День народного единства: чему учит история Смутного времени в Поволжье

Праздник с задачей - сближать разные народы

4 ноября Россия празднует День народного единства, когда вспоминается преодоление Смутного времени в 1612 году. В число обязательных смыслов праздника входят многонациональность, культурное и религиозное разнообразие страны. Неслучайно инициатором нового праздника был Межрелигиозный совет России. И неслучайно об этом постоянно говорит Владимир Путин.

«Среди тех, кто поднялся против внутренних распрей и унижения своей страны, были представители разных национальностей и вероисповеданий. Они были едины в борьбе с иноземными захватчиками, с вероломством и предательством и потому победили, восстановили целостность державы и сильную власть, спасли, сберегли Отечество», – сказал президент Российской Федерации, обращаясь к представителям религиозных конфессий в 2020 году.

«Многие в нашей стране, когда этот праздник воссоздавали, и я в том числе, тогда думали: это еще что такое, это зачем, что у нас, праздников мало, что ли, чтобы за столом посидеть, отметить, встретиться с друзьями? Но теперь я отчетливо осознаю и прекрасно понимаю, что такой праздник нам нужен. Потому что очень важно для любой страны, для любого народа – и для такой сложной и многообразной страны, как Россия, с ее многонациональным, многоконфессиональным составом – остановиться раз в году, вспомнить, что и когда с нами было, что и когда с нами происходило, что связано с нашими победами и триумфами, а что – с поражениями и трагедиями», – сказал Путин в 2015 году.

Зачем потребовалось изобретать татарское происхождение Минина

Однако не является ли чересчур вольным историческим допущением относить к 1612 году такое многообразие России, какое у нас есть сейчас? Ведь сама Россия была тогда гораздо меньше, чем теперь. В начале XVII века русские первопроходцы только-только вышли к берегам Енисея. В составе ополчения, освобождавшего Москву, были татарские отряды, а с ними и другие народы Волго-Уральского региона. Но точно не было ни якутов, ни калмыков, ни бурятов и множества других народов нашей страны.

Основной движущей силой ополчения были полки служилых людей, сформированные верхневолжскими городами, и казачество, которое находилось с дворянами и горожанами в довольно сложных отношениях. По призыву патриарха Гермогена русские люди поднялись в защиту своей православной религии, поскольку вполне справедливо видели в Польско-Литовском государстве агента влияния католической церкви. Ради этой религиозной цели они сумели преодолеть взаимную вражду и самоорганизоваться в ситуации, когда государство рухнуло. Русским православным жителям Казани и Татарстана, безусловно, должно быть приятно, что всероссийский праздник приходится на осенний день Казанской иконы, а Гермоген – выходец из Казани. Но при чем здесь татары и другие народы России?

Видимо, чувствуя эту несостыковку, на первых порах празднования Дня народного единства пытались вбросить версию о татарском происхождении Кузьмы Минина. Кто-то даже успел эту версию усвоить, но, поскольку она не имеет никаких оснований в источниках и историографии, серьезного отношения к ней как не было, так и нет.

Но действительно ли многонациональный смысл Дня народного единства такой уж надуманный? Спускаясь с общегосударственного уровня на региональный, можно понять, что это не так.

Народы России как субъекты противостояния XVII века

Самый характерный пример успешной героизации нерусских деятелей Смутного времени можно наблюдать в Мордовии, где с давних времен чтут память Баюша Разгильдеева и его воинов, успешно отразивших набег ногайцев в 1612 году. Ногайская Орда в начале XVII века находилась в состоянии кризиса, но, пользуясь ослаблением России, вела довольно интенсивные набеги. Пограничные мордовские земли, как обычно, страдали от набегов больше всего. Победа Баюша Разгильдеева и освобождение 7 тысяч пленных были известны в то время далеко за пределами Мордовии. Лидеры первого и второго ополчений Дмитрий Трубецкой и Дмитрий Пожарский пожаловали Баюша княжеским титулом, и их решение затем подтвердил Михаил Романов.

Но ведь ногайцы – такой же народ России, как и мокшане с эрзянами. Получается, что и здесь речь о войне одного российского народа с другим. Больше того, о происхождении Баюша Разгильдеева ведется давний спор. Разные исследователи выдвигают свои версии относительно того, татарин был Баюш или мордвин.

Действительным примером преодоления междоусобицы и установления мира между разными народами является история Среднего Поволжья, включая территорию современных Татарстана, Чувашии, Марий Эл и Кировской области. С 1608 по 1610 годы, пока власть в России делили Москва во главе с Василием Шуйским и Тушинский лагерь во главе с Лжедмитрием II, у нас шла настоящая «война всех против всех». На принадлежность к одному из двух лагерей большой гражданской войны накладывались национальные, сословные и региональные претензии.

При этом невозможно назвать войну в Поволжье восстанием нерусских народов против русских, завоевавших Казанское ханство за полвека до этого. Да и классовым восстанием, согласно советской методологии, эта война была лишь отчасти. На стороне Лжедмитрия II сражались татары-мишари, мордва, горные марийцы, чуваши, русские дворяне и стрельцы из Касимова, Арзамаса, Алатыря, Курмыша и Ядрина. На стороне Василия Шуйского были казанские татары, луговые марийцы, удмурты и русские из Казани, Свияжска и Лаишева.

Исчезновение двух альтернативных центров власти в центральной России завело войну в Поволжье в тупик. После насильственного пострижения в монахи Василия Шуйского Казань не присягнула польскому королевичу Владиславу, хотя грамота с этим приказом была отправлена главой «Семибоярщины» Федором Мстиславским 30 августа 1610 года. Интересно, что для татар, чувашей, марийцев и удмуртов грамоты о новом предполагаемом главе государства были написаны «татарским письмом».

В январе 1611 года в Казани получили известия о том, что в Москве установился оккупационный режим «литовских людей», а жизнь хорошо знакомого казанцам патриарха Гермогена подвергается опасности. Реакцией на эти сообщения стала присяга Казани, а за ней и Вятки, единственному на тот момент местному сюзерену – Лжедмитрию II. Формального повода продолжать войну с тушинцами не осталось, и вслед за этим ожесточенная конфронтация сошла на нет.

Правда, вскоре выяснилось, что «государь царь и великий князь Дмитрий Иванович» уже почти месяц как убит крещеным ногайским князем Петром Урусовым. Сменить одну монархическую легитимность на другую не получилось. Пришлось искать новые формы.

Общественный договор между русскими и народами бывшего Казанского ханства

Завоеванное Иваном IV Среднее Поволжье было своеобразным управленческим полигоном, откуда жесткая вертикаль власти в форме воеводского управления распространилась на остальную Россию. Самоуправления и выборных начал после 1552 года здесь было значительно меньше, чем старых уездах Московской Руси. Военно-административная власть принадлежала присылаемым из Москвы воеводам (в период Смуты это Василий Морозов и Богдан Бельский). Управленческим аппаратом и хозяйственными вопросами заведовали присылаемые из Москвы дьяки (с 1606 года Никанор Шульгин и Степан Дичков). Завоеванные народы были встроены в эту административную пирамиду.

Но эта система уже не могла работать в период Междуцарствия с 1611 по 1613 годы, когда в Среднем Поволжье наконец-то прекратилась разорительная междоусобная война. Казанские воеводы и дьяки начинают действовать от лица всех этнических и социальных групп региона. На них они ссылаются, когда ведут переписку с другими городами и вступают в переговоры с ополчениями, которые теперь претендуют быть властью помимо оккупированной Москвы.

«Пермския земли старостам и целовальникам и посадским и всяким Пермския земли жилецким людем, Василий Морозов, Никонор Шулгин, Степан Дичков, и головы, и дворяня, и дети боярские, и сотники стрелецкие, и стрельцы, и пушкари, и затинщики (т.е. служащие гарнизонной артиллерии), и всякие служилые и жилецкие люди, и князи, и мурзы, и служилые новокрещены, и татаровя, и чуваша, и черемиса, и вотяки, и всякие люди Казанского государства, челом бьют» - так было подписано письмо 11 июня 1611 года в Пермь с призывом присоединяться к войскам Первого ополчения.

В свою очередь лидер Первого ополчения рязанец Прокопий Ляпунов, отправляя свое послание «в великое государьство Казанское», также упоминал в числе адресатов татар, чувашей и марийцев. Татар, чувашей, марийцев и удмуртов в числе своих казанских адресатов указывал и архимандрит Троице-Сергиевой лавры Дионисий.

И особенно ярко и патетично идея общественного договора между народами бывшего Казанского ханства звучит в письме казанцев в Пермь, где сообщается об убийстве казаками Прокопия Ляпунова и предлагается способ сохранения мира в условиях нового вакуума власти.

«И митрополит, и мы, и всякие люди Казанского государьства, и князи, и мурзы, и татаровя, и чюваша, и черемиса, и вотяки, сослалися с Нижним Новымгородом и со всеми городы поволскими, и с горными, и луговыми, и с горными и с луговыми тотары, и с луговою черемисою, на том, что нам быти всем в совете и в соединение и за Московское и за Казанское государьство стояти, и друг друга не побивати, и не грабити, и дурна ни над кем не учинити» – звучит как настоящая конституция разноплеменного региона.

Формулировкам документов соответствовало соотношение военных сил. В период 1608-1610 годов служилые и ясачные люди собирались в отряды, чтобы воевать с соседними областями. Теперь они собираются, чтобы участвовать в общегосударственном деле. Многонациональными, пусть это слово и анахронизм для XVII века, были все казанские рати Смутного времени. Таким было войско, которое пришло на соединение со Вторым ополчением в Ярославль. И свияжская рать под командованием Ивана Чиркина и князя Аклыча Тугушева, которая нанесла поражение мятежному атаману Ивану Заруцкому в конце 1612 – начале 1613 годов. И большое казанское войско, которое, стоя в Арзамасе зимой-весной 1613 года, обеспечивало безопасность Земского собора от того же Заруцкого.

Почему же об этой истории почти никто не говорит 4 ноября?

Что не поделили Москва и Казань в 1612 году

Есть несколько причин, по которым казанская история Смуты остается маргинальной. И связано это в первую очередь с желанием видеть в истории красивую и удобную картинку, а не повод извлекать уроки. Все гражданские войны – это исторические моменты, где нет «белых и пушистых». Поэтому распределение ролей правых и виноватых после таких катаклизмов всегда грешит тенденциозностью. В ХIХ столетии потребовался недюжинный талант историка Ивана Егоровича Забелина, чтобы обелить от исторической напраслины Минина и Пожарского – тех, кого затем будут считать героями без страха и упрека. Для казанских деятелей Смуты своего Забелина не нашлось.

Еще в 1611 году, когда было принято решение присягать Лжедмитрию II (против которого Казань воевала три года), казанские воеводы и дьяки – Морозов, Бельский, Шульгин и Дичков – фактически провозгласили себя единственной законной властью в Казанском уезде и Вятской земле. И имели на то полное право, ведь у них было законное назначение на эти посты, а легитимной суверенной власти в Москве в это время не было. После убийства Прокопия Ляпунова казаками это положение было подкреплено установкой: «И воевод, и дьяков, и голов, и всяких приказных людей, в городы не пущати, и прежних не переменяти, бытии всем по прежнему». И на это у казанских властей было полное правовое и нравственное основание, ведь после убийства Ляпунова на верховную власть претендовали самозванцы в лице сына Марины Мнишек и Лжедмитрия III.

Казань с первых дней выступала партнером Нижнего Новгорода в формировании Второго ополчения и оказывала давление на соседние города (Арзамас и Курмыш), которые не спешили примкнуть к движению Минина и Пожарского. Поэтому имела все основания рассчитывать на достойное представительство в Совете всея земли, который был сформирован в Ярославле как временное правительство. Не получив желаемого, большая часть казанской рати покинула Ярославль.

Но даже после вынужденного разрыва со Вторым ополчением, Казань не сжигала всех мостов. Оставаясь верной своим политическим установкам, и стремясь сохранить особые лидерские позиции в отношении соседних областей, Казань выступает союзником нового московского правительства, когда ему угрожали казачьи войска Ивана Заруцкого. Дьяк Никанор Шульгин, ставший на тот момент правителем Казани, в московских грамотах 1613 года начинает именоваться по отчеству – «Михайловичем» и, вероятно, признается воеводой. В марте 1613 года под Арзамасом, согласно данным «Дворцовых разрядов» состоялась присяга казанских войск царю Михаилу Романову, а затем отправка представителей Казанского государства в Москву на Земский собор. В числе этих представителей, разумеется, были «и князи, и мурзы, и татаровя». Странности начинаются дальше…

Увы, большая часть текстов, написанных о Смутном времени в Казани, основывается не на современных событиям источниках, а на данных «Нового летописца», составленного двадцатью годами позже. Еще дальше «Нового летописца» пошел наш краевед Николай Павлович Загоскин, который описывал события в Среднем Поволжье едким саркастическим языком, как чреду каких-то недоразумений. Хотя в ХХ веке были найдены совершенно новые источники по истории казанской Смуты, до сих пор из публикации в публикацию кочуют хлесткие формулировки Загоскина о «хитром и пронырливом» дьяке Шульгине и его «авантюре», которая заключалась в сепаратизме и непризнании Михаила Романова.

Никанор Михайлович Шульгин, безусловно, входит в числе самых ярких «региональных тяжеловесов» российской политической истории. Однако там, где принято видеть его «авантюризм», легко прочитывается философия легитимности, сформировавшаяся в критический момент. Ситуация, когда после обрушения государства два новых суверенных игрока будут вести друг с другом сложную политическую игру, еще повторится в отношениях Казани и Москвы.

Для Шульгина эта игра закончится арестом под Свияжском весной 1613 года. Но даже тот факт, что Никанор Михайлович через пять лет продолжит службу в Сибири, а фамилия его потомков будет звучать до границ Империи Цин, говорит о том, что проиграв, правитель Казани не стал для своих современников злодеем или маргиналом.

Главный и трагический парадокс Смуты в Среднем Поволжье

Второй урок из истории Смуты в Среднем Поволжье и еще одна причина, по которой эту историю не стали делать парадной, имеет трагический оттенок.

После ареста Никанора Шульгина и его сторонников, полностью вернувшись в «правовое поле», Среднее Поволжье пережило жестокую войну между русскими и нерусскими. В Казань вернулось воеводское управление. Формы общественного договора между разными народами были отброшены в сторону. На все народы легло налоговое бремя и военная повинность, ведь воцарение Михаила Федоровича еще не означало прекращение гражданской войны и противостояния с Польшей и Швецией. Взрыв произошел в 1615 году, когда начался сбор чрезвычайного налога – «пятой деньги», то есть 20% с недвижимого имущества и доходов. Мобилизованные на войну с польскими отрядами Лисовского, служилые татары и другие народы Поволжья покинули театр боевых действий. Вернувшись домой, они начали войну за право не быть ограбленными во время службы на чужбине. Еналеевское восстание, названное по имени предводителя – Җангали, было быстро и жестоко подавлено, но память о сожженных русских селениях осталась на десятилетия.

Без верховной власти народы Поволжья смогли найти баланс между собой, а после ее восстановления и грубого вмешательства – вернулись к войне. Если бы триумфализм в нашей публичной истории уравновешивался рациональным мышлением, это был бы один из интереснейших сюжетов. Если бы патриотическое воспитание заключалось не в возбуждении чувств гордости и превосходства, а в обучении тому, как управлять большой страной и как сделать ее долговечной, история Смутного времени в Среднем Поволжье была бы хрестоматией ценных управленческих кейсов. Очевидно, что пока это не так. Но никто не мешает нам вкладывать в официальный День народного единства наши собственные смыслы и выстраданный опыт нашей родной земли.