Первые репрессии: побег Заки Валиди, «султангалиевщина» и конец национал-коммунизма в Татарстане

Первые репрессии против национал-коммунистов (1920–1923 гг.)

Обсуждение национального вопроса на специальном совещании в ЦК РКП(б) показало, что «дело Султан-Галиева» а станет прелюдией к широкой борьбе с национализмом внутри партии. «Султан-Галиев страшен не тем, что он действовал один, что он совершил одну эту ошибку, страшна именно султангалиевщина, – заявил глава Башкирской партийной организации Борис Нимвицкий. – В рядах нашей партии имеются типы, которые помогали ему эту политику вести, которые являлись его агентами в тех или иных окраинах республики, которым он давал определенные директивы. Это не партийное течение, не правизна и не левизна коммунистической партии, это не контрреволюция».

На совещании отмечалось, что появлению лиц, вставших на путь контрреволюции, способствовали благоприятствовавшие этому обстоятельства: «В среде тех товарищей, с которыми Султан-Галиев находился в ближайшем общении, он не встречал необходимого противодействия, он не находил необходимого сопротивления… – заметил Троцкий. – У т.т. Енбаева и других не было достаточной бдительности и достаточной чуткости». И, как бы подводя итог, он добавлял: «В ярком обнаружении этого – значение дела Султан-Галиева. Оно ставит надолго столб, напоминая, что у этого столба начинается обвал. Да, этот столб предостерегает товарищей национальных коммунистов от величайших опасностей».

В выступлениях Нимвицкого и Троцкого были названы три категории партийных активистов, стоявших на позициях национализма: сознательно нарушающие партийную дисциплину; допускающие распространение неправильных взглядов из-за притупления бдительности; потенциальные «грешники», склонные к такого рода правонарушениям в силу своего происхождения. Вскоре события в СССР показали, что эта классификация не ограничится теорией.

Изгнание «валидовцев»

Однако анализ репрессий, направленных на окончательное решение национального вопроса в СССР, следует начинать не с дела Султан-Галиева, начало которого датируется 1923 г., а с конфликта вокруг Башкирской автономии и демонстративного перехода в противоположный лагерь Ахмета Заки Валиди.

Было бы ошибкой рассматривать его бегство в Среднюю Азию и сотрудничество с басмачами как личный конфликт, стремление одного политика (или группы политиков) спасти свою жизнь. На самом деле этот поступок стал следствием ограничения автономии национально-территориальных образований Советской России. Башкирия стала частью РСФСР не по декрету Москвы, а на основании соглашения между руководством страны и башкирским правительством, и при этом получила огромную самостоятельность. Чтобы ограничить ее, недостаточно было в одностороннем порядке отменить ряд пунктов этого соглашения – нужно было дискредитировать лиц, подписавших этот документ, чтобы их требования ушли из политической повестки дня.

«Разногласия между Валиди и большевиками были первым конфликтом такого рода»

О намерениях оппонентов Валиди свидетельствовал датированный июлем 1920 г. манифест о созыве в Стерлитамаке I Всебашкирского съезда Советов. Победа пролетариата над капиталом, заявляли авторы этого документа, требует принести в жертву «не только предрассудки и мнимые выгоды, но зачастую действительные… интересы». В данном случае речь шла об автономии, которая, с одной стороны, является великим достижением, а с другой – во имя высших целей она должна быть ограничена в пользу единства трудового народа, что будет залогом его окончательной победы. «Так и только так следует понимать декрет 22 мая [1920 г.], объединяющий хозяйственные органы Советской Башкирии и Российской федерации». Политическое единство и плановая экономика должны были обеспечить не только конечный успех, но и спасти народ республики от нищеты и анархии. Между тем Валиди и его соратники показали свою «неспособность управлять молодой республикой», преследовали «исключительно свои личные честолюбивые (под флагом национализма) цели», действуя, «подобно левым эсерам Великороссии и Украины», «в совершенно превратном и извращенном виде» трактовали «перед башкирскими массами этот декрет».

Помимо «честолюбивых целей» и сознательного искажения декрета Всероссийского центрального исполнительного комитета, сторонники Валиди, именуемые в этом документе «авантюристами» и «гнусными дезертирами», обвинялись в «преступном сепаратизме», ведении преступной агитации на местах, в стремлении «открытым мятежом и анархией (безвластием) сорвать организованную волю сознательного большинства трудящихся Башкирии», хищении «народного достояния в виде денег, оружия, обмундирования и прочих ценностей», нанесении «предательского удара в спину», препятствуя посылке «пополнений красным фронтам, ослабив заготовку продовольствия голодающим труженикам и красным воинам». Валидовское правительство, согласно этому манифесту, превратилось в центр «для объединения всех преступных и темные элементов республики – бандитов, бродячих шаек дезертиров – шкурников и прочих отбросов трудового народа Башкирии», в «прислужников кулаков-богатеев».

Разногласия между Валиди и большевиками относительно автономии Башкирии были первым конфликтом такого рода в стране. Он разразился в первой половине 1920 г., то есть тогда, когда обустройство Советской России еще не завершилось, а часть республик, которые позже войдут в состав СССР и Российской Федерации, еще не существовала. Это противостояние не только создало соответствующий прецедент, но имело важное значение для последующей истории Татарстана, Башкирии и, в какой-то мере, Средней Азии: отныне всех «националистов», «сепаратистов» и прочих врагов народа в этих регионах стали представлять в качестве валидовцев, чтобы возложить на них часть вины башкирского лидера.

Осуждение «султангалиевщины»

Одной из первых жертв этой политики стал Мирсаид Султан-Галиев. Обнаружив его переписку с Заки Валиди, против него выдвинули ряд серьезных обвинений, согласно которым Султан-Галиев «использовал свое положение и имевшиеся у него, благодаря этому, связи с местными работниками с тем, чтобы путем конспиративной работы и рассылки тайной информации с явно извращенным освещением мероприятий партии в области национальной политики создать среди некоторых неокрепших и невыдержанных работников в республиках и областях (как партийных, так и беспартийных) нелегальную организацию для противодействия мероприятиям центральных партийных органов», занимался подрывом «доверия ранее угнетенных национальностей к русскому пролетариату», установил «тайную связь с политическими деятелями буржуазных мусульманских государств (Персия и Турция), стремясь сплотить их на платформе, противопоставленной политике Советской власти в области национального вопроса», и пришел «к предательским поискам союза с явно контрреволюционными силами, направленными к свержению советского строя, что выразилось в попытке связаться с поддерживаемым международным империализмом бухарско-туркестанским басмачеством через одного из его вождей Заки Валидова».

Тогда татарских активистов обвинили в «националистическом уклоне», а сам судебный процесс над лидером татарского национал-коммунизма инициировал проведение более массовых акций. В постановлении по делу Султан-Галиева, принятом на Четвертом совещании ЦК РКП с ответственными работниками национальных республик и областей (июнь 1923 г.) говорилось, что «уклон к национализму среди части местных работников республик и областей является реакцией против великорусского шовинизма... Но совещание не может вместе с тем не отметить, что антипартийная и антисоветская работа Султан-Галиева могла бы быть предупреждена или во всяком случае своевременно обезврежена партийным порядком, если бы в восточных республиках, особенно в Татарии и Башкирии, где султангалиевщина получила некоторое распространение, велась самими же местными работниками систематическая и решительная борьба с уклоном к национализму».

Борьба с «буржуазным национализмом»

(1928–1930 гг.)

Репрессии против интеллигенции, националистов и преследования религии начались сразу после отмены в 1926 г. НЭПа и стали следствием укрепления позиций Сталина в партии и постепенным вытеснением из власти его оппонентов – Троцкого, Каменева, Зиновьева, Томского, Рыкова и Бухарина. Падение последнего в ноябре 1929 г. и осуждение «правого уклона», который он возглавлял, ознаменовали начало искоренения «правых» в рядах партии. В автономных республиках развернулась активная борьба с «валидовщиной», «султангалиевщиной», панмонголизмом и национализмом, которые в первой половине 1920-х г. считались разновидностью «правого уклона».

Конец национал-коммунизма в Татарстане

В 1928 г. были сняты со своих должностей и исключены из партии, а затем арестованы по обвинению в национализме, «султангалиевшине», контрреволюционной, антисоветской, антикоммунистической и антирусской деятельности татарские национал-коммунисты Кашаф Мухтаров, Гасим Мансуров, Микдат Брундуков, Рауф Сабиров, Вели Исхаков и ряд других. На следующий год их обвинили в подготовке «заговора против диктатуры пролетариата».

Руководство местной партийной организации призвало «выкорчевать остатки султангалиевщины, усилить борьбу с националистическими предрассудками в отсталых массах, разоблачать конкретных проводников султангалиевской идеологии, которые еще имеются в наших аппаратах». В итоге в 1930 г. в Татарстане было исключено из партии 2056 человек (13,4% общего числа членов и кандидатов в ее члены), 329 снято с должностей, 2273 коммунистам объявили выговоры. Не все они являлись интеллигентами, но, видимо, ее больше всего подвергли преследованиям.

«Всех скрытых врагов Советской власти сразу записывали в «султангалиевцев»

Галимджана Ибрагимова обвинили в отходе от «классовой линии» за выпуск брошюры «Каким путем пойдет татарская культура?». Выступление Галимжана Шарафа против введения яналифа стала поводом для обвинения Научного общества татароведения в национализме и ликвидации в 1929 г. этой организации. Вскоре прекратил существование Дом татарской культуры, а в Татарском книжном издательстве, где ОГПУ обнаружило тайную писательскую «организацию», в 1930 г. была проведена чистка. Всех скрытых врагов Советской власти сразу записывали в «султангалиевцев». В 1931 г. их «вычистили» и в Башкирии.

Перечень подлежащих искоренению грехов был приведен в самокритичной статье историка Газиза Губайдуллина и включал пантюркистскую трактовку истории татар и народов Средней Азии, «скрытое и открытое объяснение татарской истории с точки зрения национализма», «неумение применять метод диалектического материализма; вытекающий отсюда механицизм», «выпячивание особенностей татар как народа», «стремление игнорировать факты классовой борьбы», «признание торгового капитализма особой общественно-экономической формацией».

Продолжение следует