«Я начал писать примерно в сорок лет. Думаю, что это не поздно, а именно в тот момент, когда это было нужно, когда я сам был готов. Вообще, у меня есть ощущение, что нас за руку водят по назначенному маршруту. Иногда делаешь совсем неожиданные вещи», - рассказывает в интервью Sntat.ru Карим Кара, прозаик из Башкирии, поселившийся в Зеленодольске, «писатель-психолог», как его называют коллеги по литературному цеху.
Журнал «Казан утлары» продолжает выпускать современную татарскую литературу в удобном формате карманной книги. Очередной, уже четвертый сборник в серии «Библиотека «Казан утлары», – это «Ягодная поляна» автора из Башкортостана Хади Каримова (Карим Кара). Мы поговорили с писателем о его пути к творчеству, особенностях ремесла и политике башкиризации татар в Башкортостане.
- Кара означает «Черный». Почему вы выбрали такой псевдоним?
- Этот псевдоним у меня идет еще с тех времен, когда я работал учителем русского языка и литературы в Башкортостане. Первые рассказы я публиковал в республиканской газете «Кызыл тан», но не осмелился дать их под своим настоящим именем, потому что знал, что их будут читать дети. Я стеснялся.
А слово «кара» я взял в значении «простой народ». У нас, татар, говорят «кара халык» - простонародье, чернь. В жизни мне приходилось бывать в дорогих ресторанах, отведать разных деликатесов, но для меня самый близкий человек – это, например, путник у вокзала, который, наспех съев свой кусок, запив чаем из пластикового стакана, едет к себе на дачу. Всю жизнь я был с простым народом, человеком земли. Я даже и сам сейчас, если надо, своими руками могу дом построить – от фундамента до крыши, все умею делать. Много лет рубил лес, держал свой огород. Я – из простого народа, который сам зарабатывает свой хлеб. Поэтому этот псевдоним мне дорог.
«Папа оставил маму с шестью детьми»
Я родился в селе Ахуново Учалинского района Башкортостана. Большая была деревня, когда я выпускался из школы, там было больше тысячи учеников. Главное, что Ахуново и сегодня сохранилось как татарское село.
Мама всю жизнь работала в колхозе дояркой. Папа водитель, был помешан на технике. У него и кличка была «Шофер». Я родился шестым ребенком и единственным мальчиком после пятерых дочерей. Поэтому меня среди родственников особенно любили.
О папе почти ничего не помню. Он ушел из семьи, когда я был еще маленький. Мама осталась с шестью детьми. Дом у нас был небольшой. Старшие сестры спали на полу, а меня укладывали на доски, выложенные над печкой-голландкой.
С детства любил читать. Иногда сестры не могли меня вытащить из своего угла за печкой. Всю жизнь собирал книги. Читал много, поэтому и в школе учился хорошо. Четвертый класс окончил на «отлично», правда, потом уже начал отвлекаться от учебы, но все равно школу окончил довольно успешно.
С детства мы были приучены работать и зарабатывать. Летом собирали ягоды и продавали в городе. Эти деньги уходили на покупку канцтоваров, школьной формы. Я ходил на ферму помогать маме. С седьмого класса с ребятами собрали бригаду и работали в колхозе. Думаю, что денег выходило мало - три-четыре рубля, но больше всего мне нравилось, что можно было вдоволь поесть мяса. Дома тогда мяса не было.
После школы один год поработал в колхозе. Одноклассница с первого раза не поступила в вуз, в следующем году взяла меня с собой, и мы сдали документы в педагогический институт в Бирске.
Студенческие годы прошли весело. Я хорошо учился, получал 40 рублей стипендии, тогда как у мамы пенсия была 45 рублей. Я уже на маму не надеялся, сам обеспечивал себя, на каникулах ездил в стройотряды, работали по районам Башкортостана, даже до Томска доехали.
После института по направлению отправили в отдаленный район – деревню Кунгак Аскинского района. До районного центра примерно 60 километров. Зимой приходилось преодолевать это расстояние на телеге гусеничного трактора: заворачиваешься в шубу и едешь так 6-7 часов. Весной и осенью, конечно, машины застревали в грязи, приходилось толкать, тянуть тросом, всячески спасать технику в бездорожье.
А деревня была неплохая. Была средняя школа, детей много, работы хватало. Меня поселили к одной деревенской бабушке. Со временем я привык к этой жизни.
Потом в нашу школу приехала работать молодая девушка, выпускница педколледжа. Мы понравились друг другу, поженились, построили дом, вырастили детей. В 1978 году я приехал в эту деревню и до 2012 года там прожил.
Дети выросли, перебрались в Казань, и мы тоже потянулись к ним. Переехали в Татарстан. Продали свой дом девять на десять метров, все хозяйство, и купили дом в Тетюшском районе. В Башкортостане дома немного дешевле, поэтому здесь пришлось купить жилье попроще. Обновил фундамент, обшил кирпичом, сделал пристрой. Продал этот дом, и вот недавно мы переехали в Зеленодольск.
- Не трудно было через столько лет уехать в город? Люди на пенсии обычно едут в деревню.
- Конечно, было грустно оставить свою деревню, сад. А с другой стороны, жить стало легче. Сейчас уже и энергия не та, и болезни иногда дают о себе знать. В Зеленодольске все рядом, не надо, как в деревне, ездить за 60 километров в районный центр.
«По назначенному маршруту нас по жизни водят за руку»
- Насколько я знаю, писать вы начали довольно поздно.
- Да, примерно в сорок лет. Думаю, что это не поздно, а именно в тот момент, когда это было нужно, когда я сам был готов. Вообще, у меня есть ощущение, что нас за руку водят по назначенному маршруту. Иногда делаешь совсем неожиданные вещи. У меня и раньше была возможность писать. В школе учительница всегда восторгалась моими сочинениями, мои рассказы выходили на районной газете. Помню, писал рассказ о вреде курения. Через полвека я и сам понял, что курить вредно.
Когда работал в колхозе, взял интервью у одного комбайнера, и оно вышло в районной газете. Еще в школе приходили идеи каких-то рассказов, повестей, но я не писал. Сказал себе – поздно уже. Но потом все равно пришлось взяться.
- Коллеги журналисты говорят, что вы пишете много и быстро.
- Я никогда не редактирую то, что пишу. В таком виде отдаю на публикацию. Не говорю, что так делать хорошо. Мысли сами приходят, а ты вроде просто излагаешь их на бумаге. Иногда получается более противоречивый сюжет, чем было задумано ранее. Но я никогда не работаю на взводе, ломая карандаши и рвя волосы на голове.
Много у меня коротких рассказов, написанных за гонорар. Частные газеты постоянно просят новые вещи. Я люблю пройтись пешком, и пока гуляю, приходит какая-нибудь идея. Сажусь и за пару часов оформляю рассказ.
Я не считаю себя большим писателем. Для меня писать – это наслаждение. Особенно большое удовольствие писать хорошее произведение. Когда переполняют эмоции и поток сознания рвется наружу, складывается в слова – это такой кайф, это самое большое удовольствие.
«Первую книгу издавали десять лет»
- Сколько у вас изданных книг?
- Книги у меня выходят с большим трудом. Первая, которая вышла в Башкирском издательстве, пролежала десять лет и увидела свет лишь в 2009 году. И то ее просто искромсали – практически ничего не оставили. А книга была хорошая, ее очень тепло приняли. Говорили даже, что она достойна премии Салавата Юлаева.
Уже в Татарстане вышла моя вторая книга «Ак күгәрчен, күк күгәрчен» («Белый голубь, сизый глубь»). Вышла быстро – потому что участвовала в конкурсе и удостоилась второго места, занявшие призовые места произведения сразу напечатали. Тогда я собрал своих рассказов еще на один сборник и отдал в Татарское книжное издательство. Прошло уже семь лет, если все будет хорошо, в июле должна выйти. Хотя и было мне тяжело и неприятно стоять на пороге издательства с вопросом «Когда выйдет моя книга?», но я ходил каждый год. Раз эту книгу решили выпустить, сдал в издательство материалов на еще одну книгу. Рукописей у меня еще на четыре книги.
- Сейчас у вас выходит третья книга? А «Ягодная поляна» стала четвертой?
- Это как бы и не книга, а небольшой сборник, в формате карманной книги. Редакция решила в таком виде издать мою повесть и один рассказ, ранее напечатанные в журнале. Спасибо им.
Если так пойдет, я не уверен, что когда-нибудь мне удастся выпустить все, что мной написано. Выйдут они или не выйдут - это уже неважно, в 62 года надо уметь довольствоваться тем, что есть. Вот побывать здесь, отметиться – это уже счастье, я считаю.
Молодыми мы гонимся за чем-то, постоянно чего-то ожидаем. Вообще, жизнь проходит в ожидании чего-то. Мы не замечаем вроде бы мелких, незначительных радостей вокруг себя. Теперь я мир ощущаю немного по-другому. Вместо материального положения человека, внешности меня больше интересуют его внутренний мир, его мысли, чувства. Писатель Ркаиль Зайдулла тоже меня называет писателем-психологом.
- Книги раскупаются?
- Раскупаются в течение года-двух.
«Ты не можешь писать о том, чего совершенно не знаешь»
- Герои у вас обычно вымышленные, или вы все берете из жизни?
- Невозможно писать о том, чего вообще нет, о чем ты абсолютно ничего не знаешь. Даже самые сложные фантастические произведения в своей основе имеют земные понятия, человеческие отношения. Ты используешь какие-то случаи из своей жизни, что слышал, и адаптируешь под сюжет. Конечно, писатель должен обладать большим жизненным опытом. Ты должен рассказать читателю историю – иначе она его не заинтересует.
Не получается взять реального человека и просто сделать его героем истории. Я люблю писать на основе реальных событий, но приправляя своей фантазией. Например, наталкиваешься на какое-то событие и сам придумываешь финал. Думаешь варианты исхода этого случая – чем бы все закончилось, если бы герой поступил так, или по-другому. Идея для новой истории у меня может возникнуть даже после того, как услышу два-три предложения на транспорте или на улице.
- В одном из ваших рассказов простой деревенский парень находит целый чемодан долларов. Откуда такая идея?
- Это уже чистая фантазия. Откуда у нас может быть чемодан долларов?!
- Там еще есть персонаж, который сильно расстраивается, что деньги достались не ему. Такие люди вам в жизни наверняка встречались?
- Конечно, есть такие, что не перестают жаловаться. Человек прекрасно живет, все у него есть, но он постоянно жалуется. Мы не умеем быть благодарными тому, что имеем.
- Как вам работается в деревне? Не сложно?
- Я не вижу разницы, в деревне ты живешь или в городе. Музыканту для творчества нужен инструмент, а что надо писателю? Есть ручка, есть мысль в голове – садись и пиши. Я не люблю смотреть телевизор. В свободное время читаю. В Зеленодольске две библиотеки, хожу в них. Писателю, чтобы пополнять свои знания, нужно постоянно читать, без этого невозможно творить.
- Вы ведь из одной деревни с известной писательницей Зифой Кадыровой. Общаетесь с ней?
- Сейчас мы общаемся, а до того, как стали известны как писатели, друг друга мы не знали. Деревня у нас большая, всех невозможно знать, а по возрасту она младше меня. Даже если учились в одной школе, обычно младших не замечаешь.
С Зифой Кадыровой я познакомился только в Татарстане. Иногда пересекаемся. Она предложила мне отдать одну из моих повестей в «Челнинские известия». Что касается ее творчества, она тоже затрагивает близкие людям темы, особенно женские. Поэтому ее книги очень популярны. Конечно, кто-то ее ругает, считает, что качество ее книг снижает литературную планку. Я думаю, в литературе должны быть разные жанры. Кому-то, например, близок Кнут Гамсун за плотность философских мыслей, но большинство его не могут воспринимать. Мне кажется, главное, чтобы люди любили читать, а автора пусть каждый выбирает сам. Если Зифа нашла своего читателя, это очень хорошо.
«За смену национальности из татарина в башкира обещали медаль»
- Не секрет, что в Башкортстане идет политика башкиризации татар. Вы много лет прожили в Башкортостане, знаете ситуацию. Как вы считаете, реально вот так из татарина сделать башкира?
- Это просто фантазии в голове отдельных неадекватных людей, такое ничего, кроме смеха не вызывает. В 1978 году я устроился на работу в Аскинский район, который сейчас считается «истинно башкирским». Там же живут чистейшие татары, по-татарски они говорят лучше и чище, чем люди в деревне в Татарстане, где я немного пожил. Там попытались ввести башкирский язык, а учителя - татары. Старались вести урок на башкирском, а между собой говорили на татарском.
Ну как по указанию сверху можно изменить национальность человека? Никогда такого не будет! Там теперь появились активисты, называющие себя башкирами. Послушаешь их по телевизору – говорят по-татарски. Хоть смейся, хоть плачь.
Когда я работал в школе, тоже шла агитация, призывали записаться башкирами, обещали государственные премии, медали. Кто-то купился на это, действительно записался башкиром. Я могу назвать их пофамильно. Но не скажу. Они национальность поменяли, но язык – нет. Еще раз говорю: поменять национальность человека невозможно, никак.
По правде говоря, настоящих башкир в Башкортостане очень мало. Их культуру тоже создали татары. Посмотрите на их писателей – Ангам Атнабаев, Нажар Наджми, Мустай Карим – татары. Создатель башкирского народного танца Файзи Гаскаров – тоже татарин. Кого ни возьми – все татары. Настоящий башкир и внешне отличается – они более смуглые, более ярко выражены признаки монголоидной расы. Если татарин будет стараться говорить по-башкирски, даже со спины будет понятно, что это татарин.
Мне тоже предлагали писать на башкирском, а я не согласился. Я не могу под кого-то подстраиваться, поэтому и в произведениях моих отчетливо видно, что нет искусственности. Во времена советской власти писали, придерживаясь линии партии. У меня нет ни одной фразы, подстроенной под кого-то. И никто не может на меня показать пальцем – ты вот в этом месте соврал. А если бы угождал, возможно, продвинулся бы дальше. Но нет ничего тяжелее стыда за свои поступки. А так, моя совесть чиста.
