Как проходили выборы у татар в средневековье?

Традиции народовластия у русского народа широко известны: со школьной скамьи мы знаем о вече в Древней Руси, земских соборах в Московском царстве, сельских сходах на протяжении веков. Однако не менее древними были демократические традиции и у кочевых народов Евразии, которые, как известно, внесли не меньший вклад в формирование российской государственной и общественной жизни. В преддверии Единого дня голосования (19 сентября 2021 года) хотелось бы вспомнить о том, как выражали свою волю представители тюркских, монгольских, татарских народов в прошлом.

Прямая демократия

Несомненно, самым древним демократическим институтом в кочевых обществах Евразии был тот, который сегодня политологи охарактеризовали бы как «непосредственную демократию» или даже «местное самоуправление». Речь идет об участии представителей отдельных кочевых родов и племен в принятии решений, касающихся жизни всего родоплеменного подразделения. Именно на этом уровне выбирались третейские судьи (впоследствии известные как бии), а также родовые военные предводители из числа наиболее отважных и опытных воинов (батыров). Эти избранные представители местного управления на основании народного волеизъявления обладали властными полномочиями наряду с потомственными предводителями родов и племен.

В принятии решений на этом уровне участвовали все полноправные члены рода или племени – как правило, в их число входили мужчины – хозяева юрт, т.е. главы семей. Однако у некоторых тюркских народов допускалось участие в подобного рода собраниях и женщин – например, если после смерти мужа вдова оставалась с несовершеннолетними детьми, то именно она представляла их интересы на родовом собрании.

Традиции подобного рода сохранялись на протяжении веков, причем центральные власти ни в коей мере не пытались упразднить институты «родоплеменной демократии»: ведь тем самым устранялась необходимость назначения чиновников-администраторов на уровне отдельных родоплеменных подразделений, и их функции в известной степени выполняли именно родоплеменные вожди, судьи-бии и военачальники-батыры.

В случаях, когда тюркские или монгольские государства трансформировались в «степные империи» и в число ханских подданных попадали также обширные регионы, населенные многочисленными оседлыми народами, эта традиция «прямой демократии» ни в коей мере не вступала в противоречие с аналогичными институтами на вновь присоединенных землях. Так, и в Китае, и в странах мусульманского мира (Волжской Булгарии, Хорезме и пр.) было широко распространено местное самоуправление на уровне сельских общин, городских кварталов и пр.

Таким образом, можно убедиться, что кочевники Евразии в отношении народовластия на местном уровне не уступали государствам и обществам, которые в историографии традиционно всегда признавались более развитыми.

Представительная демократия

Гораздо больше, чем традиции самоуправления в отдельных родах и племенах, в истории известны общегосударственные съезды в тюркских и монгольских ханствах – речь идет о курултаях. Современные исследователи проблем политической преемственности в кочевых обществах Евразии (в частности, Н.Н. Крадин и В.В. Трепавлов) отмечают древнюю традицию и этого института – начиная с эпох хунну, тюрков и т.д. Вместе с тем, нельзя не отметить, что достаточно подробные сведения о курултаях, их составе и принимаемых решениях в источниках появляются лишь со времени образования державы Чингисхана, до этого же периода о них имеются преимущественно лишь отрывочные упоминания о самих фактах проведения таких общегосударственных съездов.

В отличие от местного управления, в рамках которого каждый полноправный представитель рода или племени мог участвовать в принятии решения и имел возможность высказать свою точку зрения, курултай формировался из сравнительно немногочисленных представителей родов и племен, входивших в соответствующее государство – что и позволяет говорить о нем как об органе представительной власти.

Значение курултая было не столько в многочисленности его участников, сколько в том, чтобы все родоплеменные подразделения (а также и оседлые регионы в случае их наличия в составе «степной империи») были представлены максимально полно, что диктовалось двумя причинами. Во-первых, демонстрировалось, что решение, принимаемое курултаем, поддерживалось и одобрялось либо всеми административно-территориальными единицами государства, либо их большинством. Во-вторых, именно представители этих родов, племен, регионов после курултая доносили его решение до остального населения. Неслучайно в русских средневековых источниках (летописях, посольских документах) подобного рода собрания именовались «вся Казанская земля», «вся земля», «весь юрт» и т.п.

Заинтересованность центральных властей тюрко-монгольских государств в участии представителей всех родов, племен и регионов в курултаях была связана с тем, что на них принимались наиболее важные государственные решения. Самым известным видом таких решений, несомненно, являлось избрание хана – эта традиция сохранилась за курултаем после того, как все другие функции со временем были им утрачены, вплоть до XIX – начала XX в.

Другие решения касались организации и ведения масштабных военных кампаний, для которых требовалось задействование человеческих и материальных ресурсов всего государства. Наконец, третья категория решений, принимавшихся на курултаях – это провозглашение и утверждение общегосударственных законов. Именно в таком порядке были озвучены Чингисханом базовые принципы государственной и правовой жизни Монгольской империи в 1206 году (знаменитая «Великая Яса»), монгольские и казахские уложения XVI–XVIII веков.

Неслучайно и сегодня названия «хурал», «курултай» используются для обозначения выборных органов власти в отдельных регионах России и государствах Центральной Азии, а также ряда общественно-политических организаций, представляющих интересы тюркских народов на общегосударственном и международном уровне. Это также является отражением и продолжением многовековых традиций «степной демократии».

Степная демократия в действии

Итак, как можно увидеть, демократические традиции в кочевых обществах Евразии были, во-первых, весьма древними, во-вторых, действовали на разных уровнях, в-третьих, достаточно широко применялись. В частности, о том, что на курултаях действительно принимались важнейшие политические решения, значимые в масштабах всего государства (а порой – и на международном уровне), нам хорошо известно из средневековых источников. Вместе с тем, не следует идеализировать курултай как демократический институт.

Прежде всего, как мы имели возможность заметить, его состав не формировался в результате «всеобщих, прямых, равных и тайных выборов». Его участниками являлись исключительно представители родовой и служилой аристократии, т.е. потомственные предводители родов и племен, а также высшие военачальники и администраторы, происходившие из менее знатных семейств и выдвинувшиеся благодаря собственным заслугам и ханскому покровительству.

Впрочем, подобного рода «ограниченное народное представительство» было характерно отнюдь не только для средневековых тюрко-монгольских обществ. Как хорошо известно, в странах, претендующих на роль родоначальников современной демократии, т.е. в государствах Западной Европы и в США, вплоть до XX века сохранялись многочисленные цензы, позволявшие не допускать к участию в выборах значительную часть населения – имущественный, возрастной, образовательный, половой и др. Собственно, такой же ценз, только, так сказать, «статусный», действовал и в тюрко-монгольских государствах.

Кроме того, курултай, несмотря на свою представительность, не был полновластен в своей деятельности. Наряду с ним в кочевых государствах Евразии (особенно в государствах Чингисхана и его потомков) существовал еще один важный государственный орган – семейный совет, в которых входили члены правящей династии, а также наиболее влиятельные сановники и военачальники, также, как правило, связанные с ханским родом родственными (брачными) узами.

Современный монгольский исследователь Ж. Гэрэлбадрах, соотнося роль курултая и семейного совета Чингизидов, остроумно сравнил их с двухпалатным парламентом. Однако, полагаем, более корректным было бы охарактеризовать семейный совет как своего рода «Президиум Верховного совета» в СССР: во-первых, именно члены этого органа формировали «повестку дня» для курултая, т.е. проекты решений, которые следовало принять или одобрить, выдвигали ограниченное количество претендентов на трон для избрания, составляли «проекты» тех законов, которые предполагалось утвердить; во-вторых, во время курултая члены семейного совета заседали вместе с остальными его участниками, а не отдельно, как палаты современных парламентов.

В период позднего Средневековья функции семейного совета в татарских ханствах перешли к другому органу – совету карачи-беев. Ю. Шамильоглу полагает, что этот институт возник уже в последней четверти XIV века, однако, как представляется, в этот период лишь сложились предпосылки его создания – раздробление единого государства (Золотой Орды) и необходимость для ханов постоянно «консультироваться» с наиболее влиятельными родоплеменными предводителями, которые в это время фактически стали и правителями регионов, и высшими военачальниками. Сам же институт карачи-беев, согласно письменным источникам, стал функционировать уже в XV веке – в отдельных татарских ханствах. Со временем именно к этому органу стали постепенно переходить практически все функции курултая – за исключением, как уже было сказано, избрания ханов.

То же можно сказать и об институтах «прямой демократии», т.е. родоплеменном самоуправлении: на протяжении своего многовекового существования они претерпели значительную эволюцию, и их компетенция постоянно менялась, нередко – в сторону уменьшения. Под влиянием централизаторских традиций (зачастую заимствовавшихся из китайской или российской имперской практики) все больше и больше полномочий, которые ранее принадлежали народным собраниям, стали передаваться в руки либо избираемых, либо даже назначаемых местных начальников, которые, впрочем, «по инерции» могли сохранять названия биев, старшин и пр., хотя фактически являлись уже представителями не местного самоуправления, а низового уровня государственной администрации.

В заключение отметим, что с современной (да еще и западной, европоцентричной) точки зрения традиции «степной демократии» не выдерживают никакой критики. Однако не будем забывать, что ее традиции, принципы и институты формировались и действовали в особых политических и социальных условиях, соответствовали уровню социально-политического и правового развития народов и отражали существовавшие в то время реалии. Впрочем, то же самое можно сказать и об античной («рабовладельческой») демократии, тем не менее, считающейся отправной точкой для современных западных демократических институтов, или вечевых и соборных институтах Руси, к которым апеллировали российские конституционалисты еще и в XIX–XX веках.

Таким образом, как представляется, современные демократические институты и принципы, которым следуют и тюркские народы России, и тюрко-монгольские народы, проживающие в государствах Центральной Азии, основываются не только на рецепциях из западного опыта, но и на собственных ценностях народовластия, широко применявшихся в их жизни на протяжении многих веков.

Роман Почекаев

Об авторе:

Почекаев Роман Юлианович – доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории права и государства Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (Санкт-Петербург).