Муса Джалиль: «слишком правильный» или рядовой поэт?

«Я вынесла представление о том, что Джалиль — озорной и хороший» 

Мне повезло с Джалилем. Потому что в начальной школе я училась вместе с сыном Рафаэля Мустафина, который приходил к нам на классные часы и рассказывал о маленьком Мусе. Более всего запомнился смешной случай, произошедший с будущим поэтом на реке Неть: Муса любил дразнить рыбаков  — поднырнуть и дергать за леску. Как-то раз он доигрался — подцепили его за губу на крючок. Так из детских впечатлений я вынесла представление о том, что Джалиль — озорной и хороший, а после установки в 1966 году у стен Казанского кремля  памятника, где поэт-герой предстал в образе титана, рвущего могучей грудью колючую проволоку, — что он был очень высоким и сильным. Как все, разумеется, я знала наизусть его стихотворения «Красная ромашка», «Мои песни», «Варварство». 

Всерьез задумалась о личности Джалиля в нулевые, с началом гиперинформационной эпохи, когда у многого начал «отклеиваться ус» и толстый слой агитпроповской штукатурки, наложенный на биографию и творчество поэта-героя, тоже пошел трещинами. В прессе, еще в девяностые, сообщалось о его внебрачных детях, Альберте и Люции, а тут заговорили о Джалиле, со слов эмигранта Гарифа Султана — основателя татаро-башкирской редакции радио «Азатлык», как о малодушном человеке, вступившем в антифашистскую борьбу лишь в конце войны и исключительно из боязни возмездия со стороны приближающихся советских войск. В печально известной пьесе Сахапова «Барбаросс» инкыйразы» Джалиль вообще был показан чуть ли не придворным одописцем Гитлера.

«Обилие доводов стряхивает с него хрестоматийную пыль»

Как следствие, появилась возможность смело говорить о том, что Муса Джалиль являлся рядовым поэтом, ниже среднего уровня, — «до войны и Моабита», уточняют татарские писатели старшего поколения. Большинство из них высоко оценивают Моабитские тетради, считая:  в пограничной ситуации — между жизнью и смертью — Джалиль начал писать шедевры. А вот молодые татарские поэты своим  кумиром сделали Хасана Туфана. Он тоже, как и его друг Джалиль, пережил опыт лишения свободы, но, в отличие от него, не на территории врага, а на родине — за клевету на товарища Сталина. Это позволило Туфану, считает молодежь, подняться на уровень высокой литературы, работающей с неоднозначностью истины.

«Джалиль слишком правильный, — говорят представители новой поэтической волны, — даже “красный” Хади Такташ нам ближе, он хулиган». 

Короче, в обилии доводов, которые приводят защитники и ниспровергатели величия Джалиля, нелегко разобраться и принять ту или иную сторону, что, на мой взгляд, идет только на пользу канонизированному классику — стряхивает с него хрестоматийную пыль и делает образ мерцающим, неоднозначным. 

О судьбе и творчестве Джалиля хочется напряженно размышлять. И это подтверждает истину, высказанную Салаватом Юзеевым в романе «Не перебивай мертвых»:

«Есть небесная мера, согласно которой кто-то из нас переживет современников. Есть некая высшая справедливость, утверждающая: то, что должно передаваться, — будет передано, и животворная цепочка не прервется». 

Джалиль выбрал «Узник» Пушкина 

Не случайно же советские идеологи среди одиннадцати казненных в Плетцензее 25 августа 1944 года выделили Джалиля и именно его сделали символом доблести и беззаветной любви к Родине. Логически рассуждая, скажем: потому что продуктивно, когда гражданский подвиг сопряжен с литературно-творческим, — это на десятилетия гарантирует неподдельное восхищение людей и их живой интерес. Но если воспользуемся нелинейной логикой мифа, то скорее придем к выводу о предопределенности подвига Джалиля свыше — вслед за Варламом Шаламовым, который в 1927 году жил с ним в одной комнате общежития МГУ. 

В рассказе «Студент Муса Залилов», напечатанном в № 2 журнала «Юность» за 1974 год, «человек с планеты Колыма» привел бесспорное доказательство подвига Мусы — из разряда провиденциальных: первым русским стихотворением, которое Залилов выбрал для заучивания наизусть перед тем, как стать Джалилем, был не «Арион», не «Я вас любил», не «Памятник»… Это был «Узник» Пушкина! 

Знание этого факта способствует иному восприятию поэзии Джалиля. Приходит понимание, что достоверность деталей, психологическая осязаемость рисунка, к которым нас приучила русская поэтическая культура, ему — считавшему свое время героической эпохой, а себя одним ее титанов, — в творчестве были попросту неинтересны. Образная сила его «Моабитской тетради» в другом — в подлинности накала и страсти, сродни античным.

«Знаешь, надо быть сильным не только духом, но и телом» 

Кстати, в фондах Национального музея РТ хранятся фотографии Джалиля на берегу Понта Эвксинского. На них он, полуобнаженный, и впрямь похож на античного героя — статью и великолепным телосложением (несмотря на небольшой рост). Это отмечено и в воспоминаниях композитора Назиба Жиганова. 

Зимой 1941 года, перед отъездом Джалиля на Волховский фронт, он навестил квартиру друга в доме № 17 на улице Горького и застал Мусу в трусах умывающимся ледяной водой. «Передо мной стоял крепыш, мускулистый с бронзовым отливом тела, — пишет Жиганов. — Я попытался ущипнуть его. Ничего из этого не вышло». А Джалиль пояснил восхищенному другу:

«Знаешь, надо быть сильным. (…)…не только духом, но и телом. (…) Кто знает, что нас ждёт впереди. Пригодится».

В этой квартире № 28, как всем известно, с 1983 года располагается музей Джалиля. В нем много подлинных вещей: чемодан, письменный стол, мандолина, на которой поэт играл — он был музыкален. Мурашки бегут по коже, когда видишь ремень, который Джалиль, следуя старинному обычаю, перед отправкой на фронт отдал Назибу Жиганову в обмен на его ремень (композитор хранил личную вещь поэта долгие годы, прежде чем принести в дар музею). Но лично меня более всего поразил факт того, что Джалиль, депутат горсовета, заведующий литературной частью оперного театра и ответсекретарь писательской организации ТАССР, в 1940 году заселился не в хоромы, как утверждают злопыхатели, а в коммуналку, его семья занимала две небольшие комнаты, а санузел и кухня были общими, более того — в этом сталинском доме квартиры при помощи индивидуальной котельной обогревались батареями, а газифицирован он не был, и на кухне стояла дровяная печь. Она там до стих пор стоит, можно прийти в музей-квартиру и полюбоваться на «чудо техники».  

Только на «Джалиловские чтения» в этом году подано 40 тысяч заявок  

Впрочем, многим это ничего не докажет, они, согласимся с Александром Пушкиным, будут всегда готовы радоваться «унижению высокого, слабостям могущего».

А стихи Джалиля тем временем и вопреки всему 15 февраля, в день его 115-летия, будут звучать по всей стране. Только на «Джалиловские чтения» в этом году подано 40 тысяч заявок из регионов России и стран зарубежья. Видеозаписи с декламацией его стихов для участия во флешмобе под тегом «Весь мир читает Джалиля», который проводят сотрудники музея-квартиры Джалиля, шлют из Канады, Казахстана и регионов РФ. На республиканском конкурсе чтецов литературных произведений на татарском языке «Tatarсузе», учреждённом комиссией при президенте Республики Татарстан по вопросам сохранения и развития татарского языка, на первый заочный тур было подано около четырех тысяч заявок — в тридцати процентах из них звучит имя Джалиля. 

Надо сказать, поэт перед казнью предрекал своим стихам подобное будущее:

Сколько дано вам  огня и свободы
Столько дано вам прожить на земле!