Пересмотр истории Абраром Каримуллиным и Салихом Батталом
Первый по времени конфликт по национальному вопросу между властью и интеллигенцией произошел в Татарстане, когда в 1954 г. группа ученых и писателей направила в ЦК КПСС обращение, в котором, в частности, указывала на недостаточное внимание к татарской культуре, сокращение численности национальных школ, искажение истории татаро-русских отношений, топонимики и ставила вопрос о предоставлении республике статуса союзной.
Через несколько лет началось преследование сторонника этих требований писателя Салиха Баттала. Примерно в начале 1963 г. обком КПСС и местная партийная организация устроили его травлю. «Некоторые писатели, – отмечал председатель правления Союза писателей Татарстана Мирсай Амиров, – стремятся использовать свободу творчества в неправильном направлении. Это заметно проявляется в последнее время в творчестве поэта Салиха Баттала». Через несколько месяцев о поэте высказался сам первый секретарь обкома: «На прошлых собраниях творческих работников мы критиковали поэта С. Баттала за то, что он потерял чувство партийности. Страдальчески объяснили ему ошибочность его убеждений, но он был настолько захвачен своими ошибками, что не осознает, чего от него требует партия». К нему присоединился Председатель Верховного Совета Татарской АССР, обвинивший писателя в «прославлении Бату-хана, завоевателя Руси». В результате Баттала исключили из КПСС и перестали печатать.
Примерно в это же время за критику положения татар, интерес к исламу и стремление жить по его канонам (включая обряд обрезание сына и наречение его именем Ислам), а также принципиальность при исполнении своих профессиональный обязанностей библиографа-архивиста Абрара Каримуллина тоже исключили из партии и лишили возможности публиковаться.
Опальный архитектор
Еще одним примером репрессий татарской интеллигенции на рубеже 1950–1960-х гг. стали события вокруг мечети Марджани, которую, воспользовавшись «оттепелью», решили было реконструировать. «Их строили в спешке, даже ночью при свете прожекторов, потому что боялись, что власти одумаются и задумаются над этим вопросом. Так и случилось, хотя разрешение на строительство было. Стены едва возводились немного выше забора разразился грандиозный скандал. Сразу пришла комиссия из Москвы, многие важные люди были уволены, некоторые заплатили за это партийным удостоверением». Это событие стало поворотным в жизни автора проекта реконструкции мечети архитектора Фуада Валеева, которого за это исключили из Союза архитекторов.
Подняв вопрос о праве татар на собственную историю и культуру и даже заявив по телевидению, что культура «малых» народов ничем не хуже таковой у «больших», он потерял работу, возможность заниматься наукой, выступать в средствах массовой информации и в 1971 г. был вынужден уехать из Татарстана.
В Татарстане у интеллигенции не было особых проблем с адаптацией к жизни в городах, там ее было довольно много, и она продолжала сохранять свою исконную культуру. Все это осложняло властям попытки заставить ее замолчать. Баттал не только не раскаялся, но и написал в 1971 г. язвительный памфлет на тему татаро-русских отношений, рукопись которого не была напечатана и в итоге попала в КГБ.
В 1970-е гг. он стал легендарной личностью и пользовался непререкаемым авторитетом среди молодых татарских литераторов. Десятилетием ранее вокруг Валеева образовался круг из гуманитариев-татар (хотя к нему домой приходили и русские ученые), которые обсуждали с ним острые проблемы истории своего народа – в частности, утрату татарами государственности – и дискутировали с русскими учеными (например, о происхождении башни Сююмбеки).
Польская модель татарской интеллигенции и мирасизм
В 1960–1980-е гг. татарская интеллигенция выработала такую стратегию в отношениях с властями, которую напоминала органическую работу у поляков. Осуществляя свою деятельность в рамках закона и в соответствие с идеологическими установками, интеллигенция создавала набор базовых интеллектуальных инструментов, с помощью которых можно было сохранять этническую идентичность татар и показывать, что татарский народ заслуживает лучшей участи, чем та, которую ему сейчас навязана.
В русле этого в 1962 г. была предпринята безуспешная попытка создания редакции Татарской энциклопедии, на время удалось восстановить Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете, распущенное в начале 1930-х гг. Было издано множество книг по истории и культуре татар, в том числе такие основополагающие труды, как «Словарь-справочник об исламе и атеизме» (1978), библиографические указатели советских работ о Татарстане и большой толковый словарь татарского языка. Важное значение имели публикации письменных, этнографических и археологических источников.
Эдвард Лаззарини назвал ориентацию татарской интеллигенции на изучение истории своего народа, его происхождения и культуры «мирасизмом» (от «мирас» – по-татарски «наследие»). Одним из его ярких проявлений стала дискуссия о генезисе татар, которая во многом явилась продолжением начатого еще в XIX в. спора о том, следует ли считать их предками кипчаков (и, следовательно, Золотую Орду) или волжских булгар. Нужно заметить, что версия о булгарском происхождении татар позволяла претендовать на великое культурное наследие булгар и их политическое значение в раннем средневековье, а также снять с современных татар обвинения в разгроме Руси. Кыпчакская же гипотеза увязывала татарский народ с культурой великой степной империи, созданной Чингисханом. Этот спор не завершен до сих пор, но, как отметила Азаде-Айша Рорлих, с 1970-х гг. в работах некоторых ученых делаются попытки примирить обе версии.
Нелюбовь к Золотой Орде
Несомненно, на исследованиях Золотой Орды сильно сказывалась ее негативная оценка официальной советской историографией, превозносившей значение России (Руси) в истории Евразии. Государство, присоединившее к себе Малороссию и считавшееся олицетворением прогрессивного развития, нельзя было воспринимать как-то иначе. Это сказалось и на башкирской историографии. «Однако в истории Золотой Орды много и «белых» пятен, – пишут Нияз Мажитов и Альфия Султанова. – В частности, слабо изучены конкретная история отдельных народов Урало-Поволжья золотоордынского периода и исторические последствия длительного пребывания их в составе этого государства. Трудности изучения данного аспекта темы еще более осложнялись тем, что с 40-х гг. XX в. в науке начало утверждаться мнение о том, что Золотая Орда как государство, возникшее в результате завоевательных походов татаро-монголов, существовала за счет жестокой эксплуатации покоренных народов и потому была паразитарным явлением.
Такое негативное отношение к истории Золотой Орды стало официальной политикой в исторической науке после известных постановлений ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» (1944 г.) и «О состоянии и мерах улучшения агитационно-пропагандистской работы в Башкирской партийной организации» (1945 г.). В тогдашних условиях партийно-бюрократического режима и тотальной слежки принятие указанных документов фактически означало навязывание науке тенденциозной партийной идеологии. В жизни это обернулось репрессиями тех, чьи работы критиковались в постановлениях. Таким образом, был наложен официальный запрет на объективное освещение истории и культуры Золотой Орды. Результаты не замедлили сказаться: объем исследований по данной теме резко сократился и начали появляться отдельные статьи и более серьезные публикации, где утверждался тезис о Золотой Орде как регрессивном явлении».
Письмо в защиту русского историка Льва Гумилева
Впервые объективно оценили роль Золотой Орды в истории татар и башкир историки-эмигранты А. Баттал-Таймас и Ахмет-Заки Валиди. Конечно, публикации в защиту булгарской теории происхождения татар нельзя трактовать исключительно как проявления политического фрондерства, однако сравнение текстов 1970-х и 1990-х гг. одних и тех же авторов говорит о том, что на самом деле они писали не то, что думали.
«Мирасизм» был связан с политикой лишь косвенно. Изучение истории Золотой Орды и Волжской Булгарии привело к спорам о том, кто является их наследником. Кроме татар, претензии на булгар предъявляли чуваши и отчасти башкиры. Характер тогдашних этногенетических исследований и стремление точно выявить предков того или иного современного народа вызвали к жизни дискуссию об этнической принадлежности булгар. Боязнь «лишиться» истории, которую могут «присвоить» соседи, заставляла ученых доказывать глубокую древность своего народа. Однако в ряде случаев интерес к прошлому сталкивался с политикой. Так было с вышеупомянутой брошюрой Баттала или открытым письмом (которое, разумеется, не было опубликовано) в защиту русского историка Льва Гумилева, написанным Э. Кудусовым, который поплатился за это четырьмя годами тюрьмы, – в обоих случаях ставился вопрос о переоценке истории татаро-русских отношений.
Даешь союзную республику
Политический подтекст различных инициатив, призванных доказать величие истории татар и превращение их в нацию еще до революции (примером чему может служить книга Хусаина Хасанова), становится ясен, если вспомнить о стремлении татар на преобразование их республики в союзную. Упомянутое выше письмо интеллигентов 1954 г. было не единственным – аналогичные попытки предпринимались позднее: «Среди татар, особенно среди интеллигенции, существовала тайная надежда на восстановление государственности… Шла борьба за то превращение Татарстана в союзную республику… В 1976 г., накануне принятия брежневской конституции, известные татарские писатели Гумер Баширов, Амирхан Еники, Мирсай Амир и Абрар Каримуллин пошли на прием к первому секретарю Татарского обкома КПСС Табееву, но ничего не смогли добиться – Табеев не мог выступить с такой инициативой».
Политический оттенок имела и попытка (оставшаяся тогда нереализованной) в начале 1980-х гг. выпустить «Историю татар», а не привычную и ограниченную границами автономной республики «Историю Татарской АССР», ибо татарский народ занимает гораздо большую территорию.
«Национализм как активная форма национального самосознания»: Билал Юлдашбаев
Как и в Татарстане, в Башкирии сомнительные с точки зрения властей взгляды стали возникать в интеллигентской среде в конце 1950-х гг. Зачинателем их был молодой историк Билал Юлдашбаев, который, опубликовав в 1958 г. прорывную по тем временам работу о создании Башкирской АССР, начал внедрять в башкирскую историографию национальную тематику и проблемы новейшей истории республики. В те годы ему приходилось излагать свои соображения на этот счет полунамеками, обосновывая собственные научные выводы ссылками на труды Ленина, а также на опыт Октябрьской революции и национальной политики большевиков.
«Его работы, – вспоминает однофамилец ученого Амир Юлдашбаев, – будили мысль. После их публикации Билал Хамитович подвергся критике со стороны ЦК КПСС, хотя занимался исключительно местной тематикой: например, он старался показать, что в 1917–1918 гг. башкирское национальное движение было буржуазно-демократическим, в то время как его оппоненты оценивали это явление исключительно как «реакционное», «контрреволюционное», «белое» и т. д.».
Юлдашбаевым заинтересовались власти и силовики
В итоге в 1963 г. Юлдашбаева подвергли критике на пленуме ЦК КПСС. Его публикациями и им самим заинтересовались обком партии и КГБ. Обвиненный в «национализме» и «негативном влиянии на молодых историков», он был уволен с работы, лишен возможности печататься и стал объектом пристального внимания со стороны силовых структур. Оправдываясь, ученый пояснял, что под национализмом понимал «активную форму национального самосознания». Через некоторое время ему разрешили вернуться в науку, но к тому времени это уже был сломленный человек, однако у него хватило сил опубликовать в 1972 г. идеологически спорный труд о формировании башкирской нации. В нем он, в частности, писал: «Факты, связанные с формированием башкирской нации, показывают, что основные этнические особенности народов, претерпевающие медленные изменения, сохраняются и при социализме. Национальность, национальные особенности и различия, в том числе языковые, – важное и существенное проявление общественной жизни, остающееся актуальным вплоть до полной победы коммунизма во всемирном масштабе. Национальная – этническая общность людей обладает относительной устойчивостью и живучестью, а ее история – непрерывной преемственностью. Народ способен пронести сквозь бури событий то, что за предыдущий период своего национального существования накопил он в области материальной и духовной культуры, языка и житейских навыков; способен сохранить этническое самосознание, волю и стремление к национальному самоопределению, уберечь и, более того, умножить лучшие черты своей национальной индивидуальности, своих национальных традиций. Никакие общественные перевороты и потрясения не могут свести их на нет. Французский историк Ф. Гизо в значительной степени был прав, когда писал: «Какой бы смелой и могучей ни была революция, она не может уничтожить национальные традиции». Это относится однако не только к национальным традициям, но и к национальности, национальной специфике вообще».
В защиту башкирских восстаний
Фактически каждая фраза в процитированном тексте являлась крамольной, и в сталинские времена это могло даже стоить автору жизни. В данном случае «прегрешения» Юлдашбаева сводились к следующему:
- вопреки официальной теории «сближения» и «слияния» наций он заявил, что они на самом деле сохраняются;
- поставил под сомнение значение Октябрьской революции как поворотного события в истории, признав, что она не смогла уничтожить национальные традиции;
- признал наличие этнического самосознания, а также воли и стремления людей к национальному самоопределению, намекая, что последнее в СССР до сих пор не реализовано;
- осредоточив внимание на национальной стороне общественной жизни, полностью проигнорировал ее классовую составляющую;
- для подтверждения своей правоты сослался на Франсуа Гизо – довольно неоднозначную для партийных идеологов личность.
В Уфе вокруг Юлдашбаева сформировалась небольшая группа студентов и молодых ученых, которые разрабатывали национальную проблематику в его духе, а в 1972 г., когда власти отказались утвердить ему докторскую степень и начали преследования, выступили в защиту ученого. В эту группу входили историки Марат Кульшарипов, Амир Юлдашбаев, Дамир Валеев и Ирек Акманов, которые позже возглавили башкирское национальное движение. В частности, Акманов выступил против навязанной русскими историками оценки башкирских восстаний XVII–XVIII вв. как реакционных.
«Меня все называли валидовцем»
Билал Юлдашбаев не только раскритиковал официальную трактовку национальных проблем в СССР, но и попытался частично реабилитировать башкирское национальное движение, переведя его из разряда «реакционного» в категорию «буржуазно-демократического». Это было воспринято властями как попытка обелить национализм, который в СССР всегда считался потенциально опасным, а сохранение ярлыка «реакционное» и «контрреволюционное» по отношению к национальному движению времен гражданской войны в России и характеристика Заки Валиди как «реакционера» и «врага народа» являлись важнейшим элементом официальной трактовки истории в тогдашней Башкирии. Однако в то время отдельным лицам удалось познакомиться с публикациями жившего тогда в Стамбуле бывшего башкирского лидера. «Мы, журналисты, – вспоминал Рашид Султангареев, – читали эти работы, но боялись КГБ».
Об этих сочинениях знали и другие интеллигенты. «В 1970 г. в спецхране университетской библиотеки я обнаружил материалы XXI Конгресса востоковедов... Оказалось, что руководил им Ахмет-Заки Валиди Тоган, о нем там была помещена большая статья Герберта Янски, – рассказывает Амир Юлдашбаев – В 1971 г. спецхран пополнился «Воспоминаниями» Валиди, в которых излагалась подлинная история. С тех пор я разочаровался в официальной точке зрения». Примерно то же самое сообщил историк Салават Касимов: «Я познакомился с настоящей историей своего народа, когда поступил учиться в университет и стал заниматься в архивах».
Юрист Зуфар Еникеев узнал о Валиди в четвертом классе школы: «В тот год я прочитал книгу Имая Насыри о башкирском национальном движении, которое там было показано, конечно, в негативном свете. Таким же образом подавался и Заки Валиди. В те времена иначе и быть не могло, но меня заинтересовало, кто он такой и какую роль сыграл в истории башкирского народа. Позже я собирал сведения о нем отовсюду, мне это было интересно, хотя официально его тогда осуждали. Когда спустя годы мы создали национальное движение, меня все называли валидовцем».
До конца 1980-х гг. национализм современного типа в подлинном значении этого термина в Башкирии отсутствовал. После расправы с Билалом Юлдашбаевым обсуждение национального вопроса велось в рамках официальной парадигмы, но среди уфимской интеллигенции уже появились люди, имевшие хотя бы общее представление о башкирском национальном движении 1917–1920 гг. и истории становления Башкирской АССР.