«Приводишь в порядок уши и иногда даже сам начинаешь цокать»
Друзья мои, хотел бы поделиться своими филологическими впечатлениями от поездки в папино родовое село в Нижегородской области.
Мой татарский, как часто бывает у современных городских татар, – результат смешений, влияний разных диалектов, литературного языка, он в достаточной мере продукт персонифицированный, не могу отнести свою речь к какому-либо из существующих диалектов в чистом виде. База была заложена в семье, в среде т.н. пензенских татар (это понятие шире границ современной Пензенской области): «чокание», нет особого вокализма и протяжности последнего слога в предложении, самая огузская лексика и фонетика среди всех поволжских татар, много русских заимствований.
За проведенные 3 дня в родовом селе, я полностью погрузился в языковую атмосферу. Во-первых, сам не заметил, как начал чаще думать на татарском. Мне конечно с филологическим образованием и накопленным опытом общения на разных языках в разных точках планеты гораздо легче воспринимать и понимать людей. Темп речи, вокализмы, цоканье долгое время мне резали слух еще больше, чем «щокание» и «джокание» казанских татар, какой-то постоянный страх, что не поймешь сказанного, особенно, когда люди говорят между собой или быстро. Но через какое-то время перестраиваешься, приводишь в порядок уши и иногда даже сам начинаешь цокать.
«Там все, что не местный говор – казанский»
Интересна реакция и на мой язык, мне иногда говорили, «син казанца сулисен» («ты говоришь по-казански» - перевод), хотя какой он, мой татарский, казанский. Но там все, что не местный говор – казанский. Некоторые, услышав мой язык, переходят на какой-то «урта тел» (спасибо ТНВ и татарским песням нового времени). Все-таки, у нижегородских татар тоже есть совсем бытовой язык и стремление к литературной норме, оно происходит в рамках своего диалекта, но заметно двигается к общетатарской. Очень показательный пример: подойдя к телефонной трубке домашнего телефона (там они еще сохранились), в ответ на незнакомое «але» я сначала услышал паузу... а потом на литературном языке женский голос сказал убойную фразу: «Кем белән мин сөйләшәм». Произнесено это было с дикцией ведущего новостей на ТНВ. Я от удивления оторвал трубку от уха и посмотрел на нее, будто бы она живая, в ответ пришлось тоже выдать максимум литературного из себя.
В этот раз обратил внимание на богатство таких языковых форм, которые не часто услышишь в другом месте. Недаром говорят, что в языке мишар сохранилось много анахронизмов.
«Диалекты – это богатство языка и его резерв»
Литературный язык все же как-то испытывает веяния времени, русского языка, вынужден перестраиваться, а в деревнях пускай и неологизмов нет и говорят попроще, зато именно там начинаешь чувствовать глубину языка, отличия в форме, особенности построения мысли, психолингвистику.. «Без бая курше малайдан куйны суйдырдык», нижгар татары «Мәскәүгә меңә, ә авылына төшә», «тазалармы апаларың?».
Диалекты – это богатство языка и его резерв. И хорошо, что они пока что сохраняются. Литературная норма при правильном понимании легко уживается рядом с диалектом, они дополняют друг друга и у каждого свое место и время. Так живут образованные французы, немцы, итальянцы, арабы – в голове всегда две нормы – литературная и диалектная. В русском языке, при всем его богатстве, нет такого ярко выраженного различия (за исключением глухих деревень, куда ездят экспедиции филологов-энтузиастов), и поэтому носители исключительно русского языка мне кажутся людьми с более плоским мышлением.
