: роды, пожар, мобилизация, сельский быт. В то же время это очень «физический» спектакль – в том смысле, что порой теряется ощущение игры. Когда в начальной сцене службист долго и не понарошку избивает кулака, становится не по себе. Режиссер как будто специально вовлекает аудиторию в происходящее на сцене, обозначая общность зрительского и сценического пространств. Зритель невольно становится соучастником (наблюдение – тоже действие), и тем больнее становится его приземление с высоких метафор на жесткую почву реализма. Еще сильнее этот эффект можно наблюдать в «Черноликих» (были показаны во второй день гастролей) – сначала барьер, который разделяет правду и игру, дает трещину в сцене суда, а затем и вовсе ломается в сцене ритуального очищения героини.

Но на показе «Буренушки», кажется, не все в зале поняли такое приглашение к участию. Первый акт спектакля-открытия прошел в неуютной атмосфере, где некоторым дамам не терпелось прямо сейчас, тут же разобраться, что на сцене, собственно, происходит, а один «особенный зритель» отмечал громкими восклицаниями ключевые биты истории. Но, несмотря на такое сопротивление, актерам удалось захватить публику, они разыграли свои характеры глубоко и живо. Зал не заметил потери нескольких зрителей во втором акте, и те, кто остался, уверен, ушли под большим впечатлением.

«Тинчуринский зритель отличается от камаловского»

– Айрат Ахтямович, как Казань встретила вас на открытии гастролей?

– Показ «Буренушки» прошел почти как у нас [в Уфе], но зритель был немножко другой. Было ощущение, что он шел на другой жанр. Я и сам, наверное, неадекватно воспринял его реакцию. Это все-таки было открытие наших гастролей. Если бы они открылись в новом здании театра Камала, мне кажется, было бы мощнее.

– А в чем отличие новой сцены от старой?

– Разница колоссальная, технически здесь (интервью записывалось в новом здании театра Камала, – прим. Т-и) все намного круче, все по-другому. Тот театр теперь – Тинчуринский, а наша традиция обмениваться гастролями с Камаловским существует уже, наверное, столько, сколько существуют оба наших театра. Сегодня, кстати, камаловцы показывают в Уфе первый спектакль своих гастролей – «Башмачки».

Конечно, мы всегда играли в том, старом здании театра Камала. Камаловские актеры приходили смотреть (а наши шли смотреть гастроли камаловцев в Уфе). А вчерашнее открытие получилось немножко непонятным. Получается, мы открылись в Тинчуринском театре.

– «Пробег» сцены играет какую-то роль?

– Наверное, да, если в это веришь. Как говорят, «намоленное место». Мы вот играли, допустим, ту же «Буренушку» на сцене Александринского театра. Там есть кресло, в котором сидел Пушкин, там Достоевский смотрел спектакли. Когда актеры играли, у них было другое ощущение – как будто они играют в каком-то храме.

– Не возникло ли у вас ощущения в связи с такой осторожной реакцией публики, что зритель был «зажат»?

– Не знаю, смотря какой зритель. Зритель, который ходит на спектакли театра Камала, уже им воспитан. Он очень прогрессивный и, мне кажется, как раз таки принимает новое. Тинчуринский зритель отличается от камаловского. Сейчас в театре Тинчурина, как вы знаете, новый главный режиссер – Айдар Заббаров. Мы с ним знакомы, я думаю, он будет немного менять репертуарную политику и воспитывать другого зрителя.

«Театр – это не только про интеллектуальные беседы, «низкая энергия» там тоже присутствует»

– После просмотра «Буренушки» и «Черноликих» мне показалось, что у вас очень «физические» спектакли: удары кнутом, камнями, брызги воды прямо у ног зрителей. Вы пытаетесь таким образом разбудить, вовлечь публику в происходящее?

– Не знаю, я не делал это так специально именно для зрителей. Вообще, я скажу, спектакль стал меньше всего думать о зрителе. Ты ставишь его в диалоге с собой, с окружающим миром. Эта маскулинность и телесная энергия существуют очень давно, со времен Шекспира. То есть театр – это же не только про возвышенные и интеллектуальные беседы, «низкая энергия» там тоже присутствует.

Есть даже целое учение Антонена Арто под названием «театр жестокости» (по Арто, на сцене происходит реальное проживание воссоздаваемых событий, и к этому процессу приобщаются все присутствующие в зале, – прим. Т-и). И во вчерашнем спектакле, и в сегодняшнем, наверное, были элементы «театра жестокости». Мир такой, время такое, театр – как зеркало.

– При просмотре «Буренушки» у меня возникли параллели с «Мухаджирами» Фарида Бикчантаева: исторический жанр, попытка исследовать национальную культуру через историю. Вы сравнивали эти постановки?

– Темы похожие, потому что, мне кажется, сейчас [в нашей жизни] происходит что-то похожее, что-то меняется кардинально. И «Мухаджиры», и «Буренушка» – они, как говорят, про «слом эпох», когда жизнь становится большим испытанием. Что-то глобально меняется, происходит трансформация, и в эту мельницу, в эти жернова попадают люди и целые народы.

– Сколько времени требуется театру, чтобы обработать эти глобальные изменения?

– Так вот же – театр уже рефлексирует (смеется).

– Можно ли назвать «Буренушку» главным спектаклем Башдрамтеатра?

– У нас нет главных спектаклей, нет какого-то одного. «Буренушка», конечно, имеет успех и фестивальную судьбу, но, например, «Черноликие» – «золотомасочный» спектакль, как и «Зулейха».

«Очень часто не я выбираю материал, а материал выбирает меня»

– На пресс-конференции к открытию ваших гастролей Бикчантаев сказал, что хотел бы поработать с вами здесь. Стоит ли ждать вас снова в театре Камала в ближайшее время?

– Фарид Рафкатович предложил совместную работу еще пару лет назад, и пока в том, что этого не произошло, моя вина. Но это потому, что я очень ответственно отношусь к предложению, для меня, конечно, огромная ответственность и честь ставить в Камаловском театре. Я уже ставил здесь один раз спектакль – «Запах полыни» (в 2013 году, – прим. Т-и).

Я сейчас ищу материал и буду предлагать его театру и Фариду Рафкатовичу. Тут ведь, ко всему, четыре сцены, я не знаю, на какой именно они хотят ставить, от этого зависит формат спектакля. Большой зал – это одно, Восточный – другое.

– Как вы подходите к выбору пьесы? Что для вас самое главное?

– Многие режиссеры говорят, что тема должна «затрагивать», но, мне кажется, [факторов] очень много: актерский состав, современность звучания материала… Спектакль должен отвечать на вопрос: почему ты сегодня это ставишь? И делать это не в лоб, как в газете написано.

Лично у меня очень часто получается так, что не я выбираю материал, а материал выбирает меня. Я читаю пьесу, и она уже не дает покоя, ты думаешь об этом материале, начинаешь прикидывать актеров. Со мной даже был такой случай, что я начал читать пьесу и уже на второй странице понял, что 100 процентов буду ее ставить.

– Вы выбрали для «Черноликих» Большой зал, а не, например, Универсальный, из-за особенной сценографии?

– Наш зал в Уфе очень похож на мечеть, у нас и президентская ложа, откуда говорят муллы. И мы решили все перевернуть – у нас там белый светлый зал [и темная сцена], то есть черное с белым поменялись местами, как правда и ложь.

Что касается способа существования актеров, то передний план здесь существует в жанре док, то есть почти документально, актеры без грима. Средний план – уже как в театре, с более выразительными словами и мимикой. А дальний план почти цирковой, с народным беснованием и буффонадой.

Автор: Жамиль Салимгареев
Источник материала: tatar-inform.ru