Артур Шайдуллин: «Наш зритель в большинстве своем любит посмеяться в татарском театре, и думать не привык»

Заслуженный артист Татарстана Артур Шайдуллин - в Камаловском театре самый танцующий актер - после Ильдуса Габдрахманова, конечно. Хореограф - выпускает спектакли в других театрах, любимый педагог учеников детской студии «Апуш». Вырос в Казани, но творческий путь начал в Атне - мой первый вопрос ему об этом.



- Артур, хочу начать с моего любимого Атнинского театра - ты начал свою творческую карьеру именно там. Как ты, выросший в городе молодой актер, попал в единственный в России государственный сельский театр? 

- Сразу после училища мы все - выпускники одного курса, поехали туда. Мы хотели работать в театре, нас позвали - и мы поехали. Мы подумали: учились вместе, и работать будем вместе. Фарит Рафкатович тоже посоветовал. Мы приехали. Но для меня, выросшего в городе, другой порядок жизни показался немного диким. Для выросших в деревне ребят это очень уютный театр…

- Извини, перебиваю. У тебя в жизни не было деревни, спросила бы я, потому что татарский у тебя очень красивый.

- Была у меня деревня. Мой покойный папа летом возил меня к себе в деревню Омары Мамадышского района. Там я оставался на месяц, полтора месяца. Знаю, что такое деревня, и лопатой работать приходилось…

- Это разве не русская деревня?

- Там и русские, и татары живут, русских больше.

 -Тогда ты уникальный татарский артист - городской парень с опытом проживания в русско-татарской деревне… Продолжим - вот вы приехали в Атню…

- Да, мы приехали. В театре с утра до вечера репетиции. Но эта жизнь не подошла моей энергетике. Это было не мое. Мы поехали в Атню шесть человек. Если не ошибаюсь, там из нашего курса остался только Фаяз Хусаинов. Кто-то вообще ушел из театральной сферы, открыл свой бизнес.

Знаете, если, во-первых, эта местность для меня незнакомая, как-то неродная, во-вторых, там совсем некуда пойти. Общежитие - театр, и все. После шумной, активной студенческой жизни - этот мир просто угас… Нас сразу ввели в спектакли, которые уже есть в репертуаре театра. Одним словом, нас надолго не хватило, мы решили вернуться. В Казань…



- Вот так и ушли, получается, в никуда?

- Да. Конечно, было немного страшно. Я чувствовал себя как собака, которая осталась без дома. Был период депрессии, конечно. К тому же это была осень. И погода такая.

- То есть, вы проработали совсем недолго.

- Два месяца - август, сентябрь. В октябре вернулись в Казань.

- И как встретила Казань своих “бездомных” артистов?

 -Мы подходили и к нашему руководителю курса Фариту Бикчантаеву, и ко второму своему мастеру Ильгизу Зайниеву. Ильгиз абый предложил сделать с нами эксперимент. Мы с ним стали ставить спектакль «Нух пингвиннары» («У ковчега в восемь»).

- Я помню этот спектакль. Кажется, он был на сцене Союза театральных деятелей.

- Да. Ильгиз абый, чтобы сохранить в нас дух творчества, начал работать с нами. Мы выпустили этот спектакль после 2 месяцев репетиций.

- Без денег?

- Мы со своей командой выступили в одном мероприятии, на полученные деньги сшили костюмы. Работали ради творчества, на энтузиазме. Нам это тоже надо было, чтобы не терять форму. Мы этот спектакль, кажется, играли всего 3 раза - один раз на сцене СТД, два раза в Малом зале Камаловского театра. Затем Айдар Заббаров вместе с нами по пьесе Ильгиза Зайниева поставил спектакль «Күсе һөҗүме» («Бросок крысы»). Он тоже был сыгран всего 2 раза. Это была очень интересная вещь в жанре триллера. Зритель сидел на сцене, за ним закрывался занавес, такой закрытый формат это был…

- Это все вы делали бесплатно, без финансирования.

- Да.

- А кто тебя обеспечивал в это время? Мама?

- Получается, так. В дни, когда вышел «Бросок крысы», мне звонил Фарит абый, а я не видел звонка. И мне Айдар Заббаров сказал: “Сходи в театр, тебя зовут”. Какую бы работу не предлагал Камаловский театр, я был готов пойти - хоть звукооператором, или что-то другое, что я могу делать… Меня в театре встретил Ильфир Ильшатович (Ильфир Якупов – директор Камаловского театра - авт.), сказал, что есть один штат артиста драмы.  Я буквально онемел. Даже слезы выступили - хорошо помню. «Да, конечно!» Я был готов. Подписал заявление, и на следующий день в «Кыю кызлар» (“Смелые девушки”) вышел в массовке. Это был удивительный момент.

С детства моей мечтой был Камаловский театр. В училище я жил этой мечтой. С первого класса ходил в театральный кружок, которым руководила Роза Нургатовна Ибятова. Я безгранично ей благодарен — это она дала первый толчок на моем творческом пути.

- В Казанском театральном училище татарскую группу сам выбрал?

- Да. Я же учился в татарской гимназии №16. Мы все предметы изучали на татарском языке. Вообще, простите, если покажется пафосным, я действительно рос всецело в идеях служения татарскому народу. Поэтому выбрал татарскую группу.
Таким образом, в феврале 2013 года моя мечта сбылась.

- Кому позвонил первым, чтобы сообщить эту радость?

- Маме. Конечно маме!

- Она жаловалась, что ты полгода шатаешься без работы?

- Нет. Мама всегда была со мной рядом и всегда поддерживала меня. Она понимала, что я живу с мыслью о театре. В 11 классе были моменты, когда сомневался, думал, а нужен ли мне театр. Все-таки, денег у артиста не так много. Я решил поступить в экономическое отделение Казанского строительно-архитектурного университета. Ну какой из меня экономист, когда я не могу решить задачу по математике с применением обычных формул? Но я ходил к репетиторам, готовился. Ближе к моменту поступления уже не так был уверен, что хочу туда поступать, во мне укрепилась мысль: “Почему я должен учиться и работать в той сфере, которая мне не нравится?”. Я думал о сцене. Ходил в институт культуры - не понравилось. Слышал, что в театральном училище дают более основательные знания, и решил пойти туда. Ничуть не пожалел. И мама была рада.

- Мама работает в сфере культуры?

- Нет, ее работа не связана с культурой и искусством. У нас в роду никто не имеет отношения к театру.

- Но разве мама не переживала, что ее сын после училища так и не устроился на работу? И знакомые, наверное, думали - такой взрослый сын и ходит без дела.

- Мы не обращаем внимания, пусть говорят. Хотя, тогда еще, может быть, и обращали, все-таки в годы учебы в училище я как-то стеснялся. Сейчас ни капельки стыда или смущения перед мнением других людей нет. 

- У тебя серьга в ухе - этого люди тоже могут не понять, а что сказала мама?

- Ничего. Мы серьгу с Ильдусом абый Габдрахмановым надели перед выходом спектакля “Бию пәрие” (“Очарованный танцем”). Танцоры ведь и одеваются по-своему. Мы тоже, на основе этого стереотипа, решили попробовать так сделать. Как говорится, искусство требует жертв, мне давно хотелось попробовать. Оказалось, что Ильдус абый тоже в молодости хотел, но так и не решился. Вместе сходили в салон, прокололи уши.


Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


- Ильдус Габдрахманов - танцующий актер театра. Раз уж вы и уши ходили прокалывать вместе, чувствуешь ли ты себя его продолжателем? По нему даже не скажешь, что на шестом десятке - держится молодцом!

- Да, он для меня пример. Когда впервые увидел, как он танцует в спектакле, я был просто поражен. Думаю, что у меня есть миссия продолжить его дело.

У меня есть видео, где я в 10 лет стоя на диване безумно танцую. Энергия танца, видимо, началась с этого. Ее надо было сформировать. Когда во втором курсе стали учить сценическое движение, у меня по-настоящему появился интерес к танцу. У меня это началось с Майкла Джексона. И пошло-поехало. Дома смотрел видео, вставал перед зеркалом и учился делать его движения. Даже “лунную походку” сам научился делать.

- Необходимости в педагоге не было?

Как сказать? Это все равно нужно. Чем бы ты ни занимался, база нужна. Я благодарен преподавателю танца Рушану абый Шаехову, преподавателю сценического движения, фехтования Рустаму Фатхуллину – он научил многим вещам и вне своего предмета. Я ходил на мастер-классы. В рамках того же форума “Науруз”, например, бывают занятия по пластике, приезжали педагоги ГИТИС - туда я тоже ходил.

У каждого танцора свой стиль. Мне в настоящее время близка авторская хореография. Потому что я задал себе вопрос: «Через какую пластику ты можешь передать свою мысль?». Танец придумываешь сам - в твоем танце есть смысл и отношение. Это может быть даже не танец, а пластическая композиция. Я люблю, когда актер без слов может передавать какой-то смысл, мысль. Для меня это главный стимул.

- У нас главный представитель современного танца — это Нурбек Батулла. Как относишься к его творчеству?

- Нурбека я уважаю. Мы с ним даже работали вместе в одном проекте - театрально-цирковом представлении «Печән базарында». Я восхищаюсь его энергией. Вот такой должна быть энергия танцора! Сверхъестественная, слившаяся с космосом энергия! Он живет в своей стихии. У меня есть друзья, которые любят народные танцы и не могут выбраться из них. А мне самому ближе современный танец, близкий к постмодернизму.

- После училища ты продолжал получать образование?

- Поработав в театре 1 год, я поступил на заочное отделение в Казанском институте культуры. Это просто ради диплома. Потом 2 года учился в ассистентуре на режиссуру.

- Значит, ты полноправный режиссер с образованием.

- Да.

- Уже есть какие-то работы в качестве режиссера?

- В этом году мне предложили проект, который знакомит туристов с тюрко-татарским миром - мы сделали спектакль в юрте, сооруженной на территории Старо-татарской слободы у мечети Марджани. Для написания сценария консультировался с учеными Института истории. Так появился часовой спектакль «Зов предков. Мгновение Ашины». Там играет 2 состава из молодых артистов Кариевского и Тинчуринского театров. Больше играем на русском, но в перспективе будет на 2 языках. Татарская национальная еда, старинные музыкальные инструменты - все там есть. Все сделано очень качественно, красиво.

- В этом сезоне работаешь со студией “Апуш”?

 - Да. В двух студиях - в КЦ “Сайдаш” и “Московский”. Говорят, что с детьми работать сложно. Знаю, что сложно. По полчаса уходило только на то, чтобы построить их в один ряд. Но сейчас я уже нашел подход к каждому из них. Даже без слов могу их успокоить. Сейчас в “Апуш” хорошая дисциплина, как в театральном училище. Здесь ребенок с малых лет получает воспитание. Они любят меня, а я люблю их.

- Кто из педагогов был примером для тебя самого? Авторитетом.

- Образец педагога? По-разному. По жесткой дисциплине беру пример с Фарита Бикчантаева - он умел нас держать в одном кулаке. В училище Рауф абый Нуриев тоже заставил нас попотеть. У каждого педагога, который у меня был, свой метод, они все по-своему интересные. Артисты ведь любят наблюдать, наше главное качество - наблюдение. Мы берем какие-то фишки людей и используем на сцене. Я тоже, когда работаю со своими учениками, создаю сборный образ педагога. И кнутом, и пряником - бывает и то, и другое.

- Кажется, я тебя не видела ни в одном татарском фильме. Мечтаешь сняться в кино?

- И сняться хотел бы, и снимать. Я вообще люблю снимать видео. Для этого, вот, купил айфон, освоил множество видеоприложений. Уже делал ролики с их помощью. Это мне очень интересно.

Мы ведь еще с Миляушой Шайхутдиновой ведем занятия по актерскому мастерству в «Бала-сити». Когда я пришел, то предложил вместо новогоднего спектакля снять вместе с детьми фильм. Сам написал сценарий, выбирали разные локации и на телефон сняли 70-минутный фильм. Показали его в «Бала-сити».

А чтобы сниматься в кино, надо выделять для этого время. В театре работы очень много, это ведь наше основное место работы. Театр я ставлю на первое место. Если есть какие-то проекты на стороне, мы согласовываем с руководством.

- Насколько я знаю, «Бала-сити» довольно дорогое место, туда ходят дети богатых родителей. Как тебе работается с такими? Наверняка у них высокие требования. Не приходится сталкиваться с тем, что каждый родитель желает для своего ребенка лучшие роли, особые условия?

- Приходится, конечно. Такие родители бывают в любой школе, и не только среди богатых. Например, у ребенка способности не настолько большие, но ведь его мама считает по-другому. Конечно, пробуешь этого ребенка ставить на главные роли, но ведь со сцены все видно. Сейчас я уже не обращаю внимания на такие вещи. Тем, кто заявляет, что у них ребенок самый лучший и талантливый, говорю: “Я вас понимаю, но каждая звезда зажигается в свое время, подождите». Детей берём на роли так, как сами считаем правильным. Кого видим в главной роли - тот и будет играть. До родителей мы свою позицию донесли.

«Моральное падение человека того времени надо было показывать только так»

- Когда ты сказал, что стыда перед чужим мнением не испытываешь, я вспомнила «Тормышмы бу?» Айдара Заббарова. Ты уже понял, о чем буду спрашивать - ты там по сцене бегал совсем голый. Почему на эту роль был выбран именно ты? Как это объяснил Айдар?


Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


- Забавно это было. Сидим на репетиции в Малом зале, Айдар говорит: “Есть одна интересная сцена. Одному артисту надо быть голым”. Я говорю - давай я.

- Сам вызвался?

- Да. С Айдаром мы учились на одном курсе. Он говорит: “Ладно”, - говорит. “Снимай”. Что такого - хоп!

- На репетиции?

- Ну да. Все занятые в спектакле артисты были там. Все: «а-а-а-а-а...» Просто во время спектакля прикрываешь пиджаком - и все. Искусство требует жертв.

- Интересно, Айдар тоже имел ввиду тебя, когда заговорил об этом?

- Не знаю. Я сам первый сказал “я”.

- А почему?

- Я люблю какие-то нестандартные решения, нестандартные поступки.

- А мама? Что она сказала?

- Ничего не сказала.

- Она заранее знала? Или получила сюрприз на премьере?

- Я ей сказал, конечно. “Готовься, такое-то дело”. Она сказала: “Ладно-ладно”. Похвалила.

- Знаю, что Салавату Закиевичу это не понравилось. В театре при встрече ничего не сказал тебе, не упрекал?

- Я знаю, что ему не понравилось. Напрямую сам не сказал. Хотя при встречах с ним в театре много раз бывало, обсуждали спектакли. Видел его интервью в проекте нашего театра «Әле». Он там интересно сказал.  Ну ладно, у каждого свое мнение.

- Еще кто-нибудь говорил? Может быть, артисты старшего поколения.

- Не помню. Может быть, и говорили. Был такой момент: даже за 1 день до премьеры мы сомневались “Надо это или нет?”. Все-таки татарский театр. Есть стереотипы. Режиссер сказал “надо”, раз уж он сказал…

- А тебе зачем это нужно - ты просто доверился режиссеру, или сам точно понял, что это нужно сделать.

- Гаяз Исхаки ведь написал это. Он писал со знанием своего времени. Значит, так и надо было показать. Моральное разложение человека того времени можно показать только так. Этот парень из грязного публичного дома не может выбежать аккуратно одетым. Его аморальность должна вот так выстрелить. Эффект именно в этом.

- За эту роль никогда не чувствовал себя неудобно, и ты продолжаешь играть ее, так ведь?

- Нет, не чувствовал. Наоборот, играю с большим желанием (смеется).

- Каких-то курьезных моментов не было? Например, оставался обнаженным больше положенного времени. Или пиджак, которым ты прикрываешься, упал…

- Было. Там же стог сена. Пуговица пиджака зацепилась за веревку, которой привязан этот стог. У меня 2-секундная паника - что делать? Дернул сильно и вырвал пуговицу. 

Самое интересное - спектакль мы играем уже 6 лет, за эти 6 лет у меня 3 раза после этой сцены были аплодисменты и кричали “браво”. Специально считал. «Ого!» говорю. И так бывает! Вот же. Значит, правильно сделал, что вышел в этой роли!

- Значит, в татарском театре ты первый мужчина, который разделся.

- Что-то когда-то должно же быть первым.

- Как относишься к тому, что на сцене обнажаются женщины? В спектакле «Курчак туе», пусть и спиной к зрителю, разделась Нафиса Хайруллина.

- Да, спиной. Я считаю, что это - искусство! У нас еще все довольно целомудренно. В Москве какие только спектакли не идут! С точки зрения татарского менталитета, у нас отношение немного другое. Но многие принимают. Мне кажется, это просто надо уметь принимать. Это - театр. Режиссер как скажет - так и будет. Мы - актеры - выполняем лишь поставленную режиссером задачу. Если режиссер так видит, значит, так будет.

- Получается, ты не сторонник того, чтобы актеры спорили с режиссером и доказывали свое видение.

- Я никогда не говорю “нет”. Как скажут - так и делаю.

- Ты говоришь о московских театрах. Если бы там работал, делал бы все, что требуется?

- Ха, думаю, что нет. Нет! Потому что все равно есть какая-то дисциплина в искусстве. Есть рамки. Из этих рамок выходить нельзя.

- Что для тебя считается выходом за рамки?

- Я думаю, то, что вы видели — это уже предел. Это максимум, что могу себе позволить. Куда еще?! Если бы на мне не было пиджака, то вышел бы из рамок. Пиджак я не снял бы. Даже это уже был предел, буквально висящий на волоске. Остальное точно нельзя.

«Я не люблю просить. Наверное, надо научиться»


Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


- Заработанных денег тебе хватает? Ты много работаешь, поэтому, стоит полагать, что да.

- Хватает.

- Если работаешь много, как со временем? Отдыхать успеваешь?

- Выходных у меня, можно сказать, нет. Сейчас идут репетиции спектакля “Альфия”. В театре 2 раза в неделю у нас сценическая речь, уроки хореографии - приходишь в театр и танцуешь, говоришь — это наша основная работа. Хотя, я и без работы не могу, 2-3 дня - и уже чувствую ломоту в теле, оно меня перестает слушаться.

- В свободные дни что делаешь?

- Смотрю разные видео. Монтирую свои видео, мне это интересно.

- Читаешь книги?

- Если честно, редко. Времени не хватает. Летом заказал 3-4 книги в интернете, по пластике, психологии - еще не дочитал.

- Художественную литературу?

- Читаю. Потому что для работы в студии “Апуш” тоже надо готовить материал. Мы ведь работаем с прицелом на несколько месяцев вперед. Ищем пьесы, если найдем что-то интересное, предлагаем друг другу.

- Ты живешь с мамой?

- Нет, из нашего дома на «Ферме-2» ездить в театр далеко. Там сейчас построили много домов, образовались пробки. К репетиции, назначенной на 10 часов, надо встать в 6 утра и выехать в 7 утра. Поэтому я снял квартиру ближе к театру - решил пожить своей жизнью. Сейчас до театра доезжаю за 15-20 минут.

- Новое здание театра ждал с большими надеждами?

- Да. Я считаю, что это большое событие. Наши артисты сходили, они просто поражены масштабом и красотой. Мы привыкли к этому зданию, но надо смотреть в будущее. Новое пространство даст новые формы. И работы у нас станет больше. Там 3-4 сцены, их надо наполнить. Я для себя ожидаю танцевальную аудиторию - потому что для импровизации тоже нужно пространство. Об этом давно мечтаю.

- Что касается мечты, хотел бы выпустить свой пластический моноспектакль?

- Хотел бы. Не сам себе, а чтобы кто-то поставил со мной. Если будет такое предложение, я открыт.

- Хо, собирается сидеть и ждать.

- Ну, как сказать? Я не люблю просить. Наверное, просить тоже надо научиться. Не умею просить. Мне предлагают, и я делаю. 2024 год, тфу-тфу, не сглазить, для меня был очень успешным. Потому что принял участие во многих проектах. Театрально-цирковая программа «Печән базарында» стала неожиданным предложением. Когда в сценарии прочитал: «Тукай садится на коня и взлетает», – я испугался: “Что ты делаешь со мной, Ильгиз абый?».

Ладно, начали ходить на репетиции. В цирке впервые сел верхом на коня. А еще надо скакать галопом. «Нет, я это не смогу», – говорю я. Там своя техника. Вроде ты просто сидишь на коне, бежит-то конь, но с тебя течет пот. Артисты джигитовки тоже сказали: «Не сможет, сами выйдем». Артистам цирка не хочется свой продукт отдавать кому-то. Они говорят: “Давай этот эффект сделаем сами». Ильгиз абый сказал: «Нет, он сам сделает». Поначалу я мучился, но руки привыкли, сел на коня и сделал что сказали.

- Понравилось ездить верхом?

- Понравилось. С этим конем мы подружились. Такого огромного коня в жизни не видел.

А что касается моноспектакля, знаете, мне кажется, я еще не созрел для этого. Как яблоко, которому необходимо созреть. Но мысль есть. Моноспектакль это, или другой пластический спектакль - мечта такая есть.

- В театре есть что-то, чего тебе не хватает?

- На данный момент мне всего хватает. Своим статусом в своем театре я доволен.

“Наш зритель в большинстве своем любит посмеяться в театре, и думать не привык»


Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


- Мы говорим, что татарский зритель смотрит комедию, что-то развлекательное. Мировую классику, которую вы изучали, и которая развивает артиста, татарский зритель особо не жалует. Тебя не злит мысль, что татарский артист не дает тебе насладиться, играя Шекспира, Чехова… Не хотелось предъявить зрителю: “Я мог бы показать тебе больше, почему ты не хочешь видеть меня в таких образах?”. 

- Такое есть, да. Начинаешь ставить татарскую классику, то же самое. Зритель говорит: «Что это такое? Ни слова не понятно». Наверное, непонятно, потому что там литературный язык. Возьми татарских классиков - Галиаскара Камала, Карима Тинчурина, русских - Чехова, Островского - у них литературный язык. У Мольера и Шекспира язык и вовсе поэтический.

- Хочешь сказать, что проблема в языке?

- Да. Вторая причина, наверное, в том, что зритель не воспитан. Образованный, начитанный зритель понимает, с удовольствием ходит. В репертуаре нашего театра есть «Ричард III», поставленный Ильгизом Зайниевым, “Дон Жуан”, поставленный Фаритом Бикчантаевым. У меня есть знакомые, которые по 5-6 раз ходили на эти спектакли. Нравится им классика, нравится! Но наш зритель в большинстве своем любит посмеяться в театре, и думать не привык. Лишь бы ему дали хорошенько посмеяться. Но театр ведь немного не про это. В театре должны быть разные жанры - и драма, и комедия, и мелодрама, и музыкальная драма - принимаешь ты их, не принимаешь - твое дело.

- И что делать с этим зрителем, который любит просто смотреть комедию и посмеяться?

- Надо дойти до зрителя, достучаться до него, что надо смотреть разное.

- А каким спектаклем ты сам хотел бы достучаться? Что хотел бы показать?

- Ранее я упоминал в своих интервью… Все время говорю это…

- Что хотел бы сыграть Рудольфа Нуриева? 

- Может быть… Да, Рудольф Нуриев тоже. Но сейчас хочу сказать, что Гамлет. Почему-то я люблю этого персонажа.

- Такое счастье досталось только артисту Тинчуринского Артему Пискунову. Кроме Тинчуринского, не знаю, чтобы за последние 30-40 лет Гамлета ставили в каком-нибудь татарском театре.

- Если не дадут Гамлета, я бы хотел играть Короля Клавдия в той же пьесе. Этой мечте уже много лет. Может быть… Возможно, это мог бы быть пластический спектакль. Сейчас каких только нет интерпретаций спектаклей!

- Значит, ты сделаешь пластического “Гамлета”.

- Во! Видимо, к этому идет.

- Тогда остается просто искать режиссера. Артур, твой татарский для городского мальчика довольно хороший. Благодаря кому? Кто постарался, научил тебя языку?

- Из школы пришел с хорошим багажом. А правильная, чистая речь, наверное, началась с училища. Чтобы язык всегда пополнять, обогащать, надо постоянно на нем говорить. Тогда ты можешь свободно разговаривать, с каждым выходом на сцену опыта становится больше. Уже 12-й год, как я в театре. В первые годы, если приглашали на какие-нибудь передачи, я думал по-русски, переводил в уме и отвечал. Сейчас я свободно могу мыслить и на татарском, и на русском.

- Как считаешь, со сцены должна звучать только литературная речь? Или в современных спектаклях допустима и очень упрощенная уличная лексика?

-  Литературный язык мне очень близок, у него своя мелодика, поэзия. А что касается современных спектаклей… В спектакле «Бию пәрие» у меня есть всего одно слово из уличной лексики, я там говорю: «Прикинь». Но это такой прием, чтобы показать, что такие слова не украшают наш язык, что так не стоит говорить. Не знаю, работает это или нет, но я говорю это слово в целях воспитания.

Что касается языка – то в спектакле артист разговаривает так, как написал в пьесе драматург.

 «Первые мои шаги в Камаловском театре начались с танца в “Черной бурке”»


Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


- Ты теперь как хореограф выпускаешь спектакли в других театрах. Тебе нравится?

- Да. Началось с мастер-классов: театр отправлял на «Биляр форум» или в разные школы проводить мастер-классы. Потом позвали в “Бала-сити”. Потом - в школу “Сэлэт”. А потом уже в “Апуш” пригласили. Сейчас “Апуш” я очень люблю. А до “Апуша”, оказывается, еще мы в Ренатом Аюповым в Кариевском театре выпустили “Алые паруса”. Он у меня спросил, не могу ли я предложить какого-нибудь режиссера по пластике.

- Ты сказал, что можешь сам?

- Я сказал, что я тоже занимаюсь. Попросил показать мои работы. Когда я показал видео, сказал: «Давай, работаем». Я сказал: «Вау», потому что у меня было желание попробовать поработать с артистами театра. Руководство нашего театра дало разрешение, так мы выпустили “Алые паруса”, “Сабантуй”. Объемные работы! Мне нравится эта деятельность.

- Ты танцы ставишь исходя из физических возможностей артиста, или требуешь от всех максимума?

- Исходя из возможностей. Если где-то не может, то надо сделать так, чтобы его недостатки казались его плюсом. Цель такая. Тогда получается интересно.

- Я не стану спрашивать, понравился ли тебе спектакль “Сабантуй”, поставленный в Кариевском театре. Там, кажется, все профессионально выполнили свою работу - и режиссер, и драматург, и композитор, и хореограф. Но идею Сабантуя животных я не смогла принять.

- Думаю, что там я выполнил большую работу. С начала до финала построил композицию. Еще в училище я любил браться за тему животных. Животных изучал, для этого даже брал диски с выпусками программы “В мире животных”. В первом курсе на актерском мастерстве, помню, на экзамене попались 3 животных: кошачий лемур, барсук и пустынный хамелеон. С животными я дружу. И сам играть люблю, и артиста вводить в эту форму тоже.

- Продолжая тему, как ты относишься к квадроберам и критики в их адрес?

- Ужас! Я только недавно узнал, кто они. Куда катится мир, говорю.

- Кто ужас - квадроберы или критикующие?

- Квадроберы ужас. Чтобы играть роли животных, есть сцена, это оправданно. А ползать по улицам на четвереньках - до этого не должно доходить. Мне попадались такие видео.

- Каких животных ты играл на сцене театра?

- Мы до сих пор в Малом зале играем сказку “Кәҗә белән Сарык” (“Коза, овца и др.”). Я там Волк.

- Значит, в большом зале в спектаклях уровня “Черной бурки” животных не играл? Каким там был Вороном Равиль Шарафеев! 

- Шикарно! В таком “взрослом” спектакле животных не играл.

- Помечтаем немного: какого животного ты бы сыграл, если бы этот спектакль возобновили?

- О Тузаре (кличка собаки - авт.), наверное, мечтают все — это естественно. В первом курсы мы ходили смотреть этот спектакль. До сих пор перед глазами стоит, как Ринат абый (Ринат Тазетдинов. – авт.) в свои 60 лет кувыркался на сцене, и поразительные “крох! крох!” Равиля абый Шарафеева!

- А Зайчиха Лейсан Рахимовой…

- Восторг! Там все образы созданы филигранно. Все разные. Осёл Асгата абый (Асхат Хисматов - авт.) удивительный. Хотя я не играл в таком спектакле, танцевать там мне посчастливилось. Там же массовка танцует. Мы там как стадо овец следуем за Радиком абый (Радик Бариев - авт.), в следующем танце мы уже собаки, а потом стая волков. Я тогда был во втором курсе - Фарит абый взял там танцевать. Таким образом, мои первые шаги в Камаловском театре начались с танцев в “Черной бурке”. Овцы, собаки и волки - классно же. Затем в «Мендәр әкияте» (“Душа подушки”) играл Крысу. Этот спектакль шел недолго. Репертуар с животными примерно такой.

- Артур, какие у тебя отношения с соцсетями? Вижу, что ты изредка ставишь статусы в ватсапе. Ты сам, конечно, не блогер, но мог бы жениться на девушке-блогере?

- С блогером жить я бы не смог. Хотя я иногда сижу в соцсетях, видео со мной может быть раз в году. И то лишь для того, чтобы позвать зрителя на наш спектакль. Я не могу просто ходить и снимать видео: “Здравствуйте, как ваши дела?”. У меня нет такой способности. Некоторые видео, собравшие миллион лайков, смотрю с удивлением: “Видимо, я совсем ничего не понимаю». Человек стоит и делает какое-то движение - и это называется тренд. И они собирают лайки.

И помимо блогеров есть интересные вещи в интернете. Смотрю зарубежные спектакли. Например, нравятся работы хореографа Акрама Хана. Кажется, в рамках фестиваля “Науруз”, он показал в Казани свой спектакль “Вертикальная дорога”. На театральную хореографию я вдохновился именно от этого.

- Спрошу также о твоем отношении к хейтерам. О том, что критика для тебя - “как с гуся вода”, я уже поняла по одному из твоих видео.

- Я бы сказал: «Вам легко говорить! Выйдите сами вместо артиста и попробуйте сделать! Хотя бы одно движение! Одно слово! Потом поговорим». Диванных критиков не очень понимаю. Хотя, они тоже нужны. Возможно, это люди, которые имели тягу к творчеству, но не смогли стать актерами. Завистники тоже, наверное, есть. А у некоторых характер такой. Бывают люди с плохой энергией, дурным глазом. Когда в зале сидят такие, это и на сцене ощущается. Поэтому, чтобы защититься от сглаза, я ношу браслеты. Почему-то я верю, что они оберегают. Однажды на сцене браслет с треском порвался. Это был спектакль «Бию пәрие» - браслет вдруг порвался - я подумал, что в зале был человек, у которого дурной глаз.

- А может быть, чей-то влюбленный взгляд “взорвал” браслет?

- Нет, таких взрывных чувств не надо.

- Самый актуальный вопрос: почему до сих пор не женился?

- Да, самый актуальный вопрос. Я его много раз в день слышу. У меня есть девушка, просто пока не поженились. Потому что для красивой свадьбы надо много денег. А мы эту красивую свадьбу хотим… Это ведь событие, которое бывает только раз в жизни.

СПРАВКА

Шайдуллин Артур Ралифович родился 21 августа 1991 года в Казани. В 2012 году окончил Казанское театральное училище и начал работать в Атнинском театре. С 2013 года в Татарском академическом театре имени Г.Камала. 
В 2024 году стал заслуженным артистом Республики Татарстан. 

Роли: Шакирд – «Смелые девушки» (Т.Гиззат); Закир – «Банкрот» (Г.Камал); Ричард – Герцог Йорк - «Ричард III» (В.Шекспир); Хаммат – «Хужа Насретдин» (Н.Исанбет); Гали – «Галиябану» (М.Файзи); Волк – «Коза, овца и др.» (И.Зайниев). 

 

Автор: Рузиля Мухамметова
Источник материала: intertat.tatar

Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале