«Привлечение Щапова на кафедру русской истории должно было умиротворить «возбужденный» Казанский университет»

«Это была рукопись, над которой Щапов работал последние недели напряженно и с увлечением»

Сентябрь 1860 года выдался в Казани удивительно теплым. Казалось, что лето продолжается. Через открытое окно двухэтажного каменного дома, что находился (и сейчас стоит) на углу Арской и Академической улиц, можно было видеть человека, стоящего за конторкой. Голова его с огромной копной черных волос то наклонялась, и тогда перо в его руке быстро бежало по бумаге, то он голову резко откидывал назад, успевая поправить очки, и тогда рука замирала. Потом он отходил от конторки, быстрыми шагами мерил комнатку, выходил в другую, заваривал крепкий чай, возвращался к конторке, и опять перо продолжало свой бег по бумаге. Писал он торопливо, спеша записать мысль. Бумаги обычно не хватало, бумагу экономил, и от того строчки плотно жались одна к другой. Это его не смущало. Он знал, что рядом с ним есть человек, который легко разбирает его почерк и охотно всякий его черняк переводит на беловик.
 

Погруженный в работу молодой бакалавр — это был Афанасий Прокофьевич Щапов — не заметил, как к нему вошел его ученик. Боясь помешать своему учителю, студент академии Иван Христофоров внимательно, с восхищением и гордостью смотрел на своего земляка-сибиряка. Вдруг Щапов, работавший за конторкой, резко повернулся (почувствовал, что в комнате кто-то есть) и, увидев пришедшего, обрадовался. Христофоров, которого он очень уважал, пришел вовремя. Была работа. Надо было, не мешкая, перебелить стопку листков и лоскутков, мелко исписанных черными чернилами.

Это была рукопись, над которой Щапов работал последние недели напряженно и с увлечением. У него было хорошее, приподнятое настроение. Он составлял свою программу курса гражданской отечественной истории для Казанского университета.

Работой Ивана Христофорова Щапов остался доволен. Рукопись была переписана безукоризненно: красивый четкий почерк, ни одного исправления, ни одной помарки. Он внимательно перечитал все сорок страниц (большого формата) рукописи. Задумался. Он ничего не хотел исправлять в самом тексте (может быть, жаль было труда своего ученика?), затем взял перо и, стараясь, четко написал: «Программа изложена кратко и далеко не исчерпывает всего предмета. Пропуски и недосмотры, неизбежные в кратком конспекте, вполне покажет самое изложение истории, которое постоянно будет сопровождаться новыми изысканиями, новой поверкой источников». Сделав эту приписку, он скрепил рукопись своей подписью: «Бакалавр Казанской духовной академии Афанасий Щапов. Казань. 1860 г.».

«Он знал, что никто из его предшественников в университете не предлагал подобную концепцию курса отечественной истории»

Напряженная работа над Программой более чем в течение месяца была закончена. Теперь можно было отнести ее в университет. Это было 3-го октября. Передавая Программу в историко-филологический факультет, Щапов волновался. Для этого у него было достаточно оснований. Главнейшее из них — та концепция курса Отечественной истории с древнейших времен до середины XIX века, которую он выдвигал. Он знал, что никто из его предшественников в университете ничего подобного не предлагал. Щапов знал, что никто из них не называл программу курса так, как это сделал он. Заголовок рукописи был особенно тщательно, каллиграфически выписан: «Программа истории русского народа». 

Она состоит из двух частей. Первую автор озаглавил «Земско-областная форма исторической жизни русского народа (от основания областей до смутного времени)», вторую — «Государственно-союзная форма исторической жизни русского народа (от XVII века до нашего времени)», т. е. до середины XIX века. В каждой части по пять глав. Большое внимание уделяется политической истории народа, его политическим движениям. Программа была оригинальным, смелым документом. Он был пронизан щаповской «теорией областничества», да ко всему этому речь шла и о Разине, и о Пугачеве, и о Радищеве, и о людях 14-го декабря.

Без рассмотрения и рекомендации Программы факультетом с последующим утверждением ректора преподаватель, избранный по конкурсу и утвержденный на эту должность министром народного просвещения, не мог начать лекционного курса. Программу щаповского курса рассматривали долго. Она была утверждена исправляющим должность ректора университета профессором Бутлеровым лишь 10 ноября, за день до первой вступительной лекции Щапова. Считаясь с мнением факультета, который Программу одобрил, Бутлеров наложил резолюцию: «Рассмотрев программу преподавания русской истории... и одобрив таковую, я сообщаю об этом факультету для наблюдения г. декану за точным оной исполнением».

«Открывалась вакансия, и ее надо было заместить»

Вопрос о приглашении Щапова в университет для чтения курса гражданской истории России возник в последний месяц лета 1860 года. Читавший этот курс Н. А. Попов переводился в Московский университет. Он уезжал из Казани. Открывалась вакансия, и ее надо было заместить.

Университетские историки: С. В. Ешевский, В. И. Григорович, Н. А. Попов — хорошо знали А. П. Щапова. Первые двое оказали на него влияние, помогли ему в процессе становления профессионального историка. Все трое высоко ценили молодого ученого и преподавателя. Когда решался вопрос о замещении вакансии на кафедре русской истории, открывшейся в университете, Ешевского в Казани уже не было, Казанской духовной академии он перевелся в Московский университет, да отношения между ним и Щаповым к этому времени были испорчены. Григорович поддерживал кандидатуру молодого перспективного ученого из академии, но официальное представление историко- филологическому факультету сделал Н. А. Попов. Он писал: «Считаю своим долгом указать историко-филологическому факультету на г. Щапова, как на ученого, который может принести большую пользу гг. студентам, если университет пригласит его преподавателем на кафедру русской истории». Далее Попов указал на важнейшие научные труды ученого и заключил: «Большая часть изданных, а равно и все неизданные труды г. Щапова внесли в русскую историческую литературу много сведений, до тех пор бывших неизвестными и скрытыми в рукописных источниках, которые он первый открыл и разработал». Вместе с тем Попов добавил: «Но чтобы иметь полное понятие о том взгляде, какой имеет г. Щапов на русскую историю от ее начала до конца, необходимо» предложить ему доставить в факультет программу общего курса...». Представление Попова историко-филологический факультет рассмотрел и вынес решение — просить Совет университета избрать Щапова преподавателем кафедры русской истории временно, сначала на один год. Это было 10 сентября 1860 года. Ровно через неделю состоялась баллотировка. Из двадцати поданных голосов пятнадцать было «за», пять — «против».

Необходимые бумаги об избрании Щапова, отправленные в Петербург министру народного просвещения, вернулись в Казань в первых числах ноября с положительным ответом. Седьмого ноября 1860 года «Щапов официально» вступил в должность преподавателя кафедры русской истории Казанского университета, а уже на 11-е была назначена его первая лекция.

Но прежде, чем все это произошло, со Щаповым еще в середине лета начались приватные переговоры о возможности его преподавания в университете. Вначале их вел Н. А. Попов и в значительной степени по своей инициативе, но не без ведома университетского начальства.
 

«Это было начало той борьбы, которую повело передовое студенчество против лжеученых-обскурантов»

К приглашению Щапова в университет благосклонно отнесся и новый попечитель учебного округа. Привлечение свежих сил к преподаванию отвечало духу времени. Это князь П. П. Вяземский, сын известного поэта пушкинской эпохи, человек, как говорили о нем, «образованный и либеральный» хорошо понимал. Уловил он эту тенденцию еще до назначения в Казань, когда был помощником попечителя Петербургского учебного округа. Уж кто-кто, а он-то знал, как, наконец, в 1859 году вышел в отставку Н. Г. Устрялов. Академик, профессор русской истории, декан историко-филологического факультета Петербургского университета, этот «один из столпов официально-монархической историографии николаевских времен» был заменен И. И. Костомаровым. Тем самым Николаем Ивановичем Костомаровым, историком либеральным, который незадолго до избрания его профессором в Петербургский университет, вернулся из ссылки, где пробыл почти десять лет. Круто на глазах сорокалетнего петербургского сановника менялись времена.

Во главе Казанского учебного округа Вяземского поставили в ноябре 1859 года, заменив реакционного попечителя Грубера и его помощника, отставного николаевского полковника Веселаго. Тот и другой получили отставку после студенческих волнений, имевших место в Казанском университете в 1858—1859 годах. Студенты выступили против ненавистных им преподавателей-рутинеров: физиолога Берви и историка Ведрова. Оба вынуждены были оставить университет. Это было начало той борьбы, которую повело передовое студенчество против лжеученых-обскурантов.

В обстановке демократического натиска, который нарастал в стране, либеральствующий князь видел свою задачу в том, чтобы как-то умиротворить «возбужденный» университет. По его представлению на должность ректора был рекомендован уважаемый учеными и студентами профессор химии А. М. Бутлеров. Привлечение Щапова на кафедру русской истории должно было, как рассчитывал Вяземский, помочь в решении этой задачи.
 

Вскоре после приезда в Казань попечитель начал заводить знакомства с должностными и просто интересными людьми города. Среди последних был и молодой бакалавр Казанской духовной академии Щапов. Он произвел на князя благоприятное впечатление. Князь увидел в нем думающего, работоспособного, энергичного молодого человека, «самородка из народа», страстно погруженного в науку. Он решил взять его под свое покровительство, обуздать несколько «дикий» нрав, свойственный сибирякам-бурятам, сделать своим. На первых порах попечитель не раз давал понять окружающим, что он относится к молодому ученому из духовной академии покровительственно и дружелюбно. Вот один из фактов, говорящих об этом. Известный историк М. П. Погодин, будучи в начале мая 1860 года проездом в Казани, был зван на обед к Вяземскому. Среди узкого круга гостей был и Щапов. Гостеприимный хозяин познакомил приезжего гостя со Щаповым, о котором Погодин уже знал, как об авторе исследования истории раскола.

Продолжение следует

Источник фото на анонсе: kpfu.ru