Ильдар Ягафаров: «Если не снимем фильм о Тукае, это будет преступлением с нашей стороны»

Для чего Татарстану Фонд кино, почему его нужно создавать уже сейчас и каким должен быть фильм о Тукае? Известный кинорежиссер, председатель Союза кинематографистов РТ Ильдар Ягафаров в беседе с культурным обозревателем «Татар-информа» рассказал о главных проблемах татарского национального кино и своем видении их решения.

С Ильдаром Ягафаровым мы встретились в офисе Союза кинематографистов РТ. Здесь несколько кабинетов, кухня, где можно попить чай, а также небольшой зал. Есть даже свой садик. Офис Союза кинематографистов расположился в одном дворе с офисом «Татаркино».

Наш разговор мы начали с темы денег. Говорили также о положении кино в Татарстане, о Фонде кино, который обязательно должен быть, и новом кинопроекте, который обязательно надо снять, о таланте Мансура Гилязова и многом другом…

Ильдар Ягафаров: «К кино надо относиться искренне. Только тогда получается хорошее кино»
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»


– Ильдар, в своей должности председателя Союза кинематографистов вы получаете зарплату?

– Зарплата есть, она совсем небольшая – 9 тысяч рублей в месяц, которые тоже уходят на нужды союза. Но после круглого стола в Госсовете, кажется, что-то изменится – нам дадут штаты. Если бы мы, как в Союзе писателей, начали получать зарплату, это было бы хорошо. Шесть лет подряд работать бесплатно, конечно, тяжело. С другой стороны, я могу делать проекты. Во всяком случае, чувствую, что я здесь нужен…

– Членский взнос у вас предусмотрен?

– Да, 2000 рублей в год. Ветераны платят 200 рублей в год.

– В чем смысл кинематографисту вступать в союз? Есть какая-то поддержка?

– Прежде всего, если у человека есть значок члена союза – это знак, что он профессионал. Через союз можно получать гранты. Профессиональные ассоциации при распределении грантов должны больше обращать внимание на тех, у кого есть значок членства. Мы стараемся построить эту систему, власти вроде нас слышат. У членства есть преимущества, есть также и материальная поддержка. И не такая уж маленькая – может быть 60-70 тысяч. Ее в год получает до 10 человек. Мы мониторим, кто нуждается. Также люди получают путевки от Министерства культуры Татарстан в санатории.

– А вам лично это что дает? Я понимаю, вы как руководитель союза можете восседать в разных комиссиях, например, комиссии премии Тукая… еще?

– Я только в Тукаевской.

«Мансур Гилязов давно достоин государственной премии. Он активно творит. Народ его знает, любит»
Фото: © «Татар-информ»


– Мансур Гилязов тоже немного обижен на эту комиссию. В прошлом году он выдвигался на премию Тукая от вашего союза.

– Мансур Гилязов давно достоин государственной премии. Он активно творит. Народ его знает, любит. Даже не имея никаких почетных званий, он уже принадлежит народу, он народный. Мансур Гилязов – это само по себе уровень, премия, он сам – бренд. Не все же могут сами себя продвигать. Хотелось бы, чтобы мы таких людей замечали, выдвигали, позволили всем увидеть, что они достойны.

«Над татарстанской кинематографией появился религиозный колпак»

– Ваша последняя работа к этому моменту – фильм по сценарию Мансура Гилязова «Живы ли вы?!». Его вы зрителю и экспертному сообществу уже представили. Что будете делать дальше?

– Что дальше делать, какой сценарий писать… если честно, тяжело идет. Когда начинаю делать кинопроект, у меня в голове начинаются противоречия – на какой фундамент эту идею положить… Я одну вещь понял для себя – татары очень разношерстные. Они настолько разделены. Настолько они друг друга недолюбливают. Каждый считает себя умным и правым. Вот от этого идет глобальная… большой корабль очень тяжело проплывает. Религиозные, светские, кряшены, мусульмане, ученые, есть, которые перемешались в Москве…  Даже не то что недолюбливают, а посмеиваются друг над другом. У меня есть идея – снять фильм о Тукае. Его точно надо снять, но как снять? Это должно быть настоящее кино с драмами и переживаниями. А не как пособие для школьного урока. Должна быть суперпрофессиональная команда. То, что у нас нет фильма о Тукае, – это проваливание начала XX века. Должны быть костюмы, декорации. Сюжет, диалоги, акценты, чтобы это было настоящее кино, не так, что снял и положил на полку.

– Будет наш Тукай интересен миру?

– Я всегда начинаю сильно рефлексировать, когда встречаюсь, например, с дистрибьюторами, мировыми и российскими. Они спрашивают – чем ваш проект интересен России? Я им постоянно объясняю: в России есть огромное количество разных национальностей, и они тоже россияне, которые тоже любят Россию. Что они не видят своего кино. Как только я сделаю себе поблажку и начну думать, не снимать ли мне российское кино, я ощущаю, будто предаю себя внутренне. В Екатеринбурге очень сильно спорил с дистрибьютором. При том, что у него жена татарка. Он говорит: кому это нужно? Татарам нужно! В мире должно появиться национальное татарстанское кино. Если на эти кнопки давить не будем, оно так и не появится. Если мы будем постоянно искать возможность усредненного или такого общероссийского масштаба, так и будем все перемешивать – это будет эчпочмак, сделанный на Казанском вокзале в Москве. Он не будет иметь такого вкуса, как эчпочмаки, приготовленные нашими бабушками в деревне. Если мы хотим сделать национальное кино, оно должно быть сугубо национальным. Понятно, что не с шовинистическими оттенками, а нашим родным, чтобы мы смотрели это кино и могли увидеть себя как часть татар.

«Нам тоже в Тукае надо видеть человека. Для нынешнего молодого поколения он должен быть модным, современным человеком»
Работа художника Рифката Вахитова


– То есть вы уже понимаете, каким будет фильм о Тукае?

– Да. Примерно, как фильм «Амадей». Есть такой фильм о великом Моцарте. Он не о том, как композитор писал музыку, а о человеке. Нам тоже в Тукае надо видеть человека. Для нынешнего молодого поколения он должен быть модным, современным человеком. Тукай к своим 27 годам успел сделать очень многое. Тут кто-то поправит, что умер он в 28 лет. Татары все время вот так спорят по мелочам. Когда посмотрели наш фильм «Живы ли вы?!», тоже говорили – так не хоронят. А в Бардымском районе, например, хоронят так. В Лениногорске по-другому, в Арске свои особенности. И тюбетейки разные у нас. В свое время я никак не мог принять казанскую тюбетейку. Когда в 90-е годы пошла мода на тюбетейку, я очень удивился – ну не татарская это тюбетейка. Для меня настоящая тюбетейка – бардымская, которая напоминает шатер. Поэтому, получается, у нас у каждого татарина своя правда…

– Продолжим тему Тукая – какая-то работа уже идет?

– Сценарий начал писаться. Культурный пласт, в том числе и кинематография, зависит от республики – хотим подать заявку в Правительство РТ.  Наверное, можно подать и в Министерство культуры России. Но осенью моя интуиция подсказала мне писем не писать. Потому что и так с этой пандемией было тяжело руководству, не хотел их раздражать еще и темой кино. Я думал, к весне уже можно будет начать писать.

– Интуиция хорошая у вас?

– Как у всех творческих людей.

– Значит, не позволяет вам попадать в неудобные ситуации.

– Попадал, но как раз потому, что не прислушался.

Если мы хотим сохранить культурный код, наше президентство, наш Татарстан, мне кажется, нам нужны культурные щиты, в том числе и кинематография. Любая экономика сильна не только деньгами, но и сильной культурой. Любое крепкое государство – это, в первую очередь, редчайшая литература, музыка и так далее. Иран считается закрытой территорией со многими запретами, и он в первую очередь начал развивать кинематографию.

– То есть Тукая мы сможем увидеть не как некий символ, а как человека?

– Главное, чтобы не получилось диетическое кино. Потому что никто не будет смотреть правильный фильм о правильном человеке.

Хотя разговор наш начали с нашего фильма «Живы ли вы?!», вы его не стали хвалить… Хотя и не люблю себя хвалить, но он же с большим успехом идет в прокате, региональном. Куда бы я ни приехал, везде почти полный зал. И не бывает, чтобы люди равнодушные выходили. Я доволен результатом, удивлен, что некоторые люди говорят, что фильм неудачный. Он очень даже получился.

– А почему вы оправдываетесь? Пусть говорят, это их проблемы.

– Проблема глубже, я не хочу их переубеждать. Я хочу, наоборот, сказать, что тех, кому нравится, гораздо больше. Есть мнение, почему-то и в органах управления власти, о том, что фильм неудачным получился.

– Вы хотите разубедить их в этом?

– Я хочу вернуть к какой-то точке. Мы стали очень кукольные. Наши женщины теперь надевают такие шапочки – это не национальный калфак, они будто из сувенирной лавки. Мы сильно опираемся на религиозные аспекты нации. Всемирный конгресс татар делает ставку на религиозный аспект, они в основном общаются с религиозными организациями. Мне кажется, ставку надо делать на другое, на всех. Ставку надо делать и на светских, и на академиков, на спортсменов. И ставку делать на всех. Пусть мне сильно будут высказывать, но я не могу понять, почему мы не укрепляемся, будучи светской татарской нацией. Мы в основном уходим в такое религиозное воспитание, вам так не кажется?

– Кажется.

– С этим мы теряем больше половины татар. Мы должны любить всех. Мы в первую очередь должны полюбить ребят, которые душой татары, хотя, может, и не знают татарского. Их просто надо обнять всех. Потому что куда я ни приду – встает девчонка, которой просто посчастливилось родиться в деревне и хорошо выучить татарский язык, и она начинает унижать тех, кто плохо знает татарский.

– Ильдар, я понимаю, молодому татарину в Москве наверняка трудно изучить татарский. Но, извини, если ты живешь в Казани и хочешь пользоваться какими-то выгодами от того, что ты татарин, при этом не хочешь изучать язык – тогда, конечно, та девочка права. Пусть учит!

– А чем отличается татарин в Новосибирске от татарина в Казани?

– В Казани есть среда для изучения языка. Более того, если он собирается за счет татар реализовать какие-то национальные проекты, почему это он не должен выучить язык?

– Они пришли уже на татарский фильм, потому что их позвала татарская душа, их нельзя отторгать. Я вас понимаю. Вы и меня можете обвинить – в основном я говорю на русском языке. При этом я же снимаю принципиально татарские фильмы.

– У вас немного другой случай. Татарский вы знаете, и потом, вы же сын Рашида Ягафарова (известный фольклорист, общественный деятель. – Ред.)!

– Я говорю на татарском и стараюсь даже выступать на татарском языке. Вот когда я выхожу перед людьми в Новосибирске, Екатеринбурге, вижу – половина зала татарского не знает. Что такое язык? Язык существует в формате, когда он плавает в естественной среде. Когда среда на нем общается. Когда его преподают в школе. А у нас это постоянно подрезается. Но об этом татары не говорят. Мы же молчим.

Языку нельзя учить «под дулом пистолета». Не надо укорять «ты не знаешь татарский», а наоборот, надо обнять, сказать «ты молодец». Стоит мне поговорить с кем-нибудь из истинной интеллигенции татар, то тут же у меня появляется желание выучить пять-шесть сложных татарских слов. И я учу их!

– У вас есть очень активно используемый вами термин «культурный код», вы не считаете, что он связан с языком?

– Я не употребляю таких умных слов. Но знаю одно: человек как ежик – когда начинаешь его обижать, то он отвечает колючками. Не надо друг друга обижать. То же самое с религиозными людьми. Они должны за нас молиться. Они с Богом должны разговаривать. Но в то же время не надо думать, что все люди одинаковые.

Мой отец был светский человек. Он не был сторонником того, чтобы все сводить к религии. Его борьба за нацию не была связана с религиозными догмами. У меня четкая позиция, что Аллах есть. Божественные силы, они, конечно, есть. У тебя есть интуиция, у тебя есть вещие сны. Есть какая-то святая случайность. Человек уже рождается с этим. Вот если посмотреть на ребенка, он же чист, у него же есть божественная сила. Религия мне больше напоминает политическую партию.

– Почему вас стала беспокоить тема религии? Религия вам мешает?

– В татарстанской кинематографии слишком много религии. Все ждут, что мы будем все набожными. Они начинают сверху осуждать. Почему это происходит – я понять не могу? Религиозные люди более управляемы?

– Против вашего фильма тоже выступили религиозные люди? Кто они? Муфтият или рядовой мусульманин?

– Я говорю об общем фоне. О насаждении религиозных догм. Я хочу об этом сказать. Есть такая вещь – когда ты свою мысль произносишь, ты занимаешь маленькую свою позицию.

– Вроде бы муфтият и сам снимает кино.

– Насколько я знаю, там режиссер Рамис Назмиев. Оператор – член нашего союза Алексей Матросов. Фильм посвящен 1100-летию принятия ислама в государстве Волжская Булгария. Слышал, что Президент выделил миллионы.

«Рамис Назмиев – профессиональный режиссер, выпускник ВГИКа. Я очень рад, что он участвует в таком большом проекте»
Фото: © «Татар-информ»


– А почему муфтият не обратился к Ягафарову? У вас ведь тоже не самый занятый период сейчас – фильм выпустили, к следующему еще не приступили…

– Рамис Назмиев – профессиональный режиссер, выпускник ВГИКа. Я очень рад, что он участвует в таком большом проекте.

А что касается вопроса, тут начинается вторая часть нашего разговора. В кинематографии Татарстана сейчас сложилась странная ситуация.

С 90-х годов до начала 2000-х начала формироваться неплохая кинематографическая школа. И пошла странная тенденция снисходительно относиться к кинематографистам, вырезаны места, где они могут заработать какие-то реальные деньги. Сейчас кинематографист — это охотник, который должен выходить на охоту, сам застрелить и зажарить медведя и сам продать. Что касается кинематографических организаций, конкретно в Татарстане… не буду вилять – в «Татаркино» назначен сверху человек, и мы принципе лояльно к этому относимся, пусть это будет. Думали, что все пойдет в гору, но выстраивается некая монополия. В татарском кино появились певцы эстрады, самодеятельные артисты. Почему-то режиссеры – случайные люди. У нас есть огромный союз, есть круг специалистов. Почему они не работают? И не используются профессионалы – члены союза. Но, конечно, мы будем сопротивляться.

У кого-то больше сил, они стараются найти деньги. Я тоже пытаюсь, режиссер и продюсер Алексей Барыкин, продюсер Марина Галицкая (супруга кинорежиссера Салавата Юзиева. – Авт.) тоже находят. Но не все же такие «паровозы». Почему вокруг бюджетных денег ходят всегда одни и те же люди? У нас ведь режиссеры есть. Хотя да, профессионалов становится все меньше. Они, глядя на этот «цирк», уезжают в Москву, уехавшие не собираются возвращаться.

Знаешь, в чем проблема кинематографии? Нет какого-то яркого, четкого ремесла. Например, музыкант. Он играет на скрипке. Не может прийти дворник и сыграть на скрипке. А в кино кажется, что режиссером может пойти любой. Но режиссер, он соткан из огромного количества дней, годов и насмотренности, видения, с какими людьми он общается, к чему он стремился, где он учился. Это человек из огромного числа датчиков, как мне кажется. Вот я вижу, кто такой режиссер. Его вкус, куда он стремится, что он придумывает. Это, мне кажется, какой-то особенный мир. И вот так просто ставить человека, у которого нету даже трех-четырех таких датчиков... Этим и порождается любительское кино.

– В этом году за 3 миллиона рублей будут снимать кино по рассказам Амирхана Еники. Вы стали бы снимать за такие деньги?

– Почему же они соглашаются на 3 миллиона? Почему набирается сборище людей, которые хотят стать режиссером? Кто-то хочет сняться, кто-то хочет снять. Что за команда такая? Это сборище самодеятельности. Потом мы сидим в зале, мы же интеллигентные люди, мы молчим. Они растут как мухоморы. Им это такое счастье, что мы молчим. Может перестать уже молчать? Что за фильм такой «Халима»? Это же позорище. Юлия Захарова – что, первый режиссер в республике? Совместный проект с казахами тоже она сняла (совместный фильм Казахстана и Татарстана «Тарлан» по повести татарского писателя Галимджана Ибрагимова «Алмачуар». – Авт.).    

– Но режиссер фильма Ильшат Рахимбай бросил проект, что же было делать Айтугановой… позвала Юлию.

– Он не бросил, его «кинули». Я не хочу обсуждать эту тему. Но у меня есть своя позиция. Идея этого фильма принадлежит Рахимбаю. Они с Айтугановой как партнеры стали работать с Казахстаном. Когда попали в «жернова», вместе должны были уйти. Я бы так сделал.

«Рахимбай 6-7 лет думал об этом фильме. Представь себе: ты снимаешь, монтируешь, и тебе казахи за это дают 200 тысяч рублей»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


– Но тогда фильма не было бы.

– Зато выстраивалось бы профессиональное взаимоотношение. А тут ты в проект приходишь с одним, а потом бросаешь его и берешь какую-то девочку, эта девочка ведь даже не режиссер. Рахимбай 6-7 лет думал об этом фильме. Представь себе: ты снимаешь, монтируешь, и тебе казахи за это дают 200 тысяч рублей. Если Айтугановой так хотелось согласиться, сказала бы: «Давай начнем снимать, я тебе найду деньги из Татарстана».

Это наша национальная классика, она близка нам самим, мы смогли бы сделать хороший фильм. А какой фильм сделают казахи? Я очень сомневаюсь по поводу совместных проектов. Возможно, Ильшату и повезло, что он соскочил с «Алмачуара». Ему сейчас достался более крепкий сценарий.

Я не выступаю против кого-либо сейчас. Просто я против монополии в кинематографии.

– То есть это и есть главная проблема кино у нас?

– Производством фильмов должны заниматься люди, которые учились и занимались кино профессионально. А «Татаркино» должно заниматься дистрибуцией и прокатом фильмов. У нас не так гладко с прокатом сегодня.  Их первоочередная задача – прокат. Сейчас они занимаются всем – и производством, и всем-всем. И, конечно, у них возникает соблазн прокатывать и показывать кино, которое они сами снимают. Они об этом не говорят, но мы же видим. Мнение союза – вернуть «Татаркино» на рельсы прокатной организации.

– Эту проблему на круглом столе по кинематографии поднимал и Алексей Барыкин. Кинематографист, если получает деньги из бюджета, авторские права обязан передать «Татаркино». Таким образом, у него нет возможности зарабатывать своим фильмом. Какое решение тут может быть, как считаете?

– К сожалению, республиканские законы написаны так, что мы после производства фильмов все права на прокат опять отдаем «Татаркино». Я считаю, что республиканские законы нужно привести к российским нормам. Негде в России нет такого, чтобы продюсерские организации свои права добровольно отдали прокатным организациям. Должны быть прописаны проценты. И в этом мы с «Татаркино» нашли общий язык. Мы прописали права: «30% наши, 20% ваши, 50% кинотеатру». Я вижу поступательные движения к лучшему и со стороны Миляушы Лябибовны, и со стороны «Татаркино».

«Нужно ли кино татарам?»

– Какой у вас личный рейтинг татарстанских фильмов? Мой – «Куктау», «Зулейха», «Бибинур». Ваш?

– Да, «Бибинур» хороший фильм, очень обидно, что его снял не я (смеется). «Куктау» атмосферный фильм. Это мой первый фильм, где, наверное, есть ошибки. Он такой теплый, родной, многие об этом говорят.

– Мне кажется, это уже классика! Именно этот фильм дал татарскому кино режиссера Ягафарова.

– «Бэхеткэй» – мой первый национальный фильм. После просмотра «Куктау» люди растерялись – возможно, они ждали великое кино о татарах. А это была история про маленького человека. Поэтому некоторые посмотрели, чай попили и ушли, не сказав ни слова. Но время, по-моему, все расставило на свои места.

«Я здесь занимаюсь национальным кино. Есть такие, кто меня понимает»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»


– Ильдар, ваша проблема в ваших комплексах из-за чужого мнения.

– У нас ведь не заканчивается просто на том, что твоя работа не понравилась. Этим человеком начинают «заниматься». Я не буду рассказывать, через что прошел после того, как вернулся в республику. Хотя в Москве у меня была работа.

– Что вас вернуло и что здесь держит?

– Обстоятельства. В 1998 году был дефолт, и вся страна зализывала раны. И в этот же год мне позвонил из Казани Зуфар Гарифович Бухараев, тогда руководитель Комитета по кинематографии Татарстана, и предложил мне снять фильм по сценарию Мансура Гилязова под названием «Утро привокзальной площади», который впоследствии назвали «Күктау». Вот этот звонок стал ключевым в моей судьбе. Я в Москву уже не возвращался. Жалею ли я об этом? Но я же на самом деле счастливчик, которому удалось снять полнометражные фильмы. Не жалею. Когда расчувствуешься, думаешь, что в Москве стал бы кем-то, снимал большие проекты. А может, и не стал бы. Москве отдельное спасибо за знания и опыт.

Я здесь занимаюсь национальным кино. Есть такие, кто меня понимает. Но по-настоящему понимают человека у нас только после того, как он уйдет из жизни. Вот ты мне скажи – татарам кино надо?

– Я тоже это хотела спросить. Например, не так много людей посмотрят-почитают это интервью. Если поставить какой-то броский заголовок, может, и заинтересуются, почитают. Но такой заголовок обычно герою интервью не нравится, он начинает ворчать.

– Поставь самый цепляющий заголовок! Ты вот сейчас в вопросе татарского языка со мной споришь, а ведь читают только если материал на русском. Что в «Татар-информе» хорошо – другие берут написанное вами и распространяют, мнение доносится до широких кругов.

Каждый раз, снимая фильм, я говорю: «Это последний, больше не буду никогда снимать». А друзья мне: «Да ты не сможешь, посидишь год и опять придумаешь какой-нибудь геморрой». А татарскому зрителю мы нужны? Вроде нужны. Да, он пассивный, потому что не воспитан с кино.

– У вас хватит жизни воспитать татарского зрителя?

– Я могу еще работать, до 60, 65, 70 лет.

– Вам 51 год. Практика показывает – в мужчине старше 50 начинается творческая, как точнее назвать…

– Деградация?

– Не настолько. Депрессивная пора. Непродуктивная…

– Рузиля, я сумасшедший (Ильдар Ягафаров использовал нецензурное слово. – Авт.). Все равно буду делать. Буду ругаться, но делаю. Хотя грязью на меня тоже постоянно кидаются – ого-го! Я здесь сижу и чист как банный лист…

– Хорошо сказали!

– Не смейся! Как и все, я тоже наверняка состою из плюсов и минусов. И грехи какие-то, наверное, есть, я тоже человек. Но я стараюсь быть максимально чистым. Как уже говорил, зарплату я не получаю. Если фильм снимаю, то и сам в него вкладываю. Я, конечно, и зарабатываю на нем, я же не совсем идиот. Но не могу снимать кино только ради заработка. Такие есть. Такое кино смотреть одно мучение. Это видно. К кино надо относиться искренне. Только тогда получается хорошее кино.

– То есть работаете просто за определенный гонорар.

– Во многих своих проектах я еще являюсь продюсером. Поэтому говорить про гонорар было бы очень просто. Первое – хорошо снять картину, а дальше разберемся.

– Если смотреть по возрасту, получается, вы успеете снять еще два полнометражных фильма – и всё?

– Два, три… Сейчас в союз берем молодежь. Есть надежда, что они продолжат мое дело. Правда, молодежь особо не нуждается в союзе. Но молодость – скоропортящийся продукт, сами не заметят, как 50 стукнет.

– Что вы им советуете: оставаться здесь или уехать?

– Некоторым даже помогаем уехать. Нашли деньги, четверых отправили на режиссерские курсы. Захочет снимать татарское кино – приедет.

Очень много людей бьет себя в грудь, хотят снимать национальное кино, а на деле просто хотят заработать деньги на республике. Из москвичей таких много.

«Меня там не должно быть, и Айтугановой. Мы там даже в коридоре не должны стоять. Монополия – самое опасное для кинематографии»
Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»


«Фонд кино будет работать на имидж нашей республики»

– Дальше все эти вопросы будет регулировать Фонд кино, о котором вы мечтаете, так? Всяких «просящих» Президент будет отправлять туда?

– Да. Это так должно быть. Если будет фонд, все будет решать комиссия.

– В комиссии опять те же люди. Те же Миляуша Лябибовна, вы.

– Меня там не должно быть, и Айтугановой. Мы там даже в коридоре не должны стоять. Монополия – самое опасное для кинематографии.

– Хорошо, допустим, создали мы фонд. Придут туда за деньгами Бекмамбетов и Ягафаров. Дадут, конечно, Бекмамбетову. Мне так кажется.

– У кого идея лучше – тому дадут… Перед тем как снимать, утверждается сценарий, на каком-то этапе съемок комиссия фонда может посмотреть, подсказать… Но даже в этом случае может получиться «Франкенштейн».

– Вы просите Фонд кино с 200 миллионами годового бюджета. За эти 200 миллионов татарский народ что получит?

– Я говорю о создании системы. У нас нет системы. Мы в хаосе. Часть этого фонда будет работать на культурный имидж республики. Мы должны понимать, что через два года нам необходимо снять фильм о Тукае.

– Фильм о Джалиле тоже обсуждался. Не получилось… Хорошо, давайте дальше поговорим о концепции Фонда кино.

– Главное – фонд должен контролировать, чтобы проектами руководили выпускники хороших профильных вузов. Это уже должно быть сигналом – если ты окончил хороший вуз, то можешь подняться по профессии. А так получается, что человек отучился, а нам он не нужен. У нас все кино снимают – и та девчонка, и этот парень… все снимают…

– Давай упростим вопрос: когда я беру товар в магазине, за мои деньги продавец гарантирует исправность товара или пригодность к пище… А за 200 миллионов я как покупатель что получу от киноделов?

– В Татарстане появится национальная кинематография.

– А продукт будет какой?

– Появится профессиональная система производства кино. Фонд кино их будет контролировать.

– Фильмы могут быть и плохими.

– Ну и что? Вот театры у нас разве все время выпускают только хорошие спектакли? Сколько у нас государственных театров получают деньги из бюджета! А вы только от кинематографистов ждете результатов. Никто из вас не знает, за счет чего и как они живут. То есть у нас нет такого рабочего места, чтобы кинематографист мог зарабатывать своей профессией. А ведь кино есть, хорошее или плохое – оно есть. Я нашим благодарен даже хотя бы за это. Пусть будет создана такая система – чтобы люди каждый год могли взяться за какую-то работу… Речь ведь идет не только о режиссерах. Операторы, художники, гримеры… Они систематически работали бы в кино, переходили бы из одного фильма в другой. Это не организовано. В хаосе кино не рождается. А вы от нас ждете, чтобы мы быстро сделали фильм, способный победить на Каннском фестивале.

– А материально у нас есть возможности поднимать кино? На 1 миллион рублей неплохой спектакль можно сделать, но кино не снимешь…

– А ты знаешь, сколько стоит театр? Это десятки миллионов. Мы что, просим гигантские деньги? 200 миллионов рублей – это серьезная сумма. Но для республики это возможно. Сюда входят и обучение кадров, и сценарная база, полнометражные и короткометражные фильмы, и развитие кинематографии в целом. Кино же начинается с готового сценария. Его надо написать. Этому человеку, кто пишет сценарий, надо куда-то на работу идти, кормить семью.

Вот я тоже кормлю свою семью. Я как-то должен жить в Татарстане. Как ты думаешь, что я делаю? Берусь за разные коммерческие проекты. Думаете, это так легко? Совсем не легко. Почему я не должен снимать один фильм в два года? Почему меня не берут режиссером в разные проекты? Меня никто никогда режиссером не нанимал. Никогда…

– Почему?

– Не знаю. Не понимаю. Думают, что я, попав в команду, начну указывать? Нет. Я готов взяться за любой проект и реализовать его. Я смотрю ответственно на то, за что берусь. Сколько ребят, которые могли бы у нас работать, из-за отсутствия работы уезжают в Москву. Тот же Галиаскаров, Рахимбай, Рашитов начнут работать на Москву…

– Что-то не видно, чтобы Москва особо хотела тот самый «Микулай» (триллер Ильшата Рахимбая по пьесе Мансура Гилязова столкнулся с финансовыми сложностями. – Авт.).

– Почему так думаешь?

– Если бы Москва была готова взять, Рахимбай тоже продал бы свой фильм.

– Почему думаешь плохо? У нас кряшены есть? Есть. Поэтому пусть фильм будет у нас! Пусть будет нашим достоянием.

– Но кряшены отказались от фильма.

– Это другой вопрос. Это болезнь малых народов. Им хочется выглядеть красивыми – песни, танцы… А на самом деле в «Микулае» удивительная история. Почему у нас триллера не может быть? Не понимаю… Не могу понять.

– Лично я не против триллера. Хотя сама не люблю их смотреть… А не кажется ли вам, что это просто ваши комплексы – «нас не любят, потому что это триллер», и вы сами держитесь за это.

– Так ведь ты сама тоже меня ненавидишь за одну сцену изнасилования в «Живы ли вы?!» Это же кино! Эта сцена нужна была для драматургии. Если бы бандиты просто дали бы по лицу этой девушке и ушли, фильм развалился бы, потому что это был бы пустой фильм. Я же не показывал грудь, задницу, даже сосков не видно. А вы тут охаете и ахаете, типа девушку изнасиловали. Кошмар! Ужас! Недавно с дочкой сходили на «Человека-паука», вот где деградация кино.

Я считаю, что в «Живы ли вы?!» жизнь показана такой, как есть. Не надо ее стыдиться. Пора спуститься на землю! Сколько можно уже витать в облаках, что мы красивые и воспитанные?! Я не знаю ни одного таким образом снятого кино. Кино появляется только там, где есть проблема. Может быть, мы к такому кино и не готовы. Я смотрю хорошие фильмы о каких-то алкашах, проститутках. Это сняли народы, сформировавшиеся как нация. Если подумать, мы же не сформированы как нация. Просто россияне…

– А не кажется, что наше кино не нужно даже нашему зрителю? Когда-нибудь мы сможем своего зрителя убедить в существовании нашего кино?

– Кино в первую очередь нужно для нашего будущего. Я не знаю, что будет через 50 лет. Возможно, Татарстан станет просто русской провинцией. А если будет кино, знали бы, что мы думаем, о чем беспокоимся, переживаем.

– Значит, работаем для будущего.

– Поэтому кино и дорогое по сравнению с остальными видами искусства, потому что делается для вечности. Спектакль посмотрел – и вышел. Музыку послушал – и концерт закончился. А кино, придуманный человеком микромир – вечны. Срок у них не выходит.

– Но руководство наше и люди не понимают этого…

– Думаю, что понимают. Но нет доверия. Как убедить? Мне кажется, тут есть большой нюанс. Сейчас Министерство культуры дает 8 миллионов в год. Такая договоренность. Оно может его и не давать. Если не даст, как кино будет жить? Никто об этом не думает и думать не хочет. У эстрадных певцов тоже есть своя филармония. Они зарабатывают на концертах, однако на них есть штат в 10-15 тысяч. У кинематографистов даже этого нет.

– Художники тоже не получают.

– Да, с ними тоже нужно создать фонд. Какие классные были художники в Советском Союзе! Я помню, как я бегал по мастерской Баки Урманче, когда мы приходили с папой к нему в гости. Художника государство очень поддерживало. Надо срочно создать фонд и для них, назначить 200-300 миллионов бюджета. Пусть каждый год 100 художников создадут картины о нашей жизни, наших традициях. «Художественный фонд» Татарстана состоит только из портретов руководителей, глав районов. Вот это останется от нас будущему.

«Когда поняли, что «Сага» не получится, комитет кинематографии тоже ликвидировали. Казанская студия кинохроники тоже упразднена. Люди остались на улице»
Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»


«Легко пнуть бездомную собаку. Кинематографисты в таком положении»

– Когда был снят «Куктау»?

– В 2003 году.

– То есть мы в 90-х, полные энтузиазма, начали создавать свой национальный кинематограф, за десять лет доросли до того, чтобы снять «Куктау». Где наша ошибка? Почему остановились?

– Какая ошибка?

– Куда ушел позитив того времени? Когда исчезла надежда народа на собственное кино?

– Ой, пошла какая-то мода, особенно среди руководителей, во всех неудачах винят кинематографистов. А ведь эту ситуацию они сами создали. Все восходит к «Саге древних булгар» (киноэпопея из семи фильмов, незавершенный широкомасштабный исторический кинопроект Булата Мансурова по сценарию Гарая Рахима. – Ред.).

– То есть неудача этого проекта стала тормозом для татарского кино?

– А ведь у кинематографистов Татарстана, особенно нынешних, никакого отношения к этому фильму нет. А что, у нас в строительстве нет таких ошибок?

– Но вот это одно событие наложило негативный отпечаток, навредило будущему национального кино. Почему не могут забыть?

– Бить слабого легко. Кто эти кинематографисты? Бесхозные жалкие существа. Но собака бывает кусачей только от жизни собачьей.

– Не успели окрепнуть?

– Легче пнуть бездомного пса, чем породистую собаку, которая сидит в своей конуре. Бесхозный пес поскулит и притихнет. Кинематографисты примерно в таком положении. Когда поняли, что «Сага» не получится, комитет кинематографии тоже ликвидировали. Казанская студия кинохроники тоже упразднена. Люди остались на улице. Как бы разозлились: «Всё, хорош».

– «Сага древних булгар» и на самом деле была аферой?

– «Сага» нам многое дала. Для молодых кинематографистов это была плодородная почва. Мы взошли как молодая поросль. Я тоже был среди них. Мне было чуть больше двадцати! Время расцвета! И другие расцвели. Думали, что вот эти цветы дадут плоды. Не было поддержки. После «Куктау» больше серьезной материальной помощи не было. А ведь в те годы кино снималось. Рамиль Тухватуллин активно снимал фильмы. Мне кажется, за 3-4 года снял 4-5 фильмов. Фильмы выходили, но не было отрегулированной системы.

– Я считаю его «Зулейху» очень хорошим фильмом. Я уже сказала, что он в числе первых в моем рейтинге.

– «Зулейха» – хорошее кино. Не могу согласиться, что в вашем рейтинге нет «Живы ли вы?!». Он должен был быть. Не могу понять, почему он вам не нравится. В Екатеринбурге женщины сказали: «Наконец-то это произошло, нашим мужикам по лбу ударили». Кому-то не понравилось, что тема изнасилования в фильме была, но тема была замята. Но это же естественно – если происходит изнасилование, вся деревня молчит, чтобы не испортить судьбу девочки. Ведь на самом деле так! Это же символ – нас имеют, а мы молчим.

– Хорошо, пересмотрю свой рейтинг.

– Вот ты спрашиваешь, чем я буду заниматься в будущем. Мне кажется, мне надо выкинуть из головы мусор о том, что надо снимать кино, которое нравится всем. И Фонд кино, и моя жизнь, и все фильмы, которые мы будем снимать, должны быть посвящены появлению национального кино. Как башкирское кино, как якутское. Если не будет таких, как мы, оно не появится. Появление национального кино в Татарстане станет квантовым скачком в новой культуре республики. Потому что мы застряли в попсе. Мы конкретно сидим на спектаклях. И у нас никакого развития нет. Если взять симфоническую музыку, и оперный театр, и балетное искусство – они татарам почти не принадлежат сейчас. Мне кажется, Фонд кино мог бы стать для молодежи сигналом надежды на будущее.

Мне кажется, нам надо успеть с фондом, пока у нас свой президент, живой, настоящий, «татар җанлы». Мне кажется, он очень переживает за это. Он все-таки татарский парень. Боюсь, лет через десять придут такие люди, которым будет «до фонаря». А ты как думаешь? Мы же вообще не умеем сопротивляться. Татары молчат.

– Уже диагноз поставили же. Значит, правильно поставили. Почему меня спрашиваете?

– Вам же это не нравится.

– Может быть, потому и не нравится, что вы правы…

– Были и те, кто кричал, что это антитатарский фильм. Сейчас ведь даже журналистов нет, чтобы все это рассказывать. Я знаю только двух журналистов, которые могут написать на татарские какие-то тексты, которые можно читать, – ты и Гулина Гимадова из «Ватаным Татарстан». Вас должны на руках носить. Носят? Наверное, носят на 30-40 тысяч, и все.

«У меня в голове очень много проектов. Хочется на базе Союза кинематографистов открыть авторскую киношколу»
Фото: © Михаил Захаров / «Татар-информ»


– Чем сейчас занимаетесь? Скажем так, до того, как приступить к Тукаю.

– У меня в голове очень много проектов. Хочется на базе Союза кинематографистов открыть авторскую киношколу.

– Хочется, не хочется… Вам 51 год. Пора уже делать, а не мечтать.

– Вы сейчас где сидите?

– В вашем офисе.

– Шесть лет назад мы мечтали об этом офисе. Сейчас он есть. И зарплата будет. Работа в этом направлении идет. И Фонд создадим. Съемки фильма могут начаться летом.

– Сколько потребуется денег?

– Это большой проект. Тут же еще надо, чтобы мне поверили. А если скажут, пусть на русском снимут москвичи…

– А вам хочется снять на татарском?

– Да. С нашими актерами. Весь парадокс моего существования в этом. Какой смысл ради российского проката звать федеральных актеров?

– Если денег не будет достаточно, все равно начнете?

– Все кино, которое начинается без бюджета, превращается в пшик. Я такую историю уже прошел с «Байгалом».

– Если сумму, которую вы просите, все-таки дадут, что вы гарантированно сделаете за эти деньги?

– Хорошее качественное кино о Тукае, которое могут смотреть по всей России. Потому что, если не снимем фильм о Тукае, это будет большим преступлением с нашей стороны. Мне кажется, пришло время снять такой фильм.

Автор: Рузиля Мухаметова, intertat.tatar; перевод с татарского

Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале