«Большая часть их исповедует ислам»
Проблема происхождения и распространения ислама в Среднем Поволжье достаточно давно привлекает внимание исследователей. Это связано как с тем, что мусульманская Булгария была одним из ранних средневековых государств в Восточной Европе и активно взаимодействовала с различными странами средневекового мира, в том числе и по вопросам религии, а также тем, что она резко изменила этноконфессиональную ситуацию в регионе, на многие века определив его своеобразие (рис. 1).
Восточная литература однозначно трактует булгар как мусульман, а их страну — как относящуюся к исламской цивилизации. Так, Ибн Русте, который, по мнению большинства ученых, писал между 903 и 913 гг., сообщает, что «Царь Болгар, Алмуш по имени, исповедует ислам», а «большая часть их (т.е. булгар. — И.И.) исповедует ислам и есть в селениях их мечети и начальные училища с муэдзинами и имамами». Об этом же писал секретарь багдадского посольства Ахмед Ибн Фадлан, побывавший в Булгарии, указывая, что кроме ставки Алмыша, в это же время в Булгарии существовали значительные общины мусульман. В ставке Алмыша был специальный штат духовенства, включая муэдзина и, судя по словам Ибн Фадлана, было довольно много мусульман. Он даже описывает их погребальный обряд. Были и другие мусульманские общины. Тот же Ибн Фадлан, например, описывает общину «домочадцев» (сородичей?) под именем ал-баранджар «в количестве пяти тысяч душ женщин и мужчин, уже принявших ислам ... Для них построили мечеть из дерева, в которой они молятся».
Таким образом, можно уверенно говорить, что уже в 910—920-е гг. среди булгар были значительные общины мусульман, причем и булгарская знать во главе с Алмышем приняла новую веру.
«…приидоша Болгаре веры Бохмице»
Характерно относящееся к этой традиции указание на то, что булгары воюют с неверными. Обстоятельства этих войн неизвестны, но важно общее мнение о строгом следовании булгар предписаниям ислама и борьбе с неверными. Например, персидский источник «Худуд ал-алам» / «Пределы мира» (982/983 гг.) пишет: «Булгар — город с небольшой областью, расположенный на берегу Итиля. В нем все жители мусульмане; из него выходит до 20 000 всадников. Со всяким войском кафиров, сколько бы его ни было, они сражаются и побеждают».
В русском средневековом сознании имя волжских булгар было практически неотделимо от понятия «мусульманство». Так, в рассказе об «Учениях о верах» в ПВЛ (в одной из ранних редакций) отмечается, что «приидоша Болгаре веры Бохмице». В ряде летописей, восходящих, видимо, к владимирской редакции «Повести», вера булгар названа «срачинской». Это характерно не только для летописных повестей, но и для церковной литературы. Так, в произведении «О посте, к невежамь», создание которого Н.М. Гальковский относил к XIII в. есть пассаж, где «черти» (очевидно, какие-то языческие боги или духи) жалуются: «Мы же походили по болгаромь, мы же — по половцемь, мы же по чюди... мы же — по инымъ землямъ, ни сяких людии могли есмы наити к сему добру и чести и послушанию, яко сии человеци (то есть русские. — И.И.)». Более точно религия булгар определяется в так называемом «Слове об идолах», автор которого выказывает явное знание предмета. Он пишет, что булгары научились своей религии от «арвитьских писаний», которое «учением дьяволим изобретено» и «Мамеда проклятаго срациньскаго жреца». В летописях и внелетописных источниках булгары определяются прежде всего по конфессиональному признаку, что было весьма характерно для восприятия соседей и в средневековой Европе. Неоднократно именуются булгары в летописях как «поганые» или «безбожные», что в христианской традиции означало население, придерживавшееся языческих и вообще ложных верований, к которым, например, западноевропейские хронисты относили всех мусульман. В глазах православных книжников мусульмане были, конечно же, настоящими язычниками (то есть людьми, придерживавшимися ложных верований — «погаными») или даже «безбожниками». Учитывая противостоящий этим характеристикам положительный образ «благоверной и христолюбивой» Руси, можно согласиться с мнением историков, что «это не только языковой прием изображения мусульман и их конфессии — они отражают и принципы мышления хронистов, присущие им критерии оценки иной культуры и иной конфессии».
«Эти булгары — самые злейшие сарацины»
Не обошли эту тему и западноевропейские источники (Юлиан, Дж. де Плано Карпини, Рубрук и т.д.). Наиболее яркая характеристика булгар содержится в труде Гильома де Рубрука: «Эти булгары — самые злейшие сарацины, крепче держащиеся закона Магометова, чем кто-нибудь другой».
Все эти источники указывают, что уже к концу X в. Булгария на международной арене выступала как мусульманская страна, которая была связана множеством торговых, культурных и политических нитей со странами Европы, Средней и Передней Азии, Ближнего Востока. При этом ни у кого из современников не вызывало никаких сомнений, что они имеют дело со страной ислама и мусульманским населением.
Если для татарской историографии уже с конца XVIII в. вопрос о Волжской Булгарии как части исламской цивилизации был несущественным и определялся историко-культурной традицией, то европейская и российская наука решала этот вопрос заново и самостоятельно.
Экзотическая версия Татищева
На раннем этапе изучения встречались уникальные мнения. Так, историк и политический деятель В.Н. Татищев о религии, распространенной среди булгар, пересказывая сообщение русской летописи об «испытании вер» князем Владимиром, писал: «... собственно болгоры волские имели издревле закон брахминов, из Ындии чрез купечество привнесенной, как и в Персии до принятия магометанства был, и оставшие болгарские народы чуваша довольно прехождением душ из одного животного в другое удостоверяют». Из этого следует, что В.Н. Татищев, ссылаясь на то, что среди чуваш, которые, как тогда считалось, являлись потомками булгар, ислам не распространен, полагал, что ранней религией булгар был брахманизм. Ислам, по его мнению, в Поволжье окончательно был принят довольно поздно — уже в XV в.
Это мнение, основанное на его понимании русских летописей и их пристрастном анализе, осталось в науке экзотическим предположением, поскольку другие историки предпочитали трактовать известия летописей как свидетельство распространения в Булгарии именно ислама. По мере развития науки и открытия новых источников, представление о распространении ислама в Поволжье уже в домонгольский период стало подтверждаться новыми данными благодаря знакомству и публикации сведений восточных авторов, в частности Х. Френом выдержек из сочинения Ибн Фадлана в пересказе автора XII в. Ибн Йакута. Все собранные им материалы, включавшие дирхемы, чеканенные в Болгаре и Суваре, а также медная лампа с изображением людей и куфической надписью, не оставляли сомнений в том, что «Записка» Ибн Фадлана достоверна, а Булгария была страной мусульманской цивилизации. Позднее эти выводы были подтверждены, развиты и существенно дополнены другими отечественными востоковедами.
Советский подход
Во второй половине XIX в. были накоплены определенные археологические данные, удачно обобщенные в труде С.М. Шпилевского. Изучив весь комплекс письменных и археологических источников, он сделал вывод о распространении ислама и его связи с расселением народов края: «В западной части Казанской губернии памятников древности гораздо менее, нежели в восточной. Причина этому понятна... на востоке губернии было господство ислама и мусульманской культуры, на западе господствовало шаманство и обитали племена, в культурном развитии значительно уступавшие мусульманам». С этого времени вопрос об исламе в Поволжье и отношении Булгарии к исламской цивилизации стал немыслим без комплексного подхода к данной теме.
Новый этап изучения этой проблемы начался в 30—40-е гг. XX в. в советской историографии. С одной стороны, он основывался на анализе новых письменных источников и данных археологии, которая стала бурно развиваться в это время. С другой, в науку стал внедряться классовый и вульгарно-материалистический подход. Использование новых методов позволило А.П. Смирнову, Б.Д. Грекову и Н.Ф. Калинину сделать важные выводы об общественных отношениях в Булгарии и не случайности распространения здесь ислама. Но при этом историки исходили в своих выводах из априорного предположения о слабом распространении ислама среди населения Булгарии. Как писал академик Б.Д. Греков: «Ислам еще долго оставался здесь религией только господствующих классов, народная же масса продолжала пребывать в язычестве». Представления о слабом распространении ислама и о наличии значительных пережитков язычества в той или иной мере становятся общим местом отечественной историографии. Позднее она была дополнена теорией о борьбе язычества и ислама в X в., когда часть племен во главе с племенем сувар, стремившихся сохранить язычество, переселилась в правобережье, где оставалась язычниками вплоть до XX в.
В зарубежной историографии, кроме общих статей в справочных и обобщающих изданиях, практически специально не разбирался вопрос об исламе в Булгарии, помимо отдельных статей. В частности, статьи И. Зимони, который последовательно поставил и решил вопрос о причинах и факторах принятия ислама правителями Булгарии.
«Распространение ислама в Булгарии начинается в конце IX — начале X в.»
Однако систематические исследования булгарских могильников и новые источниковедческие труды стали противоречить этим схематическим представлениям. Этапным в этом отношении следует признать исследование Е.А. Халиковой, которая, проанализировав материалы более чем 20 мусульманских некрополей, пришла к выводу о широком распространении ислама в Булгарии. По ее данным, распространение ислама в Булгарии начинается в конце IX — начале X в., полная и окончательная победа мусульманской погребальной обрядности происходит во второй половине X — начале XI в., при этом ею особо подчеркивалось, что с рубежа X—XI вв. языческие могильники на территории Булгарии уже не известны.
Между тем некоторые археологи пытаются опровергнуть эти выводы, прибегая к различным способам. Одним из них является попытка представить некоторые отклонения от «классического» обряда или наличие некоторых видов украшений с изображениями животных как свидетельство «двоеверия» и «полуязычества» булгар. Другие археологи прямо связывают предметы быта и искусства, в частности бронзовые шумящие подвески и другие женские украшения, с наличием среди булгар определенного массива языческого финно-угорского населения. Вершиной подобных манипуляций археологическим материалом стали публикации, в которых на основе анализа прежних полевых исследований, совершенно априорно постулируется существование в Булгарии X—XIV вв. неких «языческих святилищ». Подобный археологический оксюморон был подвергнут критике и отвергнут основными исследователями, как несостоятельная гипотеза, основанная на априорных предположениях.
Но кроме подобных субъективных манипуляций данными археологии, есть понятные сомнения, основанные на традиции. Поскольку историки, как и все обычные люди, привыкли верить чему-то осязаемому, то они охотно верят археологам, утверждающим, что в Булгарии проживали какие-то значительные группы язычников, а ислам был распространен только в среде аристократии и городского населения. Сомнения эти во многом основаны, кроме всего прочего, на том, что убедительные письменные материалы не являются доказательством именно широкого распространения ислама, остаются довольно живущими.
Иными словами, возникает дилемма, когда реальные археологические находки, вроде бы, противоречат тому, что нам известно по письменным источникам.
Решить эту проблему должны сами археологические материалы, но не как дисперсные и отрывочные материалы, а как комплекс данных археологии. Именно они при системном анализе позволяют сделать и недвусмысленные выводы о религиозной идентичности булгарской этнополитической общности.
Продолжение следует
Фото на анонсе: Салават Камалетдинов
