Знакомство с Мастером
Он был из когорты последних могикан, коих ныне не осталось. Интеллигент, интеллектуал, цельная и незаурядная личность. Не просто сильнейший в свое время шахматист, пятикратный чемпион России, победитель и призер многих международных турниров - прежде всего мыслитель. Не только шахматный. Имел широкий круг интересов, знал иностранные языки, речь его была изыскана и выделяла из среды заурядных и грубоватых спортсменов, выражавшихся чаще полуматом.
Первая моя встреча с ним, точнее столкновение, произошло при забавных обстоятельствах. В 1956 году в Центральном парке им. Горького в деревянном павильоне рядом с бильярдной была библиотека, где я сидел один-одинешенек, перелистывая иллюстрированные журналы. Вдруг вошел массовик-затейник и начал расставлять примерно полтора десятка шахматных досок. Вскоре залу стали заполнять любители шахмат. Я тогда не знал, что такое сеанс одновременной игры и как он проходит. Меня удивляло, как это 15 человек молча сидят и глазеют на шахматные фигуры, а соперников ни у кого из них нет, с кем это они собираются играть, с собой что ли? Массовик и передо мной поставил доску – непонятно зачем?
Источник фото: shahimat.org
В павильон стремительно вошел сухощавый человек с резкими чертами лица и грозными густыми бровями. Сухо поздоровался и сразу пошел вдоль расставленных досок, делая первые ходы. Подойдя ко мне и видя, что я сижу с подшивкой журналов, он спросил.
- Молодой человек играет в шахматы?
- А вам-то чего? Или библиотека уже закрылась? – тотчас ко мне подлетел массовик-затейник и горячо зашептал на ухо: «Ты что! Это же международный мастер Нежметдинов! Чемпион России! Согласился дать сеанс одновременной игры для отдыхающих парка! Когда, дурачок, у тебя будет шанс встретиться с самим мастером спорта СССР?!».
Парадокс того времени: «Международный мастер» мало о чем говорило большинству, а вот «Мастер спорта СССР» - это все равно что богу спуститься с небес и пройтись среди смертных. Я тотчас судорожно отодвинул подшивку и развернул шахматную доску белыми фигурами к себе - откуда было мне знать, что белыми фигурами всегда играет сеансер? Нежметдинов удивленно сдвинул брови, отчего они стали еще грознее и вопросительно посмотрел на массовика-затейника. Тот жалко улыбнулся, молча оправдываясь: сами видите, маэстро, какая у нас публика, какое у них поведение и культурный уровень!
- Ну-с, молодой человек, в таком случае ваше слово! – сказал мастер, дождался моего Е2 – Е4, ответил Е7 – Е5 и стремительно бросился к другой доске. Стремительность движений, молниеносность передвижения фигур, мысли и вообще поведения были отличительной чертой Рашида Гибятовича. Обычные люди видят, чувствуют, действуют в пределах одного шага, одного хода, очевидной и ближайшей мысли. Он жил и мыслил на много ходов впереди других людей. Конечно, к этому приучают шахматы, но, сдается мне, шахматную привычку он переносил и на другие сферы жизни, включая и саму жизнь. Постоянно погруженный в свои мысли и думы, не знающий перерывов в мышлении, он думал и продумывал все что угодно, даже не имеющее прямого отношения к шахматам.
Он жил на улице Баумана, над гастрономом рядом с церковью. Выйдя из дома, чаще всего шел по направлению к старому городскому шахматному клубу, располагавшемуся ближе к Кремлю. Можно было идти рядом с ним и как ни в чем не бывало, вместо приветствия, сказать вслух.
- Это же надо, что вытворяют эти негодяи!
- Какие? – тотчас подхватывал он, даже не повернув голову в твою сторону и не интересуясь, кто конкретно спрашивает: пьяница-сосед, знакомый литератор, важный чиновник или случайный прохожий, знающий в лицо знаменитого Нежметдинова.
- Американские империалисты, конечно! Опять вон Вьетнам бомбят!
С таким же успехом ему можно было задать вопрос о прочитанной книге, каком-то историческом событии, об известной личности, об истории Венских конгрессов, шахматной партии 1892 года, в конце концов - о чем угодно! Это не означало, что он всезнайка, хотя его эрудиция была бесподобной, а память феноменальной. Что, впрочем, не мешало ему, когда нежданно-негадано вторгались в мир его мыслей, вопросительно поднимать брови, дескать, не сочти, голубчик, за труд напомнить: с кем имею честь разговаривать?
- Это тот невоспитанный тип, который в сеансе одновременной игры поворачивает шахматную доску белыми фигурами к себе…
- Как же, как же, прекрасно помню его! – улыбка трогала его жесткое и суровое лицо. Ему нравилась ирония, а от шуток он терял свой демонический облик.
Последняя наша встреча состоялась незадолго до внезапной кончины мастера в его тесной квартирке на улице Баумана. Я до сих пор поражаюсь, насколько точными и проницательными были его оценки последующих шахматных процессов.
Реквием по романтизму
Послевоенные шахматы, когда Михаил Ботвинник занял пустовавший трон после внезапно скончавшегося в Португалии шахматного гения России Александра Алехина, были, пожалуй, самыми массовыми и политизированными в ХХ веке. Гегемония Советского Союза была бесспорна и неоспорима со стороны Запада, где шахматы оставались всего лишь одним из многих видов спорта и являлись частным делом самих спортсменов да слабых шахматных федераций. Официальные чемпионаты СССР фактически были неофициальными чемпионатами мира. Ни в какой другой стране не было такого количества гроссмейстеров и международных мастеров, нигде шахматы не пользовались таким покровительством и поддержкой государства, как у нас. Нигде в мире не выходило столько периодических шахматных изданий и книг.
Фото: Владимир Васильев
Вундеркинд Бобби Фишер из Нью-Йорка, так и оставшийся недоучкой на всю жизнь, умудрился выучить русский язык, чтобы в подлиннике изучать партии и теоретические новинки советских гроссмейстеров. До его появления на шахматном небосклоне наши спортивные функционеры могли спать спокойно и не беспокоиться о будущем. Фишер буквально взорвал узкокастовый мир шахмат и сделал его составной частью мирового спортивного шоу.
Вот что говорил по этому поводу Рашид Гибятович.
- Борис Спасский пал первой жертвой коммерциализации шахмат. Из-за капризов и неспортивных выходок Фишера он мог бы согласно существовавшим тогда правилам сохранить титул чемпиона мира, но лишился бы призовых 45 тысяч долларов, немыслимой для спортсменов суммы в 70-х годах! До появления на шахматной арене американцев во главе с их надеждой Робертом Фишером, о стотысячных гонорарах никто не мог и мечтать. Спасский предпочел лишиться титула чемпиона, но остаться с деньгами. Причем, он был одним из первых спортсменов в СССР, не позволившим отобрать призовой гонорар в пользу государства и околоспортивных чиновников. Видимо, даром это ему не пройдет… (В последующем Б. Спасский выехал на Запад, женившись на француженке).
- Что ждет шахматы в будущем, в какую сторону они будут развиваться?
- Все больше из шахмат будет уходить творческое начало, красота и превалировать спортивно-турнирная сторона. На смену нам придет новая генерация шахматистов - «счетных машин», способных главным образом «пересчитывать» соперников. Все меньшее значение будут иметь глубина стратегического и тактического замыслов, изящество реализации нестандартных идей, то, что мы называем романтизмом. Шахматы станут серьезной и доходной профессией, в них не будет места любителям-спортсменам, художникам, артистам, коими мы до сих пор считались. Тайманов, по профессии музыкант, пианист. Ботвинник – ученый. Смыслов – певец. Таль - филолог, остроумнейший и острый на язык человек. Личности неординарные, яркие, многогранные.
Фишер – провозвестник социально неполноценного и ущербного поколения грядущих шахмат, подобных флюсу. Кроме шахмат он ничего не знает и ничто его не интересует. Правда, он гениальный шахматист. Возможно, в будущем и этого не нужно будет, только способности быстро обсчитывать массу вариантов…
При жизни Рашида Гибятовича и намека не было на грядущую компьютеризацию. Когда он говорил, должна быть «база», заложенная в детстве, он имел в виду не только основы дебютов, миттельшпиля и умение реализовывать эндшпиль, но и те несколько тысяч партий, сыгранных прошлыми поколениями мастеров, в которых проявилась эволюция и тенденция развития шахмат. И все это надо было держать в голове, «при себе».
Гроза гроссмейстеров и чемпионов
Сейчас представить шахматы без компьютеров невозможно. Не у каждого современного шахматиста есть персональный дорогостоящий тренер, но компьютер есть у всех без исключения. Каждый день в мире играются сотни и тысячи партий. И каждый день шахматная теория пополняется новинками, которые тотчас перекачиваются в компьютеры мастеров и гроссмейстеров, где бы они ни находились. Любой третьеразрядник из кружка шахмат Дворца пионеров может за считанные секунды подобрать все партии, скажем, по сицилианской защите за целый век, но сотворить нежметдиновский 18-ти ходовый шедевр в партии с Л. Полугаевским ему вряд ли дано. Не те мозги, не те ценности, не те цели, наконец, не та мера личности.
В 1963 году, готовясь к матч-реваншу с Ботвинником, Михаил Таль в качестве спарринг-партнера вызвал в Баку не кого иного, как Нежметдинова, потому что во всем Советском Союзе было два непревзойденных мастера шахматной красоты и гармонии - Нежметдинов и сам Таль. И Рашид Гибятович не подвел Таля, выдав такой неописуемой красоты партию, разгромив экс-чемпиона мира, как какого-то мальчишку. Наблюдателям со стороны казалось, что Таль уничтожен и раздавлен, на него жалко было смотреть. Таль не носил бы титула «Моцарта шахмат», если на попытку сочувствия кого-то из друзей не ответил: «Я бы отдал все свои титулы и выигранные партии за одну эту! Я не обижен, я дико завидую, что Рашид Гибятович, а не я сотворил это чудо!».
- Рашид Гибятович, почему все-таки вы не стали гроссмейстером, хотя в турнирных партиях обыгрывали всех чемпионов и экс-чемпионов мира?
- Причина проста и объективна. Шахматы усложнились невероятно, чтобы достичь стабильно высоких результатов, необходимо с детских лет закладывать теоретический и творческий фундамент. Во взрослой жизни времени для пополнения багажа и шахматного образования уже не будет. Времена талантливых самородков прошли, только за счет способностей можно достичь эпизодических успехов, но высококлассным гроссмейстером не станешь. Все чемпионы мира, начиная с Ботвинника, Смыслова, Спасского, Петросяна, Таля получили в детстве фундаментальную подготовку, начиная с 7-8 лет. Я же пришел в шахматы слишком поздно, в возрасте 17-летнего «старика», и отсутствие базы сказалось. Да, я мог провести отдельные партии с блеском и получать призы «За красоту и творческое содержание», но целостного гроссмейстерского уровня достичь мне было уже не дано.
Источник: en.wikipedia.org
В подтверждение мнения Нежметдинова можно привести печальную судьбу шахматного самородка Гаты Камского, так и не ставшего чемпионом мира, хотя в первую тройку ведущих шахматистов мира он входил. По шахматной одаренности Гата, возможно, стоял даже выше Гарри Каспарова - уже в 13 лет выполнил норму международного мастера. Тщеславный отец Гаты, понимая, что сыну нужна высшая шахматная среда, поменял трехкомнатную квартиру в сибирском провинциальном Новокузнецке на коммуналку в Ленинграде, где были первоклассные тренеры, способные дать основательную огранку шахматному алмазу. Диктатор-отец Гаты, ревностно относившийся к любому тренеру, как к потенциальному сопернику за влияние на сына, за полгода перессорился со всеми питерскими тренерами и откровенно враждовал с шахматной федерацией, выдумав несуществующий заговор двух «К» – Карпова-Каспарова против третьего «К» - его сына. Сам же он с шахматной и тренерской точки зрения был, очень мягко говоря, посредственностью. Он умудрился полностью изолировать ни в чем не повинного Гату от интеллигентной среды Ленинграда. О скандальности отцовского характера свидетельствует хотя бы такой факт. Автор данных строк приехал в Ленинград в 1988 году, чтобы взять интервью у Гаты для одного из казанских журналов. Рустем Камский не дал раскрыть сыну рта, отвечая на все вопросы сам. Когда я напрямую попросил тогда еще 13 летнего Гату прокомментировать один нетривиальный ход из сыгранной им партии, папаша набросился на меня, обозвал «шпионом», специально засланным из Казани, чтобы выудить «шахматные секреты гениального мальчика» и выставил за двери.
В итоге те два-три года, что были бездарно и глупо упущены в Питере, так и не удалось наверстать даже в Америке с ее большими возможностями.
Наследие Нежметдинова
В начале семидесятых на одном из чемпионатов СССР в спорткомлексе ЦСКА на Ленинградском проспекте я обращался ко многим гроссмейстерам с единственным вопросом: «Что вы можете сказать о Нежметдинове?». Геллер, Тайманов, Петросян, Спасский, Смыслов, Таль, Гуфельд, Флор, Панов, Лилиенталь, Суэтин, Полугаевский, Джинджихашвили, Гургенидзе мгновенно теплели во взгляде и, кто любовно, кто с огромным уважением или нескрываемым восхищением говорили о нем примерно одно и то же: «Жаль, конечно, что он так и не стал гроссмейстером. Но зато он был бесспорным гроссмейстером шахматной красоты! Здесь ему не было равных!» При всем при этом, многие из них не здоровались друг с другом и даже руки не подавали: взаимоотношения шахматистов сложны и запутаны. А «жертва» нежметдиновского феерического разгрома Лев Полугаевский с грустной иронией сказал: «Я не удивлюсь, если останусь в памяти потомков только благодаря соучастию в этой партии!». Что любопытно, вся шахматная элита тех лет повторяла данную до них оценку тогдашним президентом ФИДЕ Максом Эйве: «Нежметдинов? Он в высшей степени был гроссмейстером шахматной красоты!»
Рашид Гибятович, так и не ставший гроссмейстером, страстно хотел, чтобы в Казани, в Татарстане был воспитан свой шахматный гроссмейстер. Не приглашен «за квартиру», не куплен со стороны, как это сейчас практикуется, а воспитан на базе нашей шахматной школы. Его мечту осуществила Алиса Галямова, наверняка разбиравшая бессмертные партии самого великого татарского мастера ушедшего ХХ века. Международный гроссмейстер Гата Камский формально, со спортивной точки зрения, достиг большего, но вряд ли кому из журналистов придет в голову наделить его столь лестным эпитетом, каким мы по праву и заслуженно наделяем Рашида Гибятовича Нежметдинова.
Автор: Вахит Шарипов
Фото на постере: Рамиль Гали
