Гильм Камай: от «фашистского агента» до Сталинского лауреата

Нияз Ахмадуллин для «Миллиард.Татар»

Очередной выпуск видеопроекта журналиста Нияза Ахмадуллина посвящен Гильму Камаю - выдающемуся советскому химику, прошедшему путь от грузчика на речной пристани до всемирно признанного ученого, разработки которого использовались как в оборонных целях, так и в мирной промышленности.

 

 

Ампула с ядом

Разгар Великой Отечественной войны. На фронтах идут тяжелые бои. Советская разведка и советское руководство осведомлены о том, что немцы обладают химическим нервно-паралитическим оружием.

В один из неотличимых от других дней той суровой военной поры в тамбуре теплушки из Казани в Москву едут двое. Они всю дорогу стоят, время от времени тихо переговариваясь друг с другом. Никто вокруг не догадывается о том, что у одного из них, невысокого и плотного мужчины, в нагрудном кармане пиджака спрятана ампула. Ампула с нейропаралитическим веществом, аналогом боевых отравляющих веществ группы зарин.

Мужчины очень осторожны, поэтому и стоят всю дорогу, опасаясь повредить ампулу. Но даже они не понимают до конца, насколько опасный и смертельный груз везут в столицу. Если бы ампула тогда случайно разбилась, живых в поезде не осталось бы. А если бы она разбилась на вокзале?

Мужчины - не диверсанты, не террористы. Один из них – профессор Казанского химико-технологического института Гильм Камай, второй – его коллега Александр Разумов. В Москву они едут с чувством выполненного долга, передать опытные образцы. Только что группа казанских химиков под руководством Камая выполнила важнейший военный заказ – ресинтезировала боевое отравляющее вещество – зарин.

Общее руководство работой осуществлял всемирно известный советский академик Александр Арбузов. Вскоре немецкая разведка узнает о том, что Советский Союз также обладает химическим оружием. Своевременная разработка аналога разрушила планы командования вермахта по возможному применению смертоносных отравляющих веществ. Германия не решилась на этот шаг. Тем самым казанские ученые спасли многие человеческие жизни.

За это научное достижение казанских химиков профессор Камай в 1952 году был удостоен Сталинской премии. 

А совсем незадолго до этого тот же Камай, тоже за ампулу, только другую, чуть не лишился не только доброго имени, не только научной карьеры, но и жизни. Причем пострадал от той же самой родной советской власти, позже наградившей его. Таковы причудливые зигзаги судьбы талантливого советского ученого, первого профессора химии из татар, ректора Казанского университета Гильма Камая.

Сын бурлака

Начиналась эта история в начале века в городе Тетюши Казанской губернии.

«Мне для отдыха души подошли бы Тетюши!», - упоминал об этом городе Леонид Филатов в сказке «Про Федота-стрельца, удалого молодца». Но уроженцу Тетюш, юному Гильму Камаю (записанному, впрочем, при рождении Гильмутдином), было не до отдыха. Детство Камая – это тяжелый, изнурительный физический труд на фоне живописных тетюшских пейзажей и на первый взгляд совершенно несовместимое с этим фантастическое по напряжению воли стремление к знаниям.

Ему было восемь лет, когда мама подозвала его к себе и, взяв за руки, посмотрела ему в глаза. «Сынок, ты уже большой. Пора тебе начинать работать», - произнесла она.

Горе нагрянуло в семью Камая внезапно и накрыло ее с головой. Отец – волжский бурлак и грузчик уехал на заработки в Рыбинск. Перед отъездом он сказал сыну: «Весной заработаю денег и отдам тебя учиться. Будешь писарем». Семья – маленький Гильм, его мама и старшая сестра ждали его с нетерпением. Отец же, промокнув в студеной волжской воде, вернулся сильно простуженным и тяжело больным. Он умер в первую же ночь после возвращения. Прощаясь с сыном, успел его напутствовать: «Учись, сынок. Научись грамоте!» В наследство от отца Камаю достались только инструмент грузчика и старый бушлат.

«Смерть отца стала тяжелейшим ударом и потерей. Пустота внутри и вокруг, не хватало воздуха для вдоха. Никак не мог понять: «Как же так? Почему он умер? Мы ведь так его любили...», - вспоминал Камай об этом дне. Слезы текли по его щекам рекой и в этот момент одна из соседских женщин, пожалев мальчишку, вручила ему каравай белого хлеба. «На, возьми, это тебе папа оставил», - сказала она. «Я сразу перестал плакать. Мы были настолько голодны, что даже горе как-то немного ушло в сторону», - рассказывал потом Камай своим детям.

«Фортуна!»

Вскоре после разговора с матерью Гильм устраивается конюхом к местному извозчику, а спустя два года 10-летний мальчишка начинает трудиться грузчиком на тетюшской пристани. Таких, как он, нищих мальчишек здесь немало. Ребята зарабатывали по 2-3 копейки в день. Половину он отдает матери (а на 1 копейку тогда можно было купить миску муки), т.е. кормит семью. А на оставшиеся 1-2 копейки покупает книжки, выпускавшиеся тогда издательством Сытина массовыми тиражами для простого народа. И читает, читает жадно. То, как Камай научился грамоте, это, конечно, гимн упорству и целеустремленности.

Иногда пишут, что Камай выучился читать у работавших с ним рядом взрослых грузчиков. Однако это не совсем так. Они сами были неграмотные. Дочь Камая Светлана рассказывала, что юный Гильм выучил азбуку у пассажиров, сходивших на пристань, - подбегал к солидным дядям и тетям и расспрашивал о том, как читается та или иная буква. И вот настал день, когда Камай, увидев проходящий мимо пароход, смог прочитать его название: «Фортуна. Фортуна!» – произнес он громко и обрадованно. Это было его первое прочитанное слово.

Окрыленный Камай начал читать с упоением. И вскоре фортуна действительно улыбнулась упорному мальчишке. Она явилась в лице одной из пассажирок, оказавшейся учительницей. Ее звали Антонина Малыгина. Сойдя на пристань, она обратила внимание на оборванца, читавшего окружившим его грузчикам стихи Пушкина, Лермонтова, Некрасова. «Ты где учишься, сынок?» – спросила она. Узнав, что нигде, добрая Малыгина приглашает его учиться в Казань.

Так Камай, взяв с собой заработанные тяжелым трудом на строительстве моста девять рублей, в первый раз едет покорять Казань и начинает учиться в Татарской учительской школе. Но жизнь поворачивается к нищему мальчишке спиной. Денег хватает ненадолго. Сначала Камай отказывается от обедов, питается только один раз в день. Затем ему становится негде жить. Если поначалу он спит в пристрое на Сенном базаре, то с наступлением холодов это становится невозможным. Его приглашает к себе на квартиру товарищ по учебе, но через какое-то время приятель умирает и хозяин квартиры выгоняет Камая на улицу. Вскоре ослабевший от голода пятнадцатилетний Гильм, решая задачки про вкусную еду, теряет сознание на уроке математики. Тяжело заболевает и оказывается вынужден вернуться домой в Тетюши.

Снова пристань, снова тяжелые грузы. Грузчики любят Камая, стараются помочь ему. «Они меня берегли, не давали поднимать тяжелые грузы. «Здоровье тебе еще пригодится», - говорили они», - вспоминал Камай.

Власть рабочих!

 Ну а вскоре в стране происходят кардинальные перемены. Весть об отречении императора побуждает не оставившего мысли о дальнейшей учебе Камая вновь ехать в Казань. 1917 год. В Казани кипит жизнь, гремят митинги, проходят съезды, идут демонстрации. Камай с головой окунается в этот бурлящий революционный поток. Очень быстро проникается социалистическими идеями, знакомится с главным татарским большевиком Муллануром Вахитовым и вскоре уже сам выступает на митингах. В 1918 году Гильм в первых рядах вступает в комсомол, и, наконец-то, при новой власти сбывается мечта Камая об учебе – он вновь поступает учиться в Татарскую учительскую школу.

«Что такое власть рабочих, я понял сразу: меня зачислили на стипендию и дали койку в общежитии», - вспоминал впоследствии Камай. А затем в рядах Красной армии он сражается на фронтах гражданской войны, участвует в штурме Перекопа в Крыму.

Из грузчиков в ученые

В 1922 году ЦК партии направляет Камая учиться на химическое отделение Томского университета. Советская власть уделяла большое внимание подготовке новой научной интеллигенции. Именно здесь, в Томске, он серьезно увлечется химией, которая станет его призванием на всю жизнь. Будущей советской интеллигенции, происходившей из крестьян и пролетариата, учиться было нелегко, но Камай выделялся из всех железной волей. Стипендии на жизнь, конечно, не хватало, и Гильм подрабатывал разгрузкой барж на пристани реки Томь. На старших курсах его назначают заведующим детским домом, затем он преподает в Сибирском тюрко-татарском педагогическом техникуме. Все это не мешает ему осваивать химию, и рвение юноши не остается незамеченным.

Профессор Тронов, представитель еще той, дореволюционной профессуры, приглашает его к себе в аспирантуру. «Да ты что? Грузчика? Да еще и татарина? Да еще и коммуниста?» – возмущается другой профессор.

Но после окончания Томского университета Камай пишет письмо в Татарский обком партии: «Желая работать в центре Татарской республики в качестве научного работника, прошу ОК ВКП(б) возбудить ходатайство перед ЦК ВКП(б) и Народным комиссариатом просвещения о переводе меня в ваше распоряжение для работы в КГУ. Сообщаю вам, что научный работник-татарин, несомненно, может принести максимум пользы только там, где сконцентрирована масса татарского населения, а не в далеком уголке Сибири».

Москва дает добро и вскоре его просьба удовлетворена. Так в 1926 году Камай возвращается в Казань, и Татарский обком партии направляет его в аспирантуру к профессору Казанского университета Александру Ерминингельдовичу Арбузову. Направление направлением, но нрав прославленного ученого суров. Пролистав дипломную работу Камая, Арбузов сухо возвращает его стоящему перед ним бледному кандидату. «Ваша тема меня не интересует», - произносит он, давая понять, что разговор окончен.

Но это же Камай. На другой день, собравшись с духом он опять идет к Арбузову. На сей раз тот сдается: «Хорошо, оставайтесь. Но буду строг, поэтому без обид», - предупреждает Арбузов. «Александр Ерминингельдович действительно был весьма строгим и требовательным. Однако в первую очередь требовал со своего сына Бориса. Борис проводил в лабораториях и в заводских цехах по 16-18 часов. Мы с ним частенько оставались ночевать прямо в лаборатории, стеля постель среди столов», - вспоминал Камай.

Обучаясь в аспирантуре, Камай успевал преподавать в Татарском коммунистическом университете и, что важно и интересно, переводил учебники по химии на татарский язык, составил справочник химических терминов на татарском языке. Эта работа имела огромное значение для обучения студентов-татар, изучавших научные дисциплины на родном языке.

Технологии двойного назначения

После окончания аспирантуры его вместе с молодым казанским математиком, кстати, будущим создателем Казанского авиационного института Николаем Четаевым, направляют на стажировку в Германию. Камай учится у известного немецкого профессора Мейзенгеймера в Тюбингенском университете. Вот так сын волжского бурлака попадает в Европу и набирается научной мудрости у лучших европейских ученых. Сфера исследований Камая - соединения азота и фосфора, синтез мышьякорганических соединений.

Впоследствии он станет одним из основателей целого направления - химии мышьякорганических соединений. Опасные для жизни опыты проводятся в специальной лаборатории. Казанский профессор Булат Султанбеков, хорошо знавший Камая и неоднократно беседовавший с ним, пишет, что Камай занимался, как бы сейчас сказали, технологиями двойного назначения. Их можно было использовать как в мирных целях, так и в военной промышленности. К концу стажировки Камай уже публикует научные статьи на немецком языке, делает на нем публичные выступления. Сам он говорил впоследствии, что без знания немецкого в химии тогда делать было нечего.

В 1930 году Камай возвращается в Казань. Возвращается уже европейцем, хорошо одетым, с элементами изысканности и элегантности. Знакомство с будущей супругой, Раисой (или по-татарски - Райсой), происходит именно тогда.

Она вспоминала об этом так: «В первый раз я увидела его в Татарском театре имени Камала. Он только вернулся из Германии, возглавлял учебный отдел химико-технологического института. А я заканчивала медицинский техникум. Его умение держаться, заразительно смеяться привлекало к нему окружающих. Он интересовался всем, сыпал вопросами и сам с удовольствием отвечал на вопросы к нему. Он просто излучал радость. Я его тогда спросила: «У вас сегодня день рождения?» А он ответил: «Радуюсь возвращению домой живым и здоровым». Через семь месяцев после этой встречи Гильм и Раиса сыграли свадьбу.

Ректор КГУ

Вернувшись в Казань, Камай начинает усиленно работать. Хотя расслабленно он и не умеет. В 1930 году он возглавляет учебный отдел КХТИ, затем становится заведующим кафедрой красителей, профессором кафедры фосфорорганических соединений. Преподает и в Казанском университете. В 1932 году за серьезные научные результаты ему присвоено звание Героя социалистического строительства ТАССР. Было в истории республики и такое звание.

А в 1935 году молодого и энергичного ученого назначают ректором Казанского государственного университета. Ему 34 года. Все впереди. Все (или почти все) получается. В бытность ректором он немало успел: построил здание нового общежития, начал строительство второго. Много сил вложил в развитие недавно созданного химического факультета.

Булат Султанбеков рассказывал, что Камай, будучи ректором университета, ставил перед собой серьезные стратегические задачи, которые были очевидными в те годы для молодой республики: подготовку профессоров из татар по основным специальностям, увеличение числа студентов-татар до половины, запуск издательства для выпуска научно-популярной литературы на татарском языке, создание факультета языка и литературы с русским, татарским и чувашским отделениями, открытие исторического факультета. Все это важнейшие задачи, отвечающие целям строительства нового интернационального социалистического общества, каким оно виделось в те годы. Эти замыслы подчеркивают масштаб личности и горизонт видения Камая как крупного организатора науки, как широкообразованного блестящего ученого.

Да, многое из намеченного им осуществить тогда не удалось. Но процесс, как говорится, пошел. Что-то из запланированного Камаем в том или ином виде претворялось в жизнь уже позже.

Арест

А дальше... Дальше наступили мрачные времена. В стране уже несколько лет шли процессы над т.н. «врагами народа». Каток репрессий раскручивался все более активно. В начале 1937 года арестован прежний ректор Казанского университета Носон-Бер Векслин, затем его жена. Дети отправлены в детские дома. Камай тем временем, по-видимому, не чувствовал опасности. Логика его понятна: сын бурлака, плоть от плоти трудового народа, коммунист, герой гражданской войны. Ну какие могут сомнения в его преданности советской власти и коммунистической партии?

В 1937 году в Татарстан поступила разнарядка из Москвы: в этот год должны были быть осуждены и расстреляны 500 человек, 1500 осуждены к различным срокам заключения. Разнарядка утверждена в Политбюро ЦК ВКП(б). В это же время на Камая поступает донос о его якобы вражеской деятельности. И в августе 1937 года его освобождают от должности ректора университета, а спустя месяц, в сентябре, берут под арест.

Следователи НКВД обвиняют его в создании вражеской группы, созданной по заданию немецкого гестапо. Его стажировка в Германии оказывается здесь как нельзя кстати. Группа якобы готовила химическую атаку на Казань. Из Камая пытаются выбить показания на профессора Арбузова. Обвиняется Камай также в связях с троцкистами, националистами. Оказалось, что Камай помог поступить на учебу сестре личного врага Сталина – Мирсаида Султан-Галиева, уже обвиненного в «султан-галиевщине» и репрессированного.

Одним из пунктов обвинения стал и факт передачи Камаем Мейзенгеймеру ампулы от Арбузова. Значит, заключают следователи, Камай передал немцам секретные советские разработки. Картина, несмотря на всю абсурдность, складывается зловещая. Паутину плетут умело, выпутаться из нее невозможно. Все, что требуется от Камая – дать признательные показания в отношении себя и на профессора Арбузова. То, что Александр Арбузов – светило мировой науки, абсолютно неважно. Дело «химиков» постепенно набирает обороты. К концу 1938 года арестованы уже 18 ученых.

Камай держится стойко. Чтобы добиться своей цели, к нему применяют пытки. Ему не дают спать на протяжении 120 часов, когда его допрашивают следователи, сменяющие друг друга.

Камай отрицает все обвинения. Что касается пресловутой колбы Арбузова, то ничего секретного в ней не было, она была хорошо известна химикам! «Да, несколько экземпляров такой колбы, а еще оттиски нескольких научных и вполне открытых публикаций он передал известному химику Мейзенгеймеру, к которому поехал на стажировку. И сделал это по просьбе самого Александра Арбузова, своего научного руководителя». Это была нормальная научная практика, когда ученые обменивались друг с другом информацией. Информацией не секретной.

 

- У Арбузова допытываются: «Вы действительно передали Камаю ампулу?» Он подтверждает и поясняет, что ампула содержала опытный образец, уже описанный в научной литературе и не представляющий никакой секретности.

Эти глаза напротив…

Дочь Камая Светлана вспоминает, что маме тогда советовали: «Ты еще молодая, разведись». А у нее напротив Черного озера жила сестра. Так она каждый день ездила к ней домой и подолгу смотрела из окна на здание НКВД, расположенное напротив, через парк. И даже как-то умудрилась передать мужу свое фото с запиской, в которой написала, что хранит ему верность и ждет его. Это, конечно, дорогого стоило.

Когда надежды на спасение уже были потеряны, случилось неожиданное. В конце 1938 года был снят с поста главы НКВД и арестован Николай Ежов. Его сменил новый нарком Лаврентий Берия. Начались жесткие чистки среди самих чекистов. На некоторое время маховик репрессий над практически парализованной страной был почти остановлен. Начались пересмотры некоторых политических и уголовных дел, освобождение тех, кто еще не осужден. Наступила так называемая «бериевская оттепель».

Вскоре в Татарстане была арестована практически вся верхушка местного НКВД. Проверку законности следственных мероприятий проводила прокуратура СССР. Группу возглавлял прокурор со звучной фамилией Коперник. Во время беседы с ним Камая даже угостили чаем с конфетами и папиросами. Отношение следователей в корне изменилось, прекратились избиения, арестованных начали кормить три раза в день.

Итоги проверки не заставили себя ждать. Все арестованные казанские химики вышли на волю весной 1939 года. Спустя более полутора лет после своего ареста, в мае 1939 года оказался на свободе и Камай. Решение Приволжского военного суда гласило: «За недоказанностью предъявленных обвинений дело по обвинению Камая дальнейшим производством прекратить и Камая из-под стражи освободить».

На волю Гильм Камай вышел с подорванным здоровьем. Прежним он уже никогда не станет, как и его коллеги - бывшие арестанты.

Дома ждала семья, а впереди – наука.

Сталинский лауреат

В университет он уже не вернется. Работает в химико-технологическом институте, с головой уходит в научные исследования. Именно в этот период он делает важнейшие научные открытия в своей жизни. В 1941 году Камай защищает докторскую диссертацию. В этот же период он открывает новую реакцию мышьяка и фосфора, которая позволяет получить новый тип химических соединений, дающих возможность производства важной для экономики продукции. А это – многие миллионы рублей для страны. Эта реакция вошла в химию под названием «реакция Камая».

В годы войны он работает над военными заказами в сфере разработки боевых отравляющих веществ, за что позже будет удостоен Сталинской премии. Он – автор новой рецептуры краски, затем широко применявшейся в стране.

Академиком Гильм Камай так и не стал, хотя несколько раз выдвигал кандидатуру на выборах. По словам Булата Султанбекова, среди коллег находилось немало таких, кто «на всякий случай», или по каким-то иным причинам голосовал против него. Все последующие годы Камай работал заведующим кафедрой в Казанском химико-технологическом институте.

Физик и лирик

Дочь Камая Светлана рассказывала, что отец всю жизнь оставался очень простым. Любил черный хлеб. Научил детей не сыпать крошки. Цену хлебу знал не понаслышке. Исключительно уважал труд грузчиков, которые когда-то очень помогли ему пойти своей дорогой в жизни. Всегда старался помогать сиротам, считал это своим долгом.

Камай, будучи широкообразованным человеком, никогда не понимал причины спора о том, кто нужнее: физики или лирики? Он был уверен, что увлечение прекрасным – форма воспитания личности. Любил художественную литературу, музыку. Будучи в Москве, всегда старался побывать в театрах, особенную любовь испытывал к опере.

В доме у Камая всегда было много гостей. Мама вкусно готовила, а отец, при возможности, выходил во двор, разводил самовар и заваривал вкуснейший чай из смеси индийского, грузинского и краснодарского. Аромат душистого чая разносился по всей улице.

В 1963 году знаменитый английский химик, лауреат Нобелевской премии Александер Тодд заявил на Всемирном химическом симпозиуме, что историческим центром химической науки является Казань. Это заявление, признающее выдающийся вклад казанской химической школы в мировую химию, он сделал, обращаясь к Гильму Камаю.



***

Гильм Хайревич Камай умер в марте 1970 года в Казани, год не дожив до своего 70-летия.

Он писал в одной из своих книг: «Если ученый добивается успехов, то не потому, что он родился «в сорочке», а потому что работает всю жизнь на пределе, отдавая до последней капельки знания, опыт, энергию».

Удивительная жизнь удивительно стойкого человека, посвященная служению науке. Наполненная как трагедиями, так и счастьем. Счастьем семейным, счастьем открытия новых знаний. Настоящего патриота своей страны, своего народа.

Фото предоставлены автором

Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале