Самая старая книга библиотеки Союза писателей РТ – 1911 года. Автором ее является Феофил Пуцыкович (1843 –1899) – российский педагог, автор большого количества учебников для народных школ по различным предметам: грамматике, истории, географии. Также Пуцыкович составил для народного чтения около 20 иллюстрированных брошюр в серии «Библейские рассказы» и до 40 брошюр по этнографии в серии «Из народоведения». Часть из них с 1905 по 1908 год переводилась на татарский язык общественным деятелем Фатихом Каримом. Разумеется, он не мог оставить без внимания брошюру о татарах и познакомил с ее содержанием свой народ. Насколько этнографическое описание Пуцыковича точно и содержательно – на этот вопрос могут ответить лишь те из читателей, кто владеет чтением на арабице.
На выставке представлена подборка книг тридцатых годов, изданных с использованием яналифа: избранные произведения Александра Сергеевича Пушкина, поэзия Сибгата Хакима и Макса Гатау, хрестоматия по фольклору, монография, посвященная творчеству Габдуллы Тукая.
«Равняя свой строй по таким, как Муса»
«Письмо из окопа» – самая загадочная книга библиотеки Союза писателей Татарстана. Сами посудите, 1944 год, Великая Отечественная война в разгаре, Муса Джалиль уже два года как находится в плену, Моабитские тетради еще не написаны. Даже если никому не известно, что татарский советский поэт пребывает на территории фашисткой Германии, то пропавшим без вести он точно числится, а отношение к «потеряшкам» предписывается такое же бесчеловечное, как к попавшим в плен… С учетом подобных обстоятельств появление в Татгосиздате сборника стихов Джалиля, написанных во 2-й Ударной армии Волховского фронта, подобно чуду!
Составителем и автором сборника «Письмо из окопа» является Бруно Зернит – член Союза советских писателей ТАССР, заведующий литературным отделом газеты «Красная Татария», автор книг «В бой за дело правое» (1941), «Сильнее смерти» (1944), «Есть на Волге утес...» (1949). Во вступительном слове к сборнику Зернит пишет: «Когда немецкие гунны вероломно вторглись в пределы нашей земли, М. Джалиль, как пламенный патриот Родины, встал в ряды ее славных защитников». В сборник вошло 19 стихотворений: «Братство»,«Клятва артиллериста», «Девичья слеза», «Урок хвастуну», «Песня о джигите» и др. – в переводах Б. Зернита, Г. Шапиро, С. Липкина, Ф. Гарина, К. Арсеньева, В. Ильиной, Т. Стрешневой.
Вероятно, Зернита связывали с Джалилем товарищеские отношения, если он не усомнился в нем и осмелился в 1944 году участвовать впубликации того, чье честное имя можно было поставить под сомнение. В пользу предположения о товариществе двух поэтов говорит и то, что в 1957 году Бруно Зернит сочинил поэму «Песня на плахе», посвященную подвигу Мусы Джалиля: она состоит из пролога, эпилога и 10 глав, завершаясь бравурным четверостишием:
Отважное племя
вершит чудеса,
равняя свой строй
по таким,
как Муса.
Любопытство в связи с Мусой Джалилем вызывает еще одна книга – «Выше гор». Она вышла в Татгосиздате в 1939 году и стала дебютным поэтическим сборником Виктора Тарбеева. А посодействовал в этом уральскому поэту, уроженцу Екатеринбурга… Джалиль. Между тем в тридцатые годы Тарбееву приходилось скрывать купеческое происхождение; страх быть арестованным толкал его на частую смену места жительства. Виктор Григорьевич нигде не задерживался более двух лет. В его послужном списке мелькали города: Верхняя Салда, Нижний Тагил, Ревда, Верещагино, Кудымкар и…Казань, тут-то он, видимо, и познакомился с Мусой Джалилем.
Неизвестно, чем руководствовался благополучный татарский поэт, заступивший в 1939 году на пост председателя Союза писателей Татарской АССР: то ли человечностью, то ли искренней симпатией к уральскому стихотворцу, который производил впечатление «напористого и радостного поэта сельскохозяйственного труда, красоты жизни и новой стройки». Безусловно одно, Джалиля и Тарбееева роднила идеологическая сознательность и выверенность поступков, свойственная всем советским людям, об этом свидетельствует стихотворение, открывающее сборник «Выше гор»:
Урала гранитная крыша
возвысилась в облачных далях,
но гор этих каменных выше
родный и любимый наш Сталин.
И все же не зря, ох не зря Муса Джалиль оказал содействие далеко не самому талантливому сочинителю. В Великую Отечественную войну Виктор Тарбеев проявил себя очень достойно: познал все тяготы отступления от западных границ до Москвы, был тяжело ранен и контужен, мог бы воспользоваться этим и комиссоваться, но остался в строю и продолжил писать боевые стихи и песни для армейской газеты, внушая бойцам веру в победу.
«А мне иная мудрость дорога: я жить хочу, как властелин Вселенной»
Повесть «Всем смертям назло…» в 1967 году прогремела на весь Советский Союз, впоследствии выдержала одиннадцать изданий внутри страны и была переведена на тридцать языков мира. Имя автора тоже получило широкую известность – Владислав Титов приобрел славу Николая Островского второй половины ХХ века, став известным писателем вопреки ограниченным физическим возможностям. Инвалидность он приобрел после того, как предотвратил на шахте аварию, отключив горящую трансформаторную подстанцию; в результате поражения током в шесть тысяч вольт лишился обеих рук, но не поддался унынию и научился заново писать, держа карандаш в зубах. Первая книга Титова во многом автобиографична, ее героем является молодой шахтер, проявивший героизм во время производственной катастрофы.
Библиотека Союза писателей РТ располагает изданием повести «Всем смертям назло» 1968 года (тираж 200 тысяч экземпляров!). Уникальной делает книгу дарственная надпись, выведенная, надо полагать, ручкой, зажатой в зубах, причем предназначена она тому, кто был лишен возможности ходить: «Далекому и близкому другу моему И. Калимуллину от автора, с сердечным пожеланием творческих удач, доброго здоровья и настоящего человеческого счастья».
Владислав Титов подписал свой бестселлер поэту-инвалиду Ильгизу Калимуллину – по местным меркам творчески успешному. При жизни он издал 7 поэтических сборников: «В строю» (1956), «Вместе с вами, друзья» (1959),«На магистрали счастья» (1969), «Священный зов» (1975), «Гимн Земле» (1977), «Плывут рассветы сквозь меня» (1979), «Стихи и поэмы» (1989).
Писал Калимуллин на русском языке – о мужестве, душевной стойкости, о революции, Ленине, Пушкине, Гражданской и Великой Отечественной войне, кое-что из написанного им переводилось на татарский язык и издавалось. Но в итоге от творческого наследия поэта-инвалида после его смерти в 1989 году остались всего лишь две строчки в Татарском энциклопедическом словаре – ныне его сонеты и поэмы забыты. Заслуженно ли?
Гнусавит скептик: «Всё на свете тленно»,
а мне иная мудрость дорога:
я жить хочу, как властелин Вселенной,
как рода человечьего слуга.
Я сын земли российской – ей обязан
Тем, что меня всё лучшее зовёт.
Я тысячами нитей с нею связан –
И, кажется, их смерть не оборвёт.
На взлёте лет творя, мечтая, споря,
Я денно-нощно маленькой рекой
струюсь в огромное людское море,
делю его бурливый непокой.
И становлюсь мудрей, сильней, моложе.
Бессмертно море, с ним и капля тоже.
Неужели опыт героического противостояния Ильгиза бессмысленности существования не представляет никакой ценности? В детстве после перенесённой болезни у него отнялись ноги и ослабли руки. Он упорно ходил в школу на костылях, а когда руки вконец обессилели и невозможно стало держать костыли – ползком добирался до класса. Затем Ильгиз поступил в университет, на филологический факультет, но обучаться пришлось дома. Жил он в сталинке, расположенной рядом с памятником ГабдуллеТукаю, вместе с сестрой Розой, которая заменила ему мать…
Интересно, Владислав Титов во время визита в Казань подписал свою книгу Калимуллину заочно или тот все же сумел при помощи сестры добраться до Союза писателей в инвалидной коляске? Скорее первое, иначе «Всем смертям назло…» с автографом автора не осталась бы в библиотеке писательской организации.
Подарок от Туфана
Вообще книг с дарственными надписями в библиотеке Союза писателей много. Среди них есть одна, с незатейливым названием «Стихотворения», изданная в 1958 году в Москве, ее невозможно взять в руки без трепета. Выдающийся татарский поэт Хасан Туфан на ее титульной странице написал русскому писателю-фронтовику Геннадию Паушкину: «Туганымдай сөякле Геннадийга ихтирам белән!» («Родственной душе Геннадию с уважением!»). Чем объяснить столь пылкую признательность, ведь богатая поэзия Хасана Туфана в этом сборнике переведена на русский язык вовсе не Паушкиным, а Мораном и Хаустовым, – переведена по мере возможности с силой подлинника, любовно и тщательно.
Зададимся вопросом: мог ли поэт, прошедший круги ада – заключение в Казанскую тюрьму в 1940 году, расстрельный приговор, замену его десятью годами лишения свободы и поражения в правах, 16 лет ссылки в Новосибирской области, смерть сына и любимой жены, – мог ли он разбрасываться словами «родственная душа»?
Судя по всему, Геннадий Паушкин принял деятельное участие в судьбе Хасана Туфана, вернувшегося из ссылки в 1956 году. Ведь тогда Геннадий Александрович уже обладал административным ресурсом и необходимыми знакомствами в Москве – работал консультантом Союза писателей Татарской АССР, редактировал альманах «Литературный Татарстан», имел безупречную репутацию писателя-фронтовика, прошедшего войну с первого дня до последнего. Он наверняка принял участие в подготовке сборника переводов Туфана, и не где-нибудь, а в столичном издательстве «Советский писатель», да еще и со статьей Леонида Мартынова, который написал: «Широта кругозора, высота творческого взлета, глубина понимания всего того, что творится в мире, и задушевный лиризм – вот чем богата поэзия Хасана Туфана».
Крепкая дружба долгие годы связывала Геннадия Паушкина и с другим репрессированным татарским писателем – Маджитом Рафиковым. Это утверждение основано уже не на косвенных признаках, а на свидетельствах дочери последнего – казанской журналистки Гузели Подольской.
По ее словам, Паушкина и Рафикова объединяло многое: военное прошлое, совместное обучение на историко-филологическом факультете Казанского университета после демобилизации и кое-что еще: оба поплатились на студенческой скамье за творческую и общественную активность. Геннадий, организовавший литературное объединение КГУ, был обвинен в безыдейности за стихотворение «Тополь», его спасло лишь заступничество Михаила Исаковского. А вот Маджит, затеявший смелые дискуссии в политическом кружке, пострадал серьезнее. В апреле 1950 года студент 5-го курса Рафиков был обвинен в антисоветской пропаганде и без суда, по решению Особого Совещания, до августа 1955 года отправился отбывать срок на отрезке железной дороги Тайшет – Братск Байкало-Амурской трассы. В Казань вернулся в сентябре 1956 года.
Маджит Рафиков уникален тем, что в совершенстве владел как татарским, так и русским – одинаково искусно сочинял на обеих языках поэзию и прозу, в1960-е в Союзе советских писателей ТАССР он возглавлял секцию художественного перевода.
Секрет полилингвальности Рафикова раскрывается в автобиографической повести «Ишкильды» – дело в том, что его отец, работавший сельским учителем, настоял на обучении Маджита в русской школе, расположенной в соседней деревне Кугарчинского р-на БАССР, а ее населяли русские, башкиры и чуваши, поэтому дети, вне зависимости от национальности, общались в часы досуга на всех трех языках, с легкостью переключаясь с одного на другой. Это и много что еще, из навсегда потерянного нами, запечатлено в повести «Ишкильды».
Трудности перевода
Один из разделов выставки редких книг посвящен переводам русской и зарубежной классики на татарский язык. Чего здесь только нет!.. «Сукыр музыкант» Короленко, «Патша-балык» Астафьева, «өч мушкетер» Дюма, «Чия бакчасы» Чехова, «Исэннэр hэм улэннэр» Симонова, «Хикеялэр» Бальзака… Именно около этой подборки некоторые посетители задаются вопросом: для чего так много переводить? Мол, это было необходимо в 1920 годы, когда 80 процентов татар не знали русского языка, а в наши дни зачем – перевод ради перевода? Им невдомек, что до сих пор встречаются уникумы, предпочитающие знакомиться с мировой классикой на родном языке. Хотя следует признать, что к вопросу художественного перевода пора отнестись серьезнее – работать не с русским изводом текста, а с исходником на языке оригинала. Примером тому стал Киям Миннебаев, дерзнувший взяться за «Сто лет одиночества» Маркеса и выучивший для этой цели испанский язык. На татарском роман Маркеса называется «Ялгызлык» (просто «Одиночество»), был издан в Татарском книжном издательстве в 1987 году.
Фото предоставлены автором: Галина Зайнуллина
