«Вас утопят в середине Волги, а платок жалко хороший...»
Много тёплых детских воспоминаний о Казани хранит моя душа. Помню и люблю свою бабушку красивую и ухоженную казанскую татарку. Именно от неё передалась мне безмерная любовь к Казани старой уютно-деревянной, зелёной с особым индивидуальным колоритным ароматом. Современная Казань очень красива и по праву считается третьей столицей. Лишь об одном жалею часто, нет на улицах нынешней Казани наших татарских дәү әни нарядных, и опрятных в цветных татарских ичигах, выполненных в технике кожаной мозаики, белых батистовых платках покрывавших плечи и спину, иногда в плюшево-бархатных жилетах, с бусами и недорогими сережками в ушах. Моя бабушка из образованной семьи во многих поколениях занимавшейся торговлей. Красивая и молодая девушка она вынуждена была покинуть родительский дом и бежать ночью в Казань на перекладных... так решила ее мама, отца уже не было. Бежала она от местного конокрада который надумал ее выкрасть.
В Казани она встретила, полюбила и вышла замуж за моего деда, полковника НКВД. Дед был из многодетной русской семьи. Вскоре началось раскулачивание. Остальные члены бабушкиной большой семьи были отправлены в ссылку в Магнитогорск. Мою прабабушку вместе с детьми посадили на подводу и повезли в сторону Волги на баржу. В это время к ней подбежала дальняя родственница сдернула с ее плеч пуховую шаль со словами: вас утопят в середине Волги, а платок жалко хороший...».
«Дедушка был хороший»
В Кляшево до сих пор стоит родительский дом моей бабушки. А бабушка в благодарность за своё спасение всю жизнь помогала своим сёстрам и племянницам. Выполняя свой служебный долг заболел и умер мой дед. Последние годы он работал в Госбанке на Баумана. У меня хранятся несколько его фотографий и копилка-бочонок «храните деньги в ...»
Бабушка прожила долгую, мудро организованную жизнь и до последних своих дней повторяла мне, показывая на портрет деда: «дедушка был хороший». Своего деда я не знала, но бабушка сумела привить мне любовь к нему с помощью этих трёх слов и его портрета над диваном. Она смогла одна воспитать и выучить своего единственного сына без мужа, но с ежедневным словом «папа». Бабушка очень гордилась своим сыном.
Молчание стало чертой характера
Как и многие люди в те годы она пережила много страшных событий связанных с семьей и со страной, события эти заставили ее молчать обо всем - о родителях, о муже, о планах. Молчание стало чертой характера, от чего она казалась сильной, серьезной и волевой. Почти семьдесят лет она прожила в доме на Вишневского, в одной комнате в девятнадцать метров без удобств, с печным отоплением сохраняя белизну постельного белья, свою ухоженность и великолепную татарскую кухню. Две смежные комнаты получил мой дед в доме на Вишневского в 1929 году, позднее одну комнату бабушка отдала золовке без сожаления и упреков...
Любила она повторять: «у меня хорошая квартира», называя квартирой свою комнату, умывальник, плиту в общем коридоре, да пару личных бельевых верёвок, привязанных семьдесят лет к одному и тому же столбу на чердаке.
«Казань красивая» любила говорить моя бабушка, и в это невозможно было не поверить, казалось, что она и Казань единый организм.
«Где наши дәү әни брали столько сил, тепла, выдержки»
Бабушка работала всю жизнь. В один из периодов своей жизни бабушка работала секретарем-машинисткой у Мусы Джалиля, печатая на арабском языке. В ее доме особое место занимали книги поэта с дарственной надписью. Как часто я стала задумываться над тем, где наши дәү әни брали столько сил, тепла, выдержки, мудрости и умения довольствоваться тем, что имеют.
Какая сила им помогала стирать пододеяльники, скатерти, салфетки до ослепительной белизны водой из колонки... Как на маленькой части стола под лампой в пятнадцать ватт можно творить татарские кулинарные шедевры чак-чак, губадию, кружевной хворост.
А ещё иногда со стороны Чеховского рынка я видела, как неспешно шагает маленькая, худенькая старушка с очень прямой осанкой. Походка ее была легкой и скользящей, в своём движении она напоминала луч вечернего солнца, который торопится куда-то за тучку... Ощущение было, что ее шоколадного цвета расшитые ичиги были смазаны чем то скользящим. Одета она была в платье из коричневого штапеля с голубыми незабудками, был ли поясок у платья я не помню..., но фигура напоминала связанные хлебные колоски.
Красивая вязанная татарская шаль ручной работы из белоснежных шёлковых нитей, такую можно теперь встретить только в музее казанского быта, красиво лежала на ее голове. Я знала, что она идёт к бабушке. На мой вопрос бабушке: «Кто это?» Бабушка отвечала это «важная бабушка». В бабушкиных наспех сказанных словах было заложено все и глубочайшее уважение к этой женщине, и благодарность, и предупреждение для меня о непозволительности баловства в присутствии этой почетной для нашей семьи гостьи.
«С мамой она здоровалась за руку, держа мамину руку в двух своих худых руках»
Пока Карима апа поднималась через парадное моя бабушка, как девочка с чайником бежала к плите. Карима апа так звали бабушкину гостью, ей шёл девятый десяток. Светлая улыбка делала приветливым лицо «важной бабушки». Проходя мимо, она рукой гладила меня по голове в знак признания своей крови. С мамой она здоровалась за руку, держа мамину руку в двух своих худых руках.
Утонченные руки Каримы апы были красивой классической формы с длинными пальцами. Коричневая от солнца кожа рук и голубые пульсирующие вены были похожи на ткань ее платья с голубыми незабудками. В ее приветствии было принятие мамы и дань маминой русской красоте. Папе она протягивала для приветствия правую руку в то время, как левая непроизвольно похлопывала папу по плечу и в этом была гордость за свой род, это дорогого стоило. После приветствия у папы находились дела во дворе или дровянике, мама, взяв сумку, ускользала на Чеховский, я садилась на дальний край старинного дивана и тихо рисовала.
«Важная бабушка»
Бабушка доставала остатки сервиза «вербилки», прозрачное как слеза варенье из ранетки в вазе на тонкой высокой ножке, хворост и губадию, подвигая кушанье поближе к гостье. Закрывала окно, в комнате наступала тишина и только одна безмозглая муха нарушала эту тишину, но и на неё у бабушки была управа, мухобойка всегда была рядом, но муху спасала высота комнаты в четыре семь десятых метра. Важная бабушка, не привлекая к себе внимания садилась на краешек венского стула, поправляла сползающую, но ладно сидевшую на ней шаль и тихо пила пустой чай. Это не было обидным для хозяйки все тело гостьи показывало любовь и уважение к бабушкиному дому. Они никогда не садились напротив и в этом чувствовалось их единство. Чай пили молча, будто разговор вели душой, иногда бабушка очень сдержано о чем-то рассказывала, Карима апа только слушала. Уходила она так же тихо словно луч ускользнувший по стеклу в соседнюю комнату...
«Карима апа имела знатное происхождение, принадлежала роду Казаковых»
После ее ухода светлая тишина и покой оставались в комнате. Проводив ее через парадное бабушка садилась за свою чашку и долго о чем то думала. Гораздо позднее из книги написанной нашим родственником я узнала, что Карима апа имела знатное происхождение, принадлежала роду Казаковых и была родной сестрой моей прабабушки. Моей бабушке она приходилась родной тетей, и моя бабушка молодая девушка выжила в Казани благодаря «важной бабушке» Кариме апе.
Сейчас ее фотографии хранятся в черно-коричневом матерчатом альбоме из бабушкиного шифоньера. Говорят у каждого времени свои кумиры. Когда-то в 70-х мы заглядывались на то, как из красных автобусов «Интурист» у гостиницы Татарстан выходили европейские старушки в шортах, какой же интерес они вызывали у нас девчонок.
И с каким трепетом сейчас я шла бы по казанской улице за нашей настоящей татарской дәү әни… Ведь именно они были хозяйками уютной деревянной Казани.
