Фото: © «Татар-информ»
Мне давно хотелось поговорить с Азгаром абый, но встреча получилась не сразу. К счастью, возможность все же представилась, мы встретились, поговорили о театре, творчестве и, конечно, судьбе нации и артиста. Прежде всего, я поздравила его с включением фильма «Плакса» («Җылак») в лонг-лист кинофестиваля «Ника». Фильм татарстанского режиссера Алмаза Нургалиева, повествующий о судьбе актера и человека Азгара Шакирова, вышел в 2023 году. Играющий в нем Азгар абый представлен к премии «Ника» в номинации «Лучшая мужская роль».
«Вы смогли сказать в этом фильме всё, что хотели сказать?» – спросила я его. «Нет, наверное, – ответил он задумчиво. – Не знаю почему, но жизнь моя прошла вот так. Так получилось, что всю жизнь я доказывал, что татары – нация, ни в чем не уступающая другим. Выступая перед большими залами, говорил людям: «Вы должны знать, кто вы такие, вы должны везде и всегда держаться с достоинством!» Татарам свойственно недооценивать себя, принижаться, гордости не хватает. Так уж заведено. Я всю жизнь с этим боролся», – тихо сказал мой собеседник.
«Было бы лучше, если бы тогда же и умер»
– Азгар абый, у вас был инсульт. Увидели краем глаза, что там, «на том свете»? Что вам запомнилось?
– Я выжил, Аллах не дал мне уйти. Но мне показалось, было бы лучше, если бы тогда же и умер…
– Почему так?
– Раз уж случилось такое, ушел бы потихоньку, было бы легче. А сейчас беспокойно от того, что это состояние возвращается. Голова начинает кружиться. Раньше такого не было.
– Если вернулись, значит, что-то еще не доделали, значит, вы здесь нужны.
– Не могу сказать. Просто так мне не жилось, конечно. Неудобным был человеком. Очень неудобным.
– Вы и раньше знали, что вы неудобный?
– Я пробовал угождать, подхалимничать, но было уже поздно. Надо было просто подстраиваться, льстить, подчиняться… Не получилось.
– Я бы не сказала, что вы плохо живете.
– Тому, кто подстраивается и льстит, живется легче. Но меня Аллах создал другим, тут уже ничего не изменишь. Я всегда думаю: откуда у меня эта мысль, что мы не хуже других народов, что мы с ними равны? Почему она у меня зародилась, как она в меня вложена?!
– Может быть, были наставники, которые к ней привели?
– Я и сам этому удивляюсь. В 90-е впервые прочитал Гаяза Исхаки и подумал: «Какой же великий писатель!» Для меня это было открытием, потому что мы же даже не знали о его существовании. Такого великого человека я до этого не видел.
– О судьбе нации начали задумываться в 90-х?
– Да. Я жил с мыслью, что театр – великое искусство. Я видел много театров, и за рубежом тоже. Могу сказать, что то, что у татарского народа есть настоящий театр, в корне изменило его жизнь. Мы навеки благодарны тем, кто основал татарский театр. Они голодали, жили в нищете, чего о них только не говорили… Как при всем при этом они умудрились достичь таких высот в искусстве? Какие были люди 100 лет назад! И почему мы сейчас так отстали? Должно же быть развитие…
– Собиралась спросить вас, с кем из великих людей вам хотелось бы побеседовать, но теперь догадываюсь, что это Гаяз Исхаки.
– Я навечно благодарен ему за то, что он открыл мне глаза. Но чтобы беседовать с ним лично – об этом я даже думать стесняюсь. Для меня он величина номер один. Потом появились другие, начиная с Аяза абый... Произведения писателей я читал на радио.
– Гаяз Исхаки, Аяз Гилязов… Как считаете, есть у нас еще писатели, произведения которых останутся в будущем?
– Не знаю. Думаю, такого уровня быть уже не может. Людей, понимающих развитие мысли на таком уровне, нет и у других народов. Я в свое время всех старался читать. После Гаяза Исхаки все они выглядят второсортными.
Фото: © Султан Исхаков / «Татар-информ»
«Нас с Ринатом и Раисой поселили в одной комнате. Я старался им не мешать, спал на балконе»
– У вас сейчас есть человек, с которым вы можете свободно поговорить, обменяться мыслями?
– Сейчас таких разговоров у меня уже не бывает. Мои товарищи покинули этот мир. Уходят они… Уходят. Вот и Раиса (супруга Рината Тазетдинова, – прим. авт.) умерла. Ринат ушел, и она за ним. Похоронили со всеми почестями, театр оказал большое уважение, Аллага шөкер.
– Тяжело было, когда ушел Ринат абый?
– Конечно, это тяжело. Мы же вместе жили, в соседних квартирах. Это как в соседних комнатах жить. Интересно, что после Москвы (окончания Щепкинского училища, – прим. авт.) нас с Ринатом и Раисой поселили в одной комнате. Я старался им не мешать, спал на балконе, из-за этого даже простудился. Но потом их переселили. И так было суждено, что спустя годы мы снова оказались рядом – 20 лет жили соседями!
– Теперь из щепкинцев в Камаловском театре вас осталось только двое – вы да Равиль абый (народный артист Татарстана и России Равиль Шарафиев, – прим. авт.). Общаетесь?
– Да, в театре нас двое. Еще есть Батулла (народный писатель Татарстана, режиссер, педагог Рабит Батулла, - прим. авт.). Когда встречаемся - общаемся, конечно. Но созваниваться, чтобы поговорить - такого нет.
– Для татарского мира щепкинцы были каким-то чудом. Как так получилось? В группе собрались такие особенные личности? Или это ваши наставники сделали вас такими?
– Я тоже об этом думал. Наверное, Всевышний такими создал. В 1956 году собрали вчерашних школьников, чтобы обучить их в Москве. Можете себе такое представить? Мы с Назибой (народная артистка ТАССР и РФ Назиба Ихсанова (1938-2021), – прим. авт.) из маленькой деревни, где всего 20 домов. Мы не знали, что такое радио, не видели театра, не знали, кто такой артист… И едем учиться на артистов в Москву!
Думаю, что Всевышний таким образом указал нам путь. Мои товарищи, с кем я учился, все были очень талантливые!
– Когда так много талантов в одном театре, это, наверное, не очень хорошо для артиста? Все-таки конкуренция. Или наоборот, так лучше?
– Когда вместе, это хорошо. А что касается конкуренции, то она, конечно, тоже есть. Наверное, и зависть бывает, в сфере творчества это встречается часто. Но искусство – вечно.
– Самые талантливые вернулись в Камаловский театр? Или были те, кто не захотел стать артистом, и их талант, к сожалению, оказался потерян для театра?
– В театр не вернулись казанские девушки. Если человек родился в Казани, то татарского в нем остается совсем немного. А мы были из деревни, этот свет, которым мы пропитаны, удержал нас, не дал свернуть с этого пути. В группах, которые обучались в Москве до нас и после нас, были девушки и парни из Казани. Они знали татарский, но он не был для них так близок. Они окончили ГИТИС, но их душа тянулась больше к русскому миру, а не к татарской жизни. По духу они были не совсем татары. Ты меня понимаешь?
– Понимаю.
– Они не могут принять татарский мир.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Татары, приехавшие в город, мечтают обрусеть»
– А сегодня молодежь в театре какая?
– Наши молодые артисты, слава богу, татарский знают хорошо. И к татарскому языку уважение в них еще есть. Но все равно, трагедия татарской нации сделала свое дело.
– Сейчас село переживает не самые лучшие времена. А оно было еще и местом, где сохранялся язык. Думаете, в городе язык не сохранится?
– Исчезновение татарской деревни – это и есть конец татарской нации. Татары, приехавшие в город, мечтают обрусеть. Это самое большое их желание. Это и цель для них! Самая большая цель!
– Ну, не у всех все-таки.
– У всех! Потому что они так воспитаны. В них нет гордости, они не думают, какой великий их народ. Но иногда по телевидению я вижу выступления детей (речь о телеканале «Шаян-ТВ», – прим. авт.), слышу, как красиво они говорят на родном языке, и радуюсь, и удивляюсь – где только нашли таких? Это очень меня трогает. Нашлись же люди, которые понимают, что это нужно, и сделали!
– Вот ведь, надежда все-таки есть, Азгар абый. Не все так плохо… У вас в жизни много сожалений осталось?
– Сожалений много, конечно. Человек меняется, когда приходит к Богу. После революции 1917 года целые народы на 70 лет погрузились в безбожие – это несчастье для людей.
– Жалеете, что не пришли в религию раньше?
– Да, есть такое. Вовремя не понял. Нас ведь учили верить, что Бога нет.
– Мне кажется, хотя и учили, вы так не жили.
– Нет, не жил. Я всегда говорил, что Аллах есть и он един.
– Значит, с этой стороны сожалений у вас нет.
– Все еще стоит перед глазами: отец идет на пятничный намаз в деревню Буралы в четырех километрах от нас. До 88 лет так ходил. И уразу держал. Я понимаю, что у них вера была очень крепкая. Я же уехал после школы, поэтому не все видел. Но, наверное, Аллах давал им силы все это выдержать. Я уже писал об этом – как родители держали уразу в невыносимую жару. Я говорил маме, чтобы остановилась, можно же потом возместить пропущенные дни. Но она повторяла: «Ты ничего не понимаешь».
– О том, чтобы прийти в религию, вы задумались ближе к 90-м?
– Да, так. Но внутри меня это уже было, просто не хватало осознания. Извне приходит, только если внутри что-то есть.
Фото: © «Татар-информ»
«Хочешь не хочешь, но в хадже ты плачешь, а по возвращении болеешь»
– Вы же хаджи, Азгар абый?
– Да, я был в хадже.
– Это вас изменило?
– Я поехал не совсем подготовленным. С хаджем мне помог муфтий шейх Равиль Гайнутдин. Я сам, конечно, не смог бы оплатить путевку, дорогу и так далее. Равиль хазрат воспринимал меня как очень талантливого человека. Как-то встретились с ним в Хельсинки, и во время разговора я, не особо подумав, обронил: «А отправьте меня в хадж». Он сказал, что в хадж надо ехать подготовленным, со знаниями, что это не санаторий для отдыха.
Там я пробыл 24 дня. Находился рядом с людьми, которые знают все тонкости хаджа, делал все на их примере. Не могу сказать, что вернулся другим человеком, но эта поездка, эти дни повлияли на меня. Хочешь не хочешь, ты там плачешь, а по возвращении болеешь. Я никогда не хвастался тем, что был в хадже.
Я жил только с одной целью – чтобы доказать, что татары не хуже других народов. Чтобы это доказать, я был готов сделать все, что скажут.
– Кажется, хотя бы на своем примере вы это уже доказали.
– Не знаю, не могу так сказать.
– Хочу задать и такой вопрос: очень талантливые и перспективные артисты потеряли все из-за пристрастия к алкоголю, растратили свой талант. Что уберегло вас от такой участи?
– У артиста много работы. Ты не можешь постоянно пить, тогда ведь и работа не идет. Слава богу, мои товарищи оказались людьми стойкими, воспитанными. Если бы они пили, то не удалось бы им прожить до 85 лет. Кто много пьет, живет максимум до 35-40 лет.
– Если видели такого человека – талантливого, но пьющего, пытались его предостеречь, остановить?
– Нет, я не был настолько мудрым.
– Вы написали две книги. Удалось ли вам вложить в них все мысли, которые хотелось высказать? Или что-то еще осталось?
– Были, были мысли, но не получилось. Почему я взялся писать… Я хотел объяснить нашему народу, насколько талантливы люди, которые работают со мной.
Фото: © «Татар-информ»
«Если человек богат, это не значит, что он похотливый подонок»
– Азгар абый, у театра новое здание, на его открытии вы вместе с труппой стояли на новой сцене. Ваше сердце приняло новое здание?
– Построили ведь его, спасибо Аллаху. Это здание непривычное для нас, оно сделано по европейским веяниям, по их методике. Проект из Японии. Для их климата, наверное, это хорошо, в их условиях это возможно… Я на эту тему уже пытался говорить. Мне сказали: «Это не должна быть просто мечеть».
– В театре у вас уже нет ролей?
– Выхожу ненадолго в «Голубой шали».
– Есть чувство, что сыграли и сказали всё, что хотели?
– Играя роли, говоря реплики со сцены, я всегда старался не просто произнести авторский текст, а вложить что-то от себя, донести так, как я это понимаю. Я научился, сохраняя смысл сказанного, вкладывать в него новые оттенки. В каждом спектакле я искал способы сказать свое слово. Зритель меня должен услышать! Я должен воздействовать на него! У татар ведь не все высокообразованные, хотелось сказать так, чтобы им тоже было понятно.
– Недавно посмотрела видеозапись спектакля «Немая кукушка». Замечательный спектакль, поставленный по замечательной пьесе Зульфата Хакима. Там есть очень пронзительные слова, ваша реплика, которую вы произносите.
– Да, там тоже были некоторые дополнения. Я не могу без этого работать. Считаю, что «Немая кукушка» – одна из сильнейших вещей своего времени.
– Созданный вами образ бая в «Кукольной свадьбе» я тоже очень любила.
– Почему я сделал его таким? Потому что богачей в этом спектакле хотели показать как совсем распущенных и низких, грязных людей. Но среди богатых были и хорошие. Это я и хотел доказать. Если человек богат, это не значит, что он похотливый подонок. Среди татарских баев были такие, кто уважал нацию, – вот какую мысль я хотел провести.
– Создавая образы, вы находите прототипы?
– Нет. Я всегда старался раскрыть трагедию несчастья человека. Что-либо другое мне было неинтересно. Задумывался о трагедии реальных людей – почему была трагичной судьба татар, что лежит в основе трагедии человека? На сцене эти мысли появлялись сами по себе. Значит, природа у меня такая. Я хотел раскрыть всю глубину человеческой трагедии. Видимо, Бог дал такую возможность. Конечно, среди нашего татарского зрителя это мало кто понимает. 15-20 человек… А кто понимал, относился с большим уважением.
Фото: © «Татар-информ»
«Были и такие, кто спрашивал: «Ты еще жив?» Потому что я с 25 лет начал играть стариков»
– Вы говорите «мало кто понимает». А например, ваша жена Сажида апа – она вас понимает?
– Не знаю. Не знаю…
– Вы всю жизнь прожили вместе.
– Прожить жизнь вместе – одно, а связь на уровне искусства – другое.
– За годы совместной жизни вам удалось сделать из Сажиды апа человека, который понимает и ценит культуру, искусство, понимает ваше творчество и масштаб вашего таланта?
– Понимала ли на таком уровне – не могу сказать. Поскольку училась в университете, человек образованный, наверное, понимает. Видимо, старается соответствовать.
– Наверняка у вас много зрителей, которые всю жизнь любили ваше творчество, ходили на каждый ваш спектакль.
– Такие есть. Были и такие, кто спрашивал: «Ты ведь такой древний», «Ты разве еще жив?». Потому что я рано, с 25 лет, начал играть 60-летних стариков.
– Вы играли их с пониманием?
– Представлял себе наших стариков в деревне и играл. Деревня маленькая, люди друг друга хорошо знают, поэтому запомнилось. Раз так рано начал, видимо, у меня было преимущество перед товарищами, которые стали играть стариков, уже состарившись. И Ринат, и Дунай (актеры Камаловского театра Ринат Тазетдинов и Наиль Дунаев, – прим. авт.) естественным образом перешли к ролям стариков.
– Молодежь на улице вас сейчас узнает?
– Узнает. Удивляюсь этому - откуда?
– Что значит быть аксакалом?
– Не знаю я. И во мне самом этого нет, и вокруг себя я таких людей сейчас не знаю. В свое время Габдулла Шамуков, да, был аксакалом. Он по сравнению с нами был очень образованным, начитанным. Он был талантливым артистом.
Впервые татарский театр я увидел в Москве в 1957 году и такого потрясения в своей жизни больше не испытывал. Хотя смотрел театры и узбеков, и таджиков, и киргизов. Никто не дотягивал до татарских артистов. Наши артисты сильные. Например, такой актер, как Халиль Абжалилов, наверное, редкое явление в мире. И на английском, и на французском – все спектакли я смотрел, поэтому могу оценивать. Когда впервые увидел в Москве игру наших артистов, удивился, мне не давала покоя мысль: «Как так, они же не хуже русских актеров!» Видимо, это благодаря одной школе с ними. Такой системы обучения, как у Станиславского, в мире больше нет. Самая сильная в мире театральная система.
– Вам запомнились какие-то советы, мудрые слова артистов старшего поколения, талантом которых вы восхищались?
– Они сами были примером для нас. Нам посчастливилось жить и творить во времена, когда люди любили театр. Мы пришли в тот момент, когда у театра уже был зритель, предыдущее поколение артистов подготовило и воспитало его. На наши спектакли нельзя было найти билетов. Мы ходили за мясом и маслом, взяв с собой пригласительный билет.
В свое время театр наградили орденом Ленина – вы даже не понимаете, что это значило! Это как на войне наградить медалью Героя.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Я думал только об учебе – куда уж там с девушками встречаться»
– Военные награды очень престижные, согласна. Но вот награды, которые присуждаются артистам, сильно обесценились. Звание заслуженного артиста кто только уже не получил…
– Это просто звание, денег за это не дают – зачем тогда это надо? Я и говорил, и писал об этом! Если бы были еще и деньги, то так легко это звание не раздавали бы. Звание народного артиста России сейчас ведь даже не присуждают, оно теперь на уровне звания народного артиста СССР, которое тоже давали редко.
– Вы сказали, что смотрели все спектакли, следили за развитием театрального искусства в стране и мире. Тогда я хочу спросить: пока другие сокурсники встречались с девушками, вы, значит, ходили в театр? Ринат абый приехал из Москвы женатый, любовь между Туфаном абый и Назибой апа началась там же. Наши поэты, которые поехали учиться в Москву в Литературный институт, тоже вернулись женатыми.
– Я думал только об учебе. Куда уж там с девушками встречаться, да и кто на меня посмотрит? Даже свои девчата на меня не смотрели.
– Почему так? Потому что вы были моложе своих сокурсников? Судя по фото, вы были довольно привлекательный молодой человек.
– Нет уж.
– Я слышала, что Сажида апа увидела вас, влюбилась и сама приехала в Казань.
– Это позже. Тогда я уже выглядел лучше. Театр ездил с гастролями в Алма-Ату, она меня там увидела. После окончания института приехала ко мне в Казань. Мне тогда было примерно 28 лет.
– Что вас успокаивает, когда на душе тяжело? Может быть, слушаете какую-то музыку?
– Слушаю татарских исполнителей.
– Ильгама Шакирова?
– Его тоже. Мы же были друзьями. Ильгам приходил на каждый спектакль с моим участием, смотрел мою игру. Он очень часто ходил в академический театр.
– Вы тоже ходили на его концерты?
– Да, ходил. Очень его уважал. Раньше его песни имели на меня сильное воздействие. Артисты в то время относились друг к другу с уважением.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Салимжанов говорил: «Ты не понимаешь великую русскую песню»
– В то время артисты эстрады, писатели, художники действительно общались более тесно, были в одном кругу. Татарский бомонд держался вместе.
– Да. Наверное, и сейчас так же.
– К сожалению, не настолько.
– Да? Я сейчас уже и не знаю. Ильгам старался смотреть премьеры, понимать. Он по своей природе был таким.
– Ваши взгляды совпадали?
– Когда выпьешь, поговорить можно, темы появляются. А насчет взглядов – по-разному бывает. По своей природе он был человек, который любил искусство, искусство театра. Он ведь только за пару лет до своего ухода заболел.
– Если уж заговорили об Ильгаме абый, спрошу у вас – что такое «моң»?
– Однажды мы с Ильгамом и Разилем (Валеевым, – прим. авт.) ездили в Болгар, чтобы подготовить передачу, посвященную Ильгаму. По дороге к мечети он поет. Я говорю: «Нельзя петь, когда идешь в мечеть». А он: «Мои песни – как молитва».
– Я спросила о том, что такое «моң»…
– Есть «моң», который дан Богом, природой. В этом вопросе я спорил с Марселем Салимжановым. Он говорил: «Великую русскую песню ты не понимаешь». Я отвечаю: «Такого, как татарский моң, нет ни у кого!» Почему? Потому что это чувство, которое образовалось еще в глубинах истории. Трагическая судьба народа превратилась в моң и осталась в его душе. Послушай испанские песни, французские. Есть там моң? Через моң раскрывается несчастливая судьба татар, которая засела глубоко в их душе. Вот это и есть моң.
Мне говорят, что моң есть у всех народов, у каждого народа он свой. Я не знаю, что у других народов, это Аллах решает. Моң появился в душе народа в тот момент, когда он переживал большую трагедию. Послушайте Фариду Кудашеву! Вы видели певицу с таким же пронзительным моң?
– Азгар абый, какими вам вспоминаются 90-е годы? Сложно было с материальной стороны? Или, может быть, это было время свободы, вдохновения?
– Я не знаю времени, когда артисты не нуждались. Такого я в своей жизни не видел. Вечно они без денег, бедолаги. Мы были нищими жителями нищей страны. Некоторые артисты начали работать в филармонии и стали жить чуть-чуть лучше.
– А вы, кажется, на подработки особо не ездили.
– Было и у меня тоже.
– Не так активно, как Равиль Шарафиев, Халим Заляй…
– Они были очень талантливые.
Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»
«С гонорара купил себе приличный костюм, приоделся. Впервые стал человеком с деньгами»
– А почему вы не особо работали с эстрадой?
– У меня не получалось смешить людей так, как умели остальные. И желания такого тоже не было, понимаешь? Меня только Фарида Кудашева позвала на свои концерты. Выступал на ее концертах 40 дней – читал стихи. С гонорара купил себе приличный костюм, приоделся. Впервые стал человеком с деньгами. Потом выезжал еще с какой-то группой на 20 дней. Это уже даже не помню.
– Это только ради денег?
– Да. Я там даже не под своей фамилией выходил, назвался Рашидом Шарифуллиным. Где-то уже рассказывал: на одном из таких концертов подошел парень, спросил: «А вы не родственник Азгара абый Шакирова?» Позвал в гости. Много было таких случаев.
– Почему взяли чужое имя? Стыдились такой работы?
– Да конечно. Разве из академического театра вот так с филармонией ездят? Это же академический театр! Разве они могут сравниться? Это невозможно! Никак! Позже, по прошествии времени, это изменилось, а в 70-х годах было вот так.
– К слову, о филармонии. Вы смотрели спектакль об Альфие Авзаловой в Камаловском театре? (Байопик «Альфия Авзалова. Мәңгелек юл» драматурга Резеды Губаевой и режиссера Айдара Зяббарова, – прим. авт.)
– Да, и я рад, что ее жизнь и судьба останутся в истории еще и в виде спектакля. Очень большое событие.
– Слушаете современных эстрадных певцов?
– Таких, как Ильгам, уже нет. Сейчас Аллах таких уже не дает.
Фото: © «Татар-информ»
– Вы считаете, что прожили счастливую жизнь?
– Нет, я не смог стать счастливым.
– Но вы же уважаемый артист, получивший признание и высокие звания, работаете в татарском театре номер один. Это не счастье?
– Профессия артиста очень сложная и связана с несчастьем. Если Бог поможет, он раскрывается. Только если повезет, может получиться. Русские об артисте русского театра сказали: «Гордость нашего народа». Татары так о своих артистах не говорили, я не слышал. Татары в таком ключе не думают.
Ты посмотри историю русских и татарских театров. Раньше у татар даже певца не хвалили за талант, потому что боялись, что люди, вместо того, чтобы пойти в мечеть и читать молитвы, будут слушать музыку и песни. Если так, разве работа артиста ведет татарского человека к величию? Где его величие?
«Во время саммита БРИКС просил, чтобы Аллах уберег нас от ЧП»
– Да, в истории татарского театра были моменты, когда он противостоял религии. А сейчас некоторые актеры прекрасно сочетают в своей жизни и театр, и религию.
– Да, такие есть. Например, наш артист Ильдус Ахметзянов (народный артист Татарстана, заслуженный артист России, – прим. авт.). В 90-х годах религия возродилась. Но мы сильно отстали, у нас нет произведений, раскрывающих величие Всевышнего. Если человек будет верить в величие Аллаха и приложит усилия в каком-то начинании, Аллах ему поможет.
Если помнишь, мы играли спектакль «Меня зовут Красный» (спектакль поставил приглашенный режиссер Максим Кальсин по роману турецкого писателя Орхана Памука, – прим. авт.). Я был поражен – как турецкий писатель смог такое написать? Он ведь сумел расшифровать смысл работы в искусстве. Когда творческий человек, творец что-то делает, он должен делать это через понимание величия Всевышнего.
Вот у моей мамы нет фотографии, они не фотографировались, потому что было нельзя. Но ведь в религии смысл был совершенно в другом. Произведения Баки Урманче останутся навеки, потому что он создавал с верой в величие Бога. Человек, который чувствует своей душой это величие – он сильнее, он по природе своей другой.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
– Меня тоже сильно потряс этот спектакль. Жаль только, что недолго он был в репертуаре. Как думаете, по каким спектаклям будут вспоминать вас?
– Да не будут, наверное, вспоминать. Если смогут восстановить телефильмы с нашим участием и спектакли, снятые телевидением, - по ним, может быть, и вспомнят. В русском кино сейчас все фильмы обновили. Нам бы тоже восстановить все спектакли и телефильмы того времени, которые есть на татарском телевидении. Но наши не готовы их восстанавливать.
– Азгар абый, вы, кажется, в курсе всех новостей в мире. Следите за событиями?
– Приходится.
– Не возникает иногда желания спрятаться от всех новостей и жить спокойно? Засунуть голову в песок, как говорится.
– Так не получается. Как я уже сказал, мною всю жизнь двигало желание доказать, что наш народ ничем не хуже других. Во время саммита БРИКС я очень переживал, как бы не произошло какого-нибудь ЧП. Просил, чтобы Аллах уберег нас от этого, держал уразу, читал молитвы. Чтобы не сказали: «Это произошло по вине татар». Когда все шло хорошо, я благодарил Всевышнего от всего сердца. Радовался тому, что гости увидят, как разные народы в центре России могут жить в дружбе и согласии. Что такое возможно. Нельзя этим не гордиться. Гости саммита увидели Казань, увидели, как красиво живут здесь люди. Вот это было для меня большим счастьем.
– Вы верите в светлое будущее татар? Вы оптимист?
– Не могу так сказать.
Автор: Рузиля Мухаметова, «Интертат», перевод с татарского
Источник материала: tatar-inform.ru
