Фото: © Рамиль Гали / «Татар-информ»
Плохая новость - недавно Назиба апа узнала о своем плохом диагнозе. Наш разговор начался с этой грустной темы. Мы говорили долго. Читали с ней стихи.
- К смерти я отношусь философски. Я прожила довольно долгую жизнь, в марте мне исполнится 76 лет…
- Даст Бог.
- Этого очень даже достаточно.
- Тяжело было услышать плохую новость от врачей?
- В каком плане у нас будет беседа?
- Когда назначала интервью, кажется, я имела ввиду годы, когда вы были с Мударисом абый (поэт Мударис Аглямов - ред.), это мне интересно, но все-таки ваша жизнь состоит не только из этого периода, скорее, это одна ее красивая часть. Не буду вас заставлять рассказывать свою биографию, я хотела бы спросить о вашей общественной работе, конкретнее - о том, что вы сейчас чувствуете, оглядываясь назад - стоило ли столько сил в нее вкладывать, оправдало ли это себя? Вы всегда стояли на активной жизненной позиции, боролись за свои идеи. Сейчас вы не думаете, что лучше было бы заняться вам только творчеством, что так вы достигли больше для себя?
-Так, так… Хорошо…
- Вы рассказывайте, я буду слушать, по ходу разговора задавать вопросы.
- Первый вопрос какой?
- Если спрошу о болезни, не рассердитесь? Вы сказали, что философски смотрите на смерть, начнем с этого, если можно.
- Жизнь - это просто мгновения, которые приходят неожиданно, так же внезапно проходят. Все в этой жизни - и счастье, и горести, трагедии, радости - всего лишь какие-то моменты. Ты давно хотела прийти, а я отказалась от интервью, в этот момент, может быть, ты разозлилась, а потом, когда ты сама тоже не нашла время, то рассердилась уже я. Времени ни на что не хватает. Не успеваем. Но ты успела. И встречаюсь я с тобой уже с держа в руках путевку на тот свет… Вот такие дела.
А диагноз… Это было неожиданно. Болел живот, решила показаться врачу, они быстро взяли биопсию и сказали - 4 стадия. На этой стадии уже ничего не сделаешь. Мне просто назначили химиотерапию, и через три дня выписали из онкодиспансера. Я спросила у врача, это хороший специалист: “Если уже поздно, для чего химия?”, он сказал: “Такая схема лечения”. Я подумала - значит, это не просто так, здесь еще и бизнес. Раз врачи тоже следуют схеме…
- Может, анализы не так показали? Еще где-то проверялись?
- Под общим наркозом взяли биопсию, посмотрели, что там. Думаю, что ошибки нет, тем более, боли такие, что сомнений не остается. Еще на этом свете я испытываю такие адские муки, значит, на том свете попаду прямо в рай. Проверяться еще раз нет возможности, да и сил уже нет, прежде всего. Откуда им быть - я почти не ем. Когда болезнь у тебя в желудке, оказывается, и есть не можешь. Просто пью воду по капельке, и все.
Пришлось принять то, что со мной произошло. Сколько моих знакомых, друзей, даже моложе меня, ушли от этой же болезни. Думаю, все из-за социальных проблем, экологии, иначе разве умирало так много людей? Я в онкодиспансере сказала: «Вы уж меня извините, что в таком возрасте пришла, медики отправили - решила сходить». На самом деле хорошо приняли, вежливо обращались, за три дня все необходимые анализы сделали. Я приехала домой, и обдумала все это. Я уже на восьмом десятке, моя мама, например, прожила чуть больше 50 лет. Очень много тех, кто умирает этой же болезни даже в более раннем возрасте. Наверное, поэтому, я не принимаю это как трагедию. Если бы я одна столкнулась - одно дело, но когда беда затрагивает всех - это не твоя личная трагедия, а всенародная. В моей книге афоризмов есть строка: «Үзең тарта алмаган йөккә ияреп кенә барып була» («Когда тянуть груз тебе не по силам, можешь только пойти за ним». Смерть - непреодолимая сила, ты просто подчиняешься ей и все. Поэтому я не кричу, головой об стену не бьюсь, потому что в жизни и так много сложностей, если вдобавок еще и я начну кричать о своей болезни, то сделаю жизнь своих близких еще хуже. Переживаю только об одном - выпал снег, подморозило, если уйду зимой, то тем, кто будет готовить для меня могилу, придется тяжело.
К тому же, я ведь уже сходила к Мударису (на кладбище - ред.), “поговорила” с ним. Сказала ему: «Тукай здесь лежит, Зульфат здесь, Роберт Ахметзянов - друзей много. Разреши мне вернуться в деревню». Возражения от него не услышала. На деревенском кладбище - мои предки, родители, младший брат Назим тоже там, родственники. Наше кладбище - живее всех живых. Это не какое-то глухое, позабытое всеми место, за ним ухаживают. Ты не умираешь, ты просто возвращаешься туда.
Все стараются попасть на кладбище Старой татарской слободы, большинство выдающихся людей тоже там. Но, мне кажется, что Тукай меня не простит - непростительно поэтам уходить, оставив после себя в таком состоянии язык - язык Тукая, язык нашей нации. Поэт - он в первую очередь поэт, человек, обязанный донести родной язык до будущих поколений.
Наши татарские поэты - что они сделали, чтобы сохранить язык Тукая, какое сопротивление они оказали? Вместо этого все силы потратили на борьбу за премию Тукая. В большинстве случаев премия Тукая вручалась необъективно. Все это обдумала, и решила: «Лучше мне быть подальше от Тукая». Мне лучше вернуться в свою родную деревню. Вспоминаю слова Мухаммета Магдеева: «Нет земли теплее, чем родная земля».
Эта болезнь оказалась очень страшной, во время приступов боли такие, ничего вокруг не видишь. Когда немного отпускает, прихожу в состояние видеть, что у меня на рабочем столе, то я думаю - даже сотая, тысячная часть сделанного мной не увидела свет. Почему так? Это - завистливость татарская? Это такой недостаток, охвативший всю нацию? Из-за этого качества она и лишилась государства, полагаю я. Потому что даже когда ты хочешь сделать, тебе не дают. Хочу издать свою книгу - не дают этого сделать. Но я ни одному писателю не прощаю отсутствия искренности. Чтобы служить народу, надо быть исключительно искренним.
Сейчас гадают, какой язык сохранится в мире. Не знают, какой язык останется. Думаю, что останется язык народа искреннего. Какой народ скажет миру свое правдивое, бескорыстное слово, истинные идеи какого народа, как флаг, будут способны повести за собой - язык именно этого народа останется, будет жить, развиваться. Наш язык ведь в свое время ценился очень высоко, был языком международного общения. Тюркских народов по численности так много! Численность, если подумать, это очень важно. Без качества численность, конечно, немногого стоит, но я бы не сказала, что наш тюркский народ некачественный. Тюркский народ, в первую очередь, это люди с крепкой верой, надежные, нравственные. Все это можно выразить одним словом - честность.
Мы же даже объяснять все это народу не можем найти время. Все заняты зарабатыванием на жизнь. Даже в самом зрелом обществе процент интеллигенции не превышает 3 процента, и на этих людей возлагается обязанность просвещать народ. У нас даже 1 процент интеллигенции не сделали того, что должны были сделать. Чтобы не позволить этому случиться, людей творчества, представителей литературы, искусства унизили максимально, их авторитет полностью разрушили. В 90-х годах гонорары просто пропали. В эти годы я вернулась в Казань, начала работать в газете “Шэхри Казан”, там же были и Мударис Аглям, и Гарай Рахим… Крупные писатели, журналисты ни слова не сказали, опустив глаза, молча продолжали работать. У нас не было денег даже в столовой поесть. Дома готовим, разогреваем на работе. Это ведь действительно было так. В таком положении оказалась татарская интеллигенция. В 1934 году коммунисты, создавая Союз писателей, заставили его служить себе, поэтому очень хорошо писателей поддерживали. Написал книгу - на гонорар мог прожить 2-3 года спокойно, а сейчас гонорар за одну книгу не доходит даже до размера одной пенсии.
Мой отец был человеком, который с вниманием следил за литературой, искусством, был внимателен к людям творчества, любил поэзию. Он рассказывал о выросших в нашей деревне людей творчества, и тех, кто мог бы стать ими. В нашей деревне был человек по имени Мухаметхан Атнагул. Его взяли в Союз писателей. Но он ушел оттуда, сказал “мне такой союз не нужен”…
- В вашей деревне все такие, не боятся сказать правду?
- Да, это в нашем характере, даже сейчас нашу деревню Кисәк Каен (Кисак Каин, село в Янаульском районе Башкортостана – ред.) уважают и в некоторой степени даже боятся руководители района. Этот упомянутый мной человек - писатель, был человек очень умный, мудрый, я училась с его сыном. Он писал под псевдонимом Атнагул-Буйский. Он, например, говорил: «Чем отличаются слуга и тот, кто сам себе хозяин? Если Союз писателей создан коммунистической партией, и она собирается заставить писателя служить ей, значит, у нее есть программа». Отец тоже говорил “Не примыкай к стаду”. У меня есть афоризм: “Не хочешь, чтобы тобой погоняли - не присоединяйся к стаду».
Мама тоже была философом. Они вырастили пятерых детей. «Если бы вас не было, я бы сделала большие дела, но не успела бы сделать столько, сколько 5 детей. Поэтому свою жизнь посвятила вам», – говорила она.
Недавно проведать меня приехали моя старшая сестра, наш младший брат. Чуть какие трудности - родные все вместе приходят поддержать. Когда ушел Мударис (лауреат премии Габдуллы Тукая, народный поэт Татарстана Мударис Аглямов умер 26 ноября 2006 года - ред.), уже на следующий день все пришли, протянули мне руку помощи. Мы с родными жили так дружно - это результат воспитания наших родителей. У нас никогда не было каких-то ссор, конфликтов. Я думала, что все татары так живут. Оказывается, не совсем так.
В стране разрушили основы семьи, а когда семьи нет - то нет и нации. Мы сегодня стоим на краю пропасти. Кому-то кажется, что на красивом морском берегу. Мы должны остаться примером того, как, оказавшись на краю пропасти, выстоять, не погибнуть.
- Вы все время ругаете писателей…
- Я на татарских писателей очень обижена. У меня и стихи в их адрес есть. Однажды на День пожилого человека в ресторан позвали только писателей старше 70 лет. Поскольку тогда было 69, не пригласили. Один из писателей сказал мне - ты иди тоже, Назиба, ты же не кушать туда идешь - и я пошла. Там была Флера Тарханова, очень нарядно одетая, она танцевала, Шамсия Зигангирова красиво пела. Я там прочитала свое стихотворение, посвященное татарским писателям «Китеп барам» (“Ухожу”). Это же ресторан, все смотрят на свою тарелку. У меня в груди будто камень – меня не услышали. Но нельзя сказать, что совсем никакой реакции не было, где-то эти стихи вышли, кто-то потом вспоминал, как я читала это стихотворение. То, что люди безмолвны, что из голос подавлен, я уже давно понимала. После этого стихотворения еще раз поняла.
Вспоминаю одну мудрость от Мудариса Аглямова. Я замечаю, что он в своих стихах будто оставлял мне маяки на моем пути. Он говорил: «Держись подальше от тех, кто пришел только получить. Сегодня число поэтов, писателей растет, как ядовитые грибы после дождя. Почему ядовитые - когда негативные поступки идут от образованного человека, то это в 10 раз, 100 раз хуже оказывает услугу истории», – говорил он.
Мударис Аглям был великим человеком, правильно его называли гением. Это был человек, который анализировал, мог дать оценку истории. Когда мы были вместе с Мударисом Аглямом, когда одно дело делали на разных фронтах два человека, то мы успевали больше. По правде говоря, кажется, я по-настоящему даже не выходила замуж, отец моей дочери был художник, Мударис Аглям тоже художник - творит посредством слов. Видимо, вся моя цель была служить искусству, литературе, я это и сама до конца не понимала.
Я старалась работать, это не принуждение себя, я не могу жить, не создавая стихов. Писать стихи - для меня так же естественно, как рождение дня. Если садилась писать прозу, то моя проза превращалась в стихи. Быть поэтом - это не служба, это - сама жизнь, форма твоего существования.
Как-то, давно уже это было, меня позвал к себе Марс Шабаев. Он работал в “Казан утлары”. «Назиба, ты гениальный поэт, но зря ты связалась с Мударисом, твой талант пропадает". В этих словах тоже есть большая правда. Если поэтесса выходит замуж за поэта, то думают, что это он ей пишет. Про меня тоже говорили - наверное Мударис написал, “наверняка, это фраза, придуманная Мударисом”. Кто-то верил, что это так, и не признавал моего творчества. Я на такие вещи внимания не обращала, и времени не было обращать. Жизнь все-таки одна.
Мударис относился ко мне в первую очередь как к поэту. Несколько раз становилась свидетелем, как он анализировал мое творчество. Однажды, когда работала в «Шәһри Казан», Гусман Садэ встретил меня, и говорит: “Знаешь, что сделал Мударис?”. “Выпил?”, - говорю я. “Нет, наоборот, действует трезво”, - отвечает он мне. Показал мне статью в газете «Нәҗибә дә кошлар нәселеннән» (“Назиба тоже из рода птиц”). Я ему говорю: “Мударис, почему ты обо мне пишешь?”. Он говорит: “Мне до тебя дела нет, я написал о поэте”. Однажды Мударис в какой-то газете сказал: «То, что мы не успели сделать за всю жизнь, Назиба сделала за 8 лет”. Мне действительно пришлось торопиться. Действительно хотелось успеть сказать. Я с взглядами многих писателей никак не могла согласиться, не соглашалась с их пассивностью. Это же целый союз, объединивший 350 человек, организация с таким количеством творческих людей могла оказать сопротивление. Они должны были донести свою позицию и получить ответы на свои требования.
Вот, удивляются, почему из Башкортостана выходят творческие люди - поэты, певцы. Даже из моей деревни Янаул сколько их вышло - какой великий драматург Риза Ишмурат, великий писатель Нурихан Фаттах, поэт Сажида Сулейманова, в свои 50 лет покинувшая этот мир от этой же болезни, Адип Маликов, Каусария Шафикова…
- Юзеевы…
- Да. Ильдар Юзеев, Нил Юзеев. Не только Янаул, в других окрестных районах тоже есть великие личности. Бураево, Краснокамский район, Татышлы… Почему? Мы - татары Башкортостана, 70 лет жили сравнительно свободно. Татарский язык считался в Башкортостане государственным. Мы в школе все предметы учили на татарском, выпускали газеты. Когда 21 район с татарским населением присоединили к Малому Башкортостану, российские власти стали смотреть, что мы будем делать. Не встретив сопротивления, в 1978 году татарский язык лишили права быть государственным языком. Почему я была неугодной в Башкортостане? Потому что была против башкиризации. Нет большего счастья, чем жить будучи собой. Родился татарином - живи как татарин! Однажды Мударис написал: «Бөек булып калыр минем халкым «башкорт» дигән исем белән дә» (“Даже под названием “башкир” мой народ останется великим”). Я в шоке, стала дубасить его по спине: “Ты что, дурак?”. Он говорит: «Ты, дорогая, не бей меня, я и так битый. Открой глаза, посмотри - кто кого не запрещал”. Моя родная деревня - Кисәк Каен тоже теперь стала “Киҫәкҡайын”. Нас - писателей, работающих в Казани - стараются не допускать в район. Сейчас дети не учатся ни на татарском, ни на башкирском - значит, на русском. Как говорит Ангам Атнабаев: «Что от татарина, что от башкира рождается русский - вот в чем проблема». Нельзя было промолчать, это привело к катастрофе. Все сосредоточились на материальном обеспечении жизни. Весы жизни и смерти у людей сравнялись.
Недавно ходила на встречу творческого объединения «Әллүки». Потому что считаю, что у истоков литературы стоят литературные объединения. Сама в Нефтекамске создала литературное объединение «Инеш» (“Ручеек”), и до сегодняшнего дня мы его сохранили. В этом объединении я учредила литературный конкурс «Иҗат тирәге» (“Древо творчества”). Победителям вручаю свою премию. Создала фонд для творческого объединения «Инеш», приготовила 100 тысяч рублей своих денег. Любой желающий может внести вклад в этот фонд. В Нефтекамске в билингвальной школе тоже ведется работа. На заседание Әллүки» ходила, чтобы рассказать об этих творческих объединениях.
Вечер организовала Халиса Ширман. В лучших местах - в первом ряду - сидят Галимзян Гильманов и Ленар Шаех. Чуть дальше за ними - Ильсияр Ихсанова, Луиза Янсуар, Хатип Миннегулов. Собрали студентов со всех отделений вузов, связанных с татарским языком - зал полный. Студенты выступили - показали, какая это организация «Әллүки». Гостям тоже слово дали. Ильсияр Ихсанова говорила от имени Союза писателей: «Мы очень счастливые, потому что студентами ходили в эту организацию. «Әллүки» было теплым гнездом для молодых поэтов», - сказала она. Хатип Миннегулов тоже говорил. Также говорили, что литературное объединение - это хорошо, оно уже было на стадии закрытия, но Ленар Шаех возродил. Галимзян Гильманов тоже сказал, какое счастье это быть воспитанным в таком объединении. Я послушала, и тихонько сказала: “Это ложь”. Потом объявили, что “в зале есть Назиба апа”, и я решила тоже сказать пару слов. Я выразилась прямо. «Я сейчас слушаю и поражаюсь этой лжи. Поколение поэтов, которое оставляет после себя язык Тукая практически уничтоженным, считает себя счастливым?”.
У поэта лгать нет никакого духовного и морального права. Если лжет - значит, перед своим народом он преступник. В свое время я долго сомневалась, стоит ли вступать в Союз писателей или нет. Мударису я тоже говорила: “Не хочешь, чтобы тобой погоняли - не присоединяйся к стаду». Но он сказал: «Ты вступи, так ты легче будешь делать свою работу. Потому что для народа важно, что ты член Союза писателей». Поэтому я вступила в Союз.
Кажется, в 2015 годах, вышла книга литературоведа Масгуда Гайнутдина «Без элек тә без идек» (“Мы были теми же”). Прочитала ее и побежала к Мударису на кладбище. Масгуд абый написал: «В последнее время стихи Мудариса вроде бы как его стихи, а вроде бы и не его, стихи Зульфата тоже будто его, но и не его. Они сломались в какой-то степени, но Назиба Сафина не сломилась». Рассказала Мударису, и слушаю свой внутренний голос. Тогда я поняла, насколько предсказательные были слова Мудариса “Останется великим мой народ даже с названием “башкир”», сколько места оставлено было правителям в этих словах.
Я против того, чтобы переводить татар в статус диалекта. Между татарским и башкирскими языками разница очень маленькая. Идет работа по башкиризации 2 миллионов татар.
Судьба татар такая: не покорятся - их били, топили, расстреливали… В моей книге «Кан хәтере» (“Память крови”)…
- Назиба апа, задумывались ли вы когда-нибудь “зачем это все мне”? Бывали ли мысли “я - женщина, не будет ли лучше мне просто заботиться о своих детях, внуках”?
- Мои дети - дочь, внук - на мой 70-летний юбилей пришли в Тукаевский клуб Союза писателей. Там мой внук рассказал мое стихотворение «Еракта, йөрәктә» (“Далеко, в сердце”).
Сейчас отвечу на твой вопрос. Этот мой образ жизни - это воспитание. Они очень хорошо говорят по-татарски. После этого вечера меня спросили “Как твой внук так хорошо знает татарский?”. Я же татарский писатель! Почему дети других писателей не знают татарский, как мои знают его? Однажды я прочитала внуку стихотворение «Мәче һәм бөҗәк» (“Кот и жучок”). Внук говорит: «Нәнәем (бабушка - ред.), ты для тех убогих, которые не знают родного языка, можешь стихотворение написать еще и на русском? Я тебе помогу». Ты обрати внимание на его слово “убогие” (в оригинале - “имгәк” - ред.). «Имгәк» с татарского - немощный, недоразвитый, ущербный, тот, кому нужна помощь и опека. Хорошее слово. У меня с русским языком проблемы нет - сели и написали. Когда в Союзе писателей стали готовить к выпуску книгу из произведений татарской детской литературы, я отправила перевод стихотворения. Ильсияр Иксанова сказала: «Мы отправляли в Москву, сказали перевод плохой». «Ну, раз Москва сказала, видимо, так», – говорю я. Когда Ильсияр пришла в Союз, я думала - и хорошие стихи у нее есть, и с документами, наверное, сумеет работать. Может быть, соберет вокруг себя женщин-писателей, активизирует их. У нее есть стихи, которые мне нравятся…
Автор: Рузиля Мухамметова
Источник материала: intertat.tatar
