Последнее интервью Наили Гараевой: «У меня нет страха смерти. Приму как данность»

О цифрах в паспорте и возрасте души…

- Наиля апа, такие актрисы, как вы, обычно стараются скрывать свой возраст. 

- Я не скрываю. Мои года – это подарок Всевышнего. Не понимаю людей, которые, несмотря на цифры в паспорте, утверждают, что молоды душой. Я каждый день просыпаюсь со знанием того, сколько мне лет, благодарю Всевышнего. Поражаюсь, что достигла своего возраста, это большое счастье. 

- Таких личностей, как вы, называют «человеком-эпохой». Вы себя к таковым причисляете?

- Я действительно и сейчас считаю себя советским человеком. Часто вспоминаю ту эпоху. Это – мое детство. В свое время я получила много подарков от государства – побывала в «Артеке», ездила в Чехословакию. И все бесплатно – и в школе, и в кружках. Во дворце пионеров побывала во всех кружках. Там и раскрылся артистический талант. В то время приглашали на радио. Я открывала передачу «Пионерская зорька». Вообще, радио мне близко. Там прошла большая часть моей жизни. И в детстве, и будучи артисткой, мы работали там до ночи, готовили передачи. Жили радио. Я и сейчас первым делом утром включаю «Радио Татарстана». Радио для меня родное. 

- Как вы относитесь к тому, что сейчас все стало платным, все построено на деньгах?

- Мне тяжело принимать эти времена. Со многим не согласна. Конечно, много положительного есть. Нельзя на все жаловаться. Мир постоянно меняется, но душой я все равно остаюсь человеком «того» (советского – авт.) времени. Тяжело жить в наше время. Молодежи тяжело оставаться собой, найти свое место, не потеряться. Я больше за молодежь беспокоюсь. Мой внук (Юсуф Бикчантаев – авт.) тоже пошел по пути театра. И за него беспокоюсь. 

- Как вы относитесь к молодежи в театре?

- Очень хорошо. Они днями и ночами в театре. Им очень тяжело жить – есть семьи, дети. Их тоже нужно сохранить. Театр – это не то место, куда приходишь просто поработать, отыграть и уйти, в театре жить надо. Поэтому частенько они приводят сюда и своих детей, их жизнь проходит в театре. Если молодежь приходит, значит, театр живет. Восхищаюсь ими и очень радуюсь. Вы только подумайте, у людей нашего времени у всех всего по одному ребенку. И за ним ухаживать было некогда. У нас у всех дети росли в театре. Молодежь другая, им очень тяжело приспособиться к эпохе. Они больше замкнуты в себе. Но у нас в театре молодежь дружная. Они определяют среду, вдохновение театра. 

- Вы долгие годы преподавали в Казанском театральном училище, а позже еще и в институте культуры. Кто из ваших студентов сейчас работает рядом с вами?

- Самое радостное для меня – что мои студенты обосновались и трудятся на одном месте. Слышать их имена – для меня всегда радость. В нашем театре из моих учеников работают Венера (Афият) Шакирова, Фарид Бикчантаев. Они – студенты моей первой группы, которую мне дали сразу после того, как Марсель Хакимович взял меня и Ильдара Хайруллина в качестве своих ассистентов. Ролей в театре тогда было мало. Марсель Хакимович, должно быть, таким образом хотел меня поддержать и пригласил в помощники. После я уже пришла в институт и начала преподавать и там. В театре еще работал Камиль Камал, он рано покинул этот мир. Это был очень талантливый артист. Данил Салихов – он тоже из моих первых студентов. Мои студенты есть в Мензелинском, Оренбургском театрах. 

- Вы вспомнили Марселя Салимжанова. Он один из тех личностей, которые сыграли в вашей жизни большую роль. Кого еще вы могли бы назвать из их числа?

- Человек решает свою судьбу не один, его окружение тоже имеет большое влияние. Первый человек, повлиявший на мою судьбу – Ширияздан абый Сарымсаков. Некогда главный режиссер театра Камала. Я жила и росла в русской среде. Татарских школ не было, училась в русской.  И вот открылась театральная студия при Качаловском театре. Две группы – русская и татарская. Я отдала документы в русскую. И вот я стою, ищу глазами в списке поступивших свою фамилию, и сзади меня раздается мужской голос: «Вы татарка?» – говорит он. «Да», – отвечаю я. «А почему поступаете в русскую группу?» – спрашивает он. «Татарский плохо знаю, русский – лучше», - говорю ему. «Научитесь. Ваше будущее, ваша жизнь – в татарском театре», - сказал он. Вы только подумайте, он, как пророк, решил мою судьбу. Я закончила учебу в татарской группе. Ширияздан абый, как главный режиссер, взял меня во многие спектакли. Когда он ушел, через несколько лет в театр пришел Марсель Хакимович Салимжанов. В 1960 году во время учебы на втором курсе Рафкат Бикчантаев дал мне роль в спектакле «Первая любовь». Для меня это стало еще одним счастьем. В то время в татарском театре молодежи было мало. Студенты Щепкинского театрального училища еще не вернулись. Моя первая роль на сцене, да еще с кем, с Шаукатом Биктимеровым, режиссерский дебют Рафката Бикчантаева, и дебют драматурга Хая Вахита – это его первая пьеса, поставленная на сцене – все это сделало спектакль огромным событием. И здесь мне улыбнулась удача – я почувствовала к себе хорошее отношение, внимание. 

Потом мы подружились с Рафкатом, и я стала его супругой. Родился наш сын Фарид. Сейчас уже он – продолжатель дела отца. Не это ли чудо?! Когда мы начинали работать в театре, здесь трудились такие легендарные личности, как Фатыма апа Ильская, Фоат Халитов, Фатых Колбарисов, Гаухар апа Камалова, Шахсанем Асфандиярова, Марзия апа Миннебаева, Рашида апа Зиганшина – одно время она работала директором театра, и оказала огромное влияние на мою судьбу, дав мне роль в спектакле «Красавица Асель». Мы ведь играли с ними на одной сцене, получили от них знания, поучения, жили с ними в одном театре. Они считали нас своими, общались с нами, всегда помогали. Даже если бы не помогали, просто смотреть на них – уже было отдельной школой. 

Улица, хранящая следы детства или о семье и родных

- Эпоху вашего детства урбанисты сейчас называют «Казань деревянная». Улица Подлужная, где прошло ваше детство, сейчас изменилась до неузнаваемости. Какие мысли вас посещают, когда в городе сносят старинные, исторические здания?

- Я люблю старую Казань и тоскую по ней. Сейчас многое делается для туристов. Старинные здания прежних времен мне дороги. Скучаю по спокойной Казани. 

- Когда и как ваша семья обосновалась на Подлужной улице?

- Мой отец был военным, служил в НКВД. Нам выделили двухкомнатную квартиру на первом этаже двухэтажного деревянного дома. Здесь родились мой брат, моя сестра и я. Подлужная улица – удивительное место. Расположена в центре города, а будто бы сельская улица. Тут ходят лошади, кричат петухи, мычат коровы. С соседями по двору жили дружно, хорошо общались. Вместе отмечали праздники, проводили вечера. Знали всю детвору в округе. С братом пилили дрова. Я росла с бабушкой, которая и слова на русском не знала, говорила только на татарском языке. Она всегда перебирала четки, читала намаз. Она нас воспитывала. В доме царил татарский дух, хотя мама всегда просила дома разговаривать на русском.  

На Подлужной сначала была деревянная школа, позже построили каменную. Там я проучилась до 7-го класса. Была активной, участвовала во всех мероприятиях, была организатором. Так я стала артисткой. У мамы был великолепный вкус. Образование не самое сильное, но с богатым внутренним духом. Любила красоту во всем. Дома все было красивым. Она сама шила себе одежду – на первый экзамен я пошла в сшитом ею платье и ее туфлях. Только коса была моей (смеется). Мама очень радовалась, когда я стала театральной актрисой. А папа очень красиво пел. Артисты его частенько приглашали на званые вечера. Он дружил с Салихом Сайдашевым, Хакимом Салимжановым. Ничто не случается на пустом месте. У всего есть основа. Помню, у нас дома было много книг. Над столом, где мы делали домашние задания, висели плакаты композиторов, писателей, поэтов. Мы знали их имена, их стихотворения, нас так воспитали. Живя в окружении русской среды, дома сохранился татарский дух. Бабушка была к этому очень внимательна. Ее брат Ахметзян хазрат работал в мечети, это первый человек Казани, который поехал в хадж. Бабушка жила в одном селе около Набережных Челнов, ее муж – азербайджанец. Маму звали Рауван Кадыровной, это азербайджанское имя. Дедушка успел дать ей это имя, и вскоре скончался. После его смерти брат бабушки перевез бабушку и мою маму в Казань. Они жили на улице Тукая. Поэтому и мама вроде была казанской девушкой. Кстати, когда начала работать в театре мне частенько приходилось слышать о себе «городская девушка», потому как считалось, что настоящие татары выходят только из села. 

- А откуда был родом ваш отец?

- Папа из Заказанья, из Арской местности. В Москве окончил военную академию. Знал татарскую литературу, начитан, понимал искусство, любил справедливость. Его родители рано умерли, мне не довелось с ними пообщаться. Папа был на войне с начала до конца, вернулся поздно инвалидом, и в 1953 году его не стало. Он мало говорил, был предан своей работе. Всегда ходил в военной форме. Мы его почти не видели дома. Помню, как он однажды повел меня в музыкальную школу. Мама нас всех троих устроила в музыкальную школу. Брат стал музыкантом, скрипачом. Всю жизнь проработал в симфоническом оркестре с Натаном Рахлиным. Он был настоящим музыкантом. Сестра всего четыре года проучилась в классе фортепиано, свою жизнь с музыкой не связала. Я, как и брат, окончила школу по классу скрипки. Как музыкант, он мне очень помог, и это оказало влияние и на Фарида. Сын рос, посещая его концерты. Фарид хорошо понимает музыку, сам работает над музыкальным оформлением большинства спектаклей. Из-за частых гастролей я не могла водить Фарида в музыкальную школу, а вот внука Юсуфа я отдала туда с пяти лет. Сейчас он здорово увлекается музыкой. 

Годы и роли, или «Роль, рожденная в муках, всегда дороже»

- Слова «городская девушка» вас обижали в театре?

- Раньше не обращала внимания, а потом это стало заметно. Многие артисты выросли в сельской местности. Роль Матери в спектакле «Әни килде» стала для меня последним подарком Марселя Хакимовича. Половина театра была против. «Какая она мать? Она ведь городская, и сама она, и голос ее молодые», - говорили они. Безусловно, мне и самой было тяжело браться за эту роль после Галимы апа Ибрагимовой. Я пыталась воспротивиться, я была не готова. Но Марсель Хакимович сказал: «Ты сыграешь! А внука будет играть Юсуф!» Я возразила: «Но ведь там девочка!» «Будет мальчик!» - сказал он. Не знаю, как он убедил меня взять эту роль, я до сегодняшнего дня принимаю это, как большое событие. В самой первой постановке я играла невестку. Голос Галимы апа, игравшей тогда роль матери, сохранился в моем сердце. Выхожу на сцену в образе Матери и понимаю: зритель не принимает. Перед выходом во второй сцене решила: «Я вам сейчас покажу, кто я». В этой сцене много драматических эпизодов. Я смогла передать глубокие переживания. Зритель аплодировал, принял меня. Тяжело я пришла к этой роли и победила. Я до сих пор помню каждое слово этой роли. Она живет вместе со мной. Одно время Марсель Хакимович перестал давать мне роли, около 10 лет не было ролей. Ролью Матери в спектакле «Әни килде» он все оправдал. Времена, когда в театре нет ролей, когда не играешь, тяжелее и ценнее, нежели, когда есть роли. Тогда ты понимаешь: театр ты любишь, или себя. Если любишь только себя, ты можешь и уйти из театра. Если же ты любишь театр, ты никогда, какие бы тяжелые времена не наставали, не сможешь бросить театр. Я в этом убедилась. 

- Вы обижались на Марселя Хакимовича, когда он не давал ролей?

- Нет. Как обижаться? Я считала, что эти роли мне не подходили. Там уже молодые подоспели. Средний возраст – тяжелое время как в жизни, так и на сцене. В молодости ты живешь надеждами, а в среднем возрасте начинаешь задумываться, оценивать свои действия, подводить итоги. В театре очень тяжело без ролей. Есть такие мудрые слова: «В театре самая необходимая вещь – это культура страдания». Ты проходишь испытание: правильно ли ты пошел по этому пути, действительно ли ты любишь театр? Это большое испытание. В это время в театр пришел Фарид. Впервые я сыграла в спектакле «Бичура» женщину, которая ищет своих детей. Это стало историческим событием. Тогда еще не было слов «село вымирает», не было таких спектаклей. Фарид взялся за этот спектакль по моему предложению, и это требовало определенной смелости и отваги. Я любила эту роль. Затем случилась роль Миляуши в спектакле «Прощайте». Это была моя основная работа в среднем возрасте, в которой я вновь проверяла себя, как актрису, убеждалась в этом. В этом образе были собраны все проблемы, с которыми люди сталкиваются в среднем возрасте. 

- Наиля апа, вы – жена режиссера. Актриса. Мама режиссера и свекровь артистки. Что далось вам тяжелее?

- Быть матерью. Я очень переживаю за Фарида, и очень радуюсь за него. В этой работе самое нужное – это смелость и решительность, потому что никогда нельзя предугадать, будет ли постановка успешной или нет. Сейчас театр – это ядро, стержень нации, потому что зритель, приходя в театр, прежде всего понимает, что он – часть татарского народа, он находит ответы на свои вопросы. Театр делает для нации огромную работу. Фестивалей и конкурсов сейчас очень много, и они теряют свою ценность. А театр еще выполняет свою основную задачу – объединяет нацию, сохраняет язык. Сейчас театр все равно другой: построен на движении, больше привлекает зрителя внешним. А мы – артисты, которые жили в психологическом театре, где на главном месте – внутренне состояние. Но национальный дух еще хранит театр. Наш театр знают, признают и принимают во всем мире.  

- Быть в таком возрасте на сцене перед зрителем – это счастье?

- Счастье, но выходить на сцену очень волнительно. Вспоминаю слова Шауката Биктимерова, который до конца своих дней играл на сцене «Старика из деревни Альдермыш»: «Почему же я так волнуюсь? Раньше я легко выходил на сцену». Спектакли с моим участием играются редко. Ты весь месяц ждешь, а ведь надо быть в форме, из-за этого больше переживаешь, волнуешься. Сцена – это волшебный мир. Выходя на сцену, забывается все, все проблемы и заботы, как будто оказываешься в совсем другом мире, забываешь о возрасте, о том, что давно не играла. Секреты сцены, чудо меня еще берегут, хвала Аллаху. 

«Смерти не боюсь»

- В одном интервью вы говорите: «Если умру на сцене, жалеть не буду». С годами это мнение не изменилось? 

- Эти слова больше не о физической смерти, а о том, чтобы уйти, не переставая играть. Уйти, играя на сцене, работая в театре. 

- Не обидитесь, если задам философский, но в то же время тяжелый вопрос. Боитесь смерти? Считаете, что готовы к ней?

- В моем возрасте, конечно, думается об этом. Но у меня нет страха смерти. Приму как данность. В моем возрасте уже благодаришь за все. Мама ушла в возрасте 82 лет. Нужно быть готовой. 

- Вы смогли поухаживать за своей мамой до последних ее дней?

- Да, хвала Аллаху. Долгие годы она жила на Подлужной, потом около семи лет жила у меня. Делали операцию на глаза, она очень любила баню. Она все равно ощущала одиночество. Тосковала по своему деревянному дому, по своим окнам. В таком возрасте не стоит менять место жительства. Человеку лучше до конца дней жить у себя дома. Я так считаю. 

- Сейчас вы живете одна?

- Одна. В одной стороне дома – я, в другой – Фарид с семьей. Всевышний не разделил нас, мы будто живем вместе. 

- Родные еще живы?

- Брат скончался после инсульта в возрасте 64 лет. Сестру в 41 год задавила машина. У сестры есть дочка, с ней общаемся. Она как воплощение сестры. У Рафката есть единственная сестра, с ними хорошо общаемся. С возрастом уходят друзья, родные. Одиночество дает о себе знать. 

- Вы простили тех, кто говорил вам плохие слова, пытался ставить подножку?

- Не обращаю на это внимания. Важно отношение ко мне. Мне говорят: «Цени себя высоко». Мне этого не хватает. Нужно понимать, что в театре человек один – он никто, ничего не может сделать. Здесь нужна сплоченность. Я – лишь маленький осколок театра. Одна – без театра – я никто. Выпуская спектакль, занимаясь творчеством – я кусок театра, который вносит в это свою часть. Я этим себя успокаиваю. Если хвалят, говорю: «Вы узнаете меня, просто потому что ходите в театр». 

- Чью критику и похвалу вы считаете правдивой?

- Фарид меня верно оценивает. Редко меня хвалит. С ним так тяжело работать. Обычно, тяжелая сторона перепадает мне. Как матери, он дает мне высокую оценку, конечно. Фарид – режиссер другого времени. Артистам нашего поколения тяжело с ним работать. Он всегда со мной мучается. «Ты играешь себя. А ведь это совсем другой человек. Ты его играй. Я тебе не верю», - говорил он мне, работая над многими ролями. В спектакле «Шәҗәрә» он дал мне главную роль – роль женщины, прожившей в лагерях ГУЛАГа. «Не давай мне, это не моя роль», - говорю я ему. «Твоя, ты еще себя не знаешь», – не уступает он. Он так измучился со мной, говорил: «Я не верю ни одному твоему слову». Там есть сцена, где из рук вырывают бутылку. Режиссер спрашивает у меня причину. А я не знаю, что ответить. В голову даже полезли мысли, а не попробовать ли мне выпить. И все-таки я нашла ответ. Пьющего человека никогда нельзя называть «алкоголиком», он не может этого принять. Это бьет по его самолюбию. Я это поняла. В спектакле нужно находить причину каждого слова, каждого движения. В театре самое важное и нужное, и самое редкое явление – похвала из уст коллег, с которыми вместе работаешь. В этой роли я добилась этого. Насколько тяжело дается роль – настолько она дороже.  

- Завершая беседу, хочу спросить вас, вы можете сказать, что благодарны судьбе, довольны своей жизнью?

- В жизни происходили события, о которых стоило бы жалеть. Многое зависит от самого человека. В любом случае, все от себя зависящее я сделала – была верна выбранному пути, вырастила сына. Это большое счастье, в этом заключается главная обязанность человека. Хвала Аллаху, уже и внук вырос. Все в руках Всевышнего, я так принимаю.
 

Актрису Наилю Гараеву проводили в последний путь.
Пусть рай станет ее пристанищем. Выражаем соболезнования родным и близким. 

Источник материала: intertat.tatar