Булат Ханов: «Мне приятно слышать татарскую речь и изучать национальные традиции»

Интервью казанского писателя и марксиста

27 мая «Форбс» опубликует имена победителей списка 100 самых перспективных россиян моложе 30 лет – по три в каждой из 10 номинаций. Среди номинантов категории «Искусство», помимо актеров Ивана Янковского, Варвары Шмыковой, Стаси Милославской, чеченского художника Аслана Гойсума, оказался 29-летний казанский писатель Булат Ханов. О своем отношении к этому, а также о скулшутинге в казанской гимназии, расслоении сограждан по географическому признаку и социалистическом будущем России он рассказал в интервью Sntat.ru.

 

«В Техасе 1 мая на улицы вышли десятки, если не сотни людей с красными флагами»

- Булат, мы с вами разговариваем на следующий день после трагедии в казанской гимназии №175. Как вы считаете, почему это стало возможным?

- При капитализме такие случаи неизбежны. Что скулшутинг в Казани и Керчи, что пожар в «Зимней вишне», что авария в Норильске, все звенья одной цепи. Общество находится в нестабильном состоянии, многие люди фрустрированы и подвержены стрессам. Такие катастрофы рифмуются со многими другими вещами: повсеместным ростом уровня бытового, религиозного, детского насилия, с падением зарплат, разрывом дипломатических отношений, появлением американских войск у берегов Китая. Сюда же можно отнести заявление французских военных о том, что нельзя больше терпеть засилье черных и арабов и нарушение национальных традиций. 

Все это сигнализирует, что цивилизация находится на пороге крупного столкновения. Единственное, что его отсрочивает, это, наверное, наличие эффективного ядерного оружия. Хотя не факт, что это будет гарантом мира, поскольку накопившиеся противоречия уже переливаются через край. Становится все больше психов и просто больных. Можно сказать, конечно, что и при социализме были Чикатило и другие маньяки. Но так же можно сказать, что Чикатило и прочие появились уже на излете советской эпохи, когда и в Татарстане действовали криминальные банды и когда в целом рос уровень отвращения к выхолощенному советскому проекту.

Социализм в СССР в свое время свернул не туда. Множество капиталистических черт, в том числе товарные отношения или отстранение простых рабочих от принятия крупных решений, тоже сыграли свою роль.

- Может быть, уже сама собой происходила та конвергенция, о которой много говорил Сахаров и которую фактически поддержал Горбачев. Но та картина, которую вы в целом нарисовали, она, в общем-то, эсхатологическая и напоминает Древний Рим эпохи полураспада. Вы считаете, что происходит что-то реально драматичное, или же нас ждет очередная мировая война, из которой мы выйдем другими, но само человечество еще не закончится?

- Нет, конечно, человечество не закончится. Сейчас вместе с ростом милитаристских правых настроений растут и левые. В Техасе 1 мая на улицы вышли десятки, если не сотни людей с красными флагами, с портретами Ленина, Сталина, Мао Цзэдуна. И во Франции левое движение поднимается, и в Германии - в странах, казалось бы, благополучных, где очень высокие пособия, где тяжело умереть с голоду. За спинами президентов и их армий оказывается большая масса людей, которым не нужны побоища, где корпорации и правительства решают свои интересы. Ситуация чем-то напоминает диспозицию из начала прошлого века. Империалистические державы сталкиваются между собой в Первой мировой войне, а в тылу у действует огромное число недовольных наемных рабочих, которые объединяются и играют свою игру. 

- У вас достаточно красная риторика - вас не пытались ангажировать КПРФ или другие политические структуры?

- Я являюсь активистом Союза марксистов, это неофициальная общественная организация, которая анализирует существующие противоречиями, связывается с рабочими, освещает их борьбу и в меру сил помогает. Не могут же активисты все организовать, люди сами должны организовываться. А организации вроде КПРФ, «Коммунистов России», «платошкинцев» относятся к нам негативно. 

«Может быть, в «Форбсе» сидит какой-нибудь Савва Морозов, который интересуется левыми проектами»

- Давайте обратимся к вашему попаданию в список «Форбс». Я так понял, это была большая неожиданность для вас?

- Да. 

- Кстати, как вы об этом узнали?

- Мне сообщил мой хороший друг, онколог Михаил Фоминых, который зашел на этот сайт поддержать своего друга в голосовании, тоже доктора. 

- То есть «Форбс» никак вас об этом не информировал?

- Нет. У меня даже возникла идея, что там сидит какой-нибудь Савва Морозов, который интересуется левыми проектами и решил ради шутки меня выдвинуть. Может быть, смотрели литераторов, которые входили в лонг-листы и шорт-листы премий, отобрали тех, кому не исполнилось 30 лет, и решили - ну вот этот вроде годится.

- Что вы почувствовали в этот момент?

- Улыбку на своем лице, потому что список «Форбс» ассоциируется с Усмановым, Маском, кажется чем-то запредельно далеким и сомнительным, а я передвигаюсь по городу на троллейбусе.

- Почему вы не уедете в Москву или Санкт-Петербург, поближе к литературной движухе? Или вам это не нужно?

- Я переезжал в Петербург в 2018 году. Нашел там заработок, у меня много питерских друзей. Но я продержался всего три месяца, меня вытолкнул климат. Не мог нормально дышать, развилась сильная болезнь, это практически перечеркнуло год жизни - наблюдался у нескольких ЛОРов, сделал операцию. В Казани более-менее восстановился. 

Мне интересна Москва, пока же я обосновался в Казани. В целом город меня привлекает, он крупный, разнообразный, но не давящий. 

- Вы родились здесь?

- Да. 

- А почему переезжали в Питер? Во-первых, почему переезжали, и во-вторых, почему в Питер?

- Мне показалось это интересным вызовом, во-первых. Во-вторых, уже на тот момент в Петербурге было много моих друзей. Это интересный европейский город, где в любой рюмочной можно поговорить о творчестве Хайдеггера или Маркса, или обсудить свежие новости робототехники. Все-таки Москва и Казань в этом плане отличаются. Казанцы больше похожи на москвичей, чем петербуржцы. Петербург - это город, где вдохновение накатывает, и сложность не в том, чтобы его найти, а в том, чтобы с ним совладать.

- А чем казанцы похожи на москвичей?

- Не темпом жизни. Во многом стремлением насытить пространство чем-то сверхэклектичным, потому что если взять московские улицы, то там застройка тоже не пойми какая, как и в Казани. Какие-то непритязательные шутки, которые годятся для Казани и Москвы, в Питере будут встречены со снобистским высокомерием. 

В целом, повторюсь, в Питере можно легко найти человека, с которым ты будешь обсуждать различия между Аристотелем и Платоном. В Москве это будет сделать тяжелее, потому что менталитет москвича - это, по сути, менталитет плавильного котла. Поди найди москвича, который является москвичом хотя бы в третьем поколении. И в Казани много людей, которые приехали из деревни или их родители приехали из деревни. В Петербурге таких тоже хватает, но, в целом, для петербуржца является характерным говорить о своей петербургской родословной, о городе, о каких-то местах, отмеченных историческими событиями. Для москвичей это не так свойственно, для Казани тоже.

- А возможность эмиграции в Европу вы не рассматриваете?

- В Европе я был всего один раз, на Днях русской книги в Париже. Мне кажется, кстати, Франция во многом готова к социализму. В будущем да, я, возможно, хотел бы пожить в Европе. Но вне России я себя не мыслю. 

- Тот же Шишкин, например, вполне себе живет в Швейцарии и ничего, пишется ему там.

- Ну Шишкин все-таки автор, для которого на первом месте эстетика и красота, а не социальный нерв и фактура. Шишкин тот человек, который может прочесть 30 книг и на основании их написать свою – неповторимую и увлекательную.


Фото: wikipedia.org


- У вас так не получится?

- Нет. 

- А языковой барьер вас не останавливает? 

- Останавливает, но, скажем, на бытовом английском я могу изъясняться. Бытовой французский выучить тоже трудности не составит, я все-таки филолог.

«Мои сверстники испытывают фрустрацию из-за того, что живут хуже, чем их московские друзья»

- Перейдем к теме расслоения россиян по географическому признаку. На мой взгляд, оно у нас глубоко ненормальное, даже если сравнивать столицу с не самой отсталой Казанью. Вас не напрягает эта ситуация? 

- И я считаю, что разрыв между столицей и периферией колоссальный. Во-первых, это формирует комплекс неполноценности у провинциалов. Я вижу, как многие мои сверстники испытывают фрустрацию из-за того, что живут хуже, чем их московские друзья, с которыми они переписываются в интернете.

А с другой стороны, это формирует озлобленное отношение к москвичам. Известно, что в Туве или в Бурятии москвичам лучше не говорить, что они москвичи. Они могут сказать, что они питерцы или вологодцы, а в Москве живут только какое-то время, потому что сразу возникает резко негативное отношение. 

- Но ведь, наверное, на техасщине нет такого отношения к Вашингтону?

- Не могу сказать. Американский менталитет для меня во многом является загадкой, потому что узнаю я о нем из книг, из массовой культуры и из отдельных публицистических текстов, остро-политических и леворадикальных, которые на многие вещи тоже, понятное дело, глядят под определенным углом. 

- Кстати, вам не кажется странным, что наш капитализм, особенно в трудовом отношении, пошел по американскому, а не европейскому пути, - с переработками, постоянным увеличением личной эффективности?

- Да, и при этом нужных темпов роботизации и автоматизации ни отечественный, ни американский капитализм не дает. Уже существуют, я много раз об этом говорил, роботы, которые могут заменить чернорабочих на стройке, способные класть кирпич и заниматься другим тяжелым трудом. Они не внедряются, потому это будет способствовать ускорению темпов производства и удешевлению стоимости жилья. А когда у тебя есть 10 интернациональных бригад, ты можешь платить им низкую заработную плату и прибыль от их труда складывать в свой карман. Прибыль от труда роботов сложить в свой карман не получится. 

Понятно, что уборщиков и дворников все-таки сокращают, хотя если бы все шло нужными темпами, если бы это не замедлялось капитализмом искусственно, то уже сейчас мы могли бы перейти к роботизированному обществу, где продолжительность рабочего дня не превышала бы пяти часов, а неквалифицированные профессии были бы отданы на откуп технологиям и машинам. 

- Почему для капитализма это неприемлемо? У народа станет слишком много свободного времени, и он задумается о своем положении?

- Да, у народа будет слишком много свободного времени, усилится безработица, и нас будут окружать толпы разъяренных голодных людей, которых надо куда-то девать. И капитализм не может решить эту проблему. Конечно, он может продолжать грабить периферию и повышать тем самым социальные пособия, чтобы эти оголтелые массы могли каждый день ходить в магазин и смотреть сериалы. Всех же накормить таким образом не удастся. 

- А социализм эту проблему может решить?

- Может. Повторюсь, это не будет советский социализм, который строился из аграрного общества, где люди питались квасом и капустой и где не было ни массового образования, ни элементарного представления об уходе за младенцами, и буквально за 20 лет эта страна сделала рывок в индустриальную современность. Потом нас притормозила Вторая мировая война, притормозил Хрущев, который был мужиковатым хозяйственным руководителем, но плохо разбирался в теории и, наряду с полезными решениями, принимал много странных. И дальнейшие события, которые произошли в мире, а именно уничтожение крупнейшей индонезийской компартии, падение Сальвадора Альенде, наступление на рабочих по всему миру – все это урезало социалистические перспективы. Но противоречия-то остались, и сейчас они, на фоне пандемии и падения доходов, выпирают со всей очевидностью.

- Кстати о Хрущеве. Он ведь возник как отрицание Сталина, осторожный коллегиальный Брежнев был, в свою очередь, ответом на волюнтаризм Хрущева. То есть иными эти руководители, к сожалению, быть не могли – их породила объективная историческая логика. Но если бы на какой-то стадии в СССР, грубо говоря, «включили мозги» и как-то эту историческую логику перебороли, то и здесь все могло срастись, нет?

- Верно, это могло бы случиться. А когда пространство социализма сжимается, то неизбежно возникают трудности вроде вырождения демократии. Моя бабушка, у которой отец был объявлен кулаком, год просидел в тюрьме, и, соответственно, никакого резона избыточно хвалить советскую власть у нее вроде бы нет, говорит, что при Сталине смогла уехать из деревни, в 48-м году поступила в училище, где им выдали одежду, еду, на выходные давали хорошие пайки с маслом, сыром, сахаром. Конечно, ее мать, которая в свое время пекла хлеб из лебеды, о таком даже мечтать не могла. Это еще нацмены, татары, которые не обладали никаким человеческим статусом в Российской империи. И бабушка вспоминает, что при Сталине, в первые послевоенные годы, с продуктами было лучше, чем при Хрущеве. Что-то пошло не так.

«Татарский генетический код не исчерпывается криками «алга», «татарча сөйләшәбез» и другими показными элементами»

- К слову о нацменстве - вы ведь на три четверти татарин и на четверть русский?

- Да, одна бабушка русская. 

- При этом тяготения к своим национальным корням не испытываете? 

- Почему не испытываю, мне приятно слушать татарскую речь.

- А вам ее не хватало, допустим, в Питере? 

- Нет, такого ощущения не было. Мне приятно слышать татарскую речь, изучать национальные традиции, исследовать влияния ислама на татарский быт - с одной стороны, закрепощенное положение женщин, а с другой, склонность к чистоте, порядку, стремление всегда иметь хороший стол, что не соответствовало русскому крестьянскому быту. 

- А вы допускаете, что со временем, как у того же Шамиля Идиатуллина, этот росток национального проклюнется и оно станет вам ближе?

- В каком смысле ближе?

- Ну вот в интервью «Миллиард.татар» он говорил, что хотел бы изучить татарский язык настолько, чтобы суметь написать на нем художественную книгу. Может быть, это и утопично, но стремиться к этому надо, с его точки зрения.

- Не ставлю себе такой цели. Я могу думать на татарском, но если буду на нем писать, меня будет преследовать ощущение, что я обеднил свои возможности и на русском написал бы лучше.  В таком случае буду использовать татарский язык не для того, чтобы его прославить, а чтобы доказать что-то себе. Это будет неким надругательством над татарским языком в угоду личным амбициям. 

Возможно, я обращусь к национальной тематике в будущих текстах. Мне хотелось бы показать соотношение национальных, общесоветских и постсоветских мотивов в сознании современного человека. Потому что татарский «генетический код» не исчерпывается только криками «алга», «татарча сөйләшәбез» («вперед», «говорим по-татарски», - прим. ред.) и другими показными элементами. Понятно, что есть что-то большее. Хотелось бы исследовать эту тему.

- То есть в прекрасную Россию будущего вы национальный элемент взяли бы? Не последовали бы позиции коммунистов эпохи модернизма, считавших, что со временем национальные различия надо стереть? 

- Конечно, взял бы. Никто из выдающихся коммунистов не говорил о необходимости преодоления национального ради великого будущего - ни Ленин, ни Троцкий, ни Сталин, ни Луначарский. Все эти деятели трепетно относились к национальному вопросу.

- И не считали его помехой на пути строительства коммунизма?

- Ни в коем случае. Это же обогащение нации. При этом понятно, что мы не можем ратовать за построение национальных государств на территории России, потому что это неизбежно выльется в неофеодализм. 

«Человек в школе учится лгать, не краснея»

- А от чего в этом будущем вы бы отказались? От каких наших текущих пережитков?

- От частной собственности на средства производства, от накопительства, которое так или иначе неизбежно возникает в условиях нестабильности.

- От накопительства без инвестиционного умысла? То есть не от капитала?

 - Капитал там в принципе не будет существовать. Я о таком накопительстве, когда человек видит, например, доступные блага и берет их про запас, а потом понимает, что гречка, которую он купил два года назад, уже испортилась. Но все равно не жалеет, потому что он же взял ее по выгодной цене и из десяти упаковок восемь-то использовал. Такое накопительство формирует сектантское мышление - что нас хотят ограбить, нам не доверяют и никто нам не поможет, если мы сейчас не отложим припасы, как белочка в дупло. Это иррациональное чувство, вполне крестьянское. 

Убрал бы, кроме того, распространение сект и бездумного религиозного фанатизма. Понятно, что христианство и ислам сейчас не должны рассматриваться исключительно как мракобесные течения. В недрах ислама появляются и свои феминистки, и свои социально-освободительные организации. В рамках христианства, особенно католического, тем более существует целое направление – «теология освобождения». Притом это именно рациональные христианство и ислам, когда человек понимает, что он должен быть ответственным за себя, не отдаваться «на волю бога». 

Будет постепенно развиваться рациональное мышление, что приведет, к слову, и к изменению места науки в жизни. Сейчас для многих неразвитых атеистов наука занимает место божества, авторитет которого окружен мистическим ореолом. Такие личности нередко объясняют сложные вещи туманно и общо: химическими процессами в организме или сложным устройством человеческого мозга. Здесь люди опять же отказываются от рационального объяснения, подменяя его всемогущей наукой, в которой они, конечно же, не разбираются. В социалистическом обществе наладится всестороннее образование, развитие личности, когда человек сможет выстраивать длинные цепочки объяснений и действовать разумно.

- Что в этом будущем должно измениться с воспитанием и обучением детей? 

- Сейчас в школах учат давать результат, а не мыслить. Ребенок на уроках МХК или литературы не умеет сформулировать, например, что такое красота. Я преподавал в школе, сейчас работаю репетитором, регулярно общаюсь с детьми и вижу, что они не могут читать хорошо тексты, извлекать из них важные смыслы. Образование следует нацелить на подготовку людей, способных мыслить и грамотно выбирать свой дальнейший путь обучения.

Ну и, кроме того, школа непременно должна увлекать ребенка. Сейчас многие дети воспринимают ее как повинность, а родители - как пространство, куда можно отдавать ребенка, чтобы он не болтался на улице первые полдня и был под надзором. 

- И социализировался.

- Это такой обряд инициации - человек в школе учится лгать, не краснея, учится тому, что любая инициатива наказуема.

- Ну и выстраивать иерархию.

- И овладевать навыками манипуляции. Потому что отказ от манипуляции другими - это очень сложный шаг, мало кто из людей этому учится. Научиться манипулировать, даже изощренно, не так сложно, но ограничивать себя в этих манипуляциях - большой труд. Не каждый готов отказаться от этого, и надо учить людей, что открытость, которая не должна, конечно, ассоциироваться с наивностью, является более выгодным качеством. Человек, который склонен к манипуляции и эксплуатации других, в конечном счете и сам страдает. Все уважение, которое он при этом получает - это уважение к его репутации, а не к нему как личности. 

Рустам Шакиров
Фото: 
предоставлены автором

Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале