«Персонажи чаще ставили автора в неловкое положение»
- Ренат Ирикович, в предисловии к своей книге вы отмечаете, что желали написать плутовской роман, но что-то пошло не так. Почему не получилось?
- Наверное, потому что когда начинаешь работать над текстом, меняется первоначальный замысел, рождаются новые идеи, новые образы. Герои начинают себя вести по-другому, не так, как планировал автор.
- И начинают жить своей жизнью?
- Да. Я в предисловии к роману пишу, что Искандер был сначала белорусским, или если угодно, польско-литовским татарином. В том Искандере было гораздо больше от автора, чем в нынешнем. В финальной версии романа от прежнего героя осталось только имя, которое я так полюбил, что не захотел поменять. Как крымский татарин он должен зваться Эскендером. Впрочем, в романе объясняется, почему у героя нетипичное для крымских татар имя. Есть отклонения и в имени еще одного персонажа – жены героя – Марьям. Правильнее было бы называть ее Мерьем. Передо мной на столе лежал словарь крымскотатарских имен, я прекрасно понимал, как надо правильно, и все-таки употребил не вполне аутентичное, так сказать, имя для героини. Тут меня действительно можно ругать за то, что в угоду собственному вкусу не дал героине (пусть даже героине второго плана) «правильное» имя. Впрочем, это не значит, что среди крымских татар совсем нет людей с именем Марьям. Тем более, что она в романе не совсем хорошая девочка. Так, что пусть будет зваться Марьям.
- А я все же нахожу роман достаточно плутовским. Но в роли пикаро (того самого плута) выступает не литературный герой, а автор, который ставит персонажей в неловкие ситуации, через их поступки высмеивает отдельные черты характера или явления.
- Не совсем согласен с вами. Все-таки скорее персонажи чаще ставили автора в неловкое положение, а не наоборот. От плутовского романа в «Ак Буре» возможно остались три маски – три профессора с говорящими фамилиями Елдашев, Завируллин и Джалябов.
- У вас присутствует Гурий – чернокожий православный поп, который считает себя русским, что выглядит несколько сюрреалистично и иронично.
- Гурий возник не на пустом месте. У моих знакомых есть чернокожий православный священнослужитель, который давно живет в России. Я о нем впервые услышал лет двадцать пять назад, еще когда был школьником. Но я никогда не видел его, даже карточки его не видел. Так что все, начиная с внешнего облика отца Гурия, я выдумал. Так что никакой иронии тут нет. А учитывая интерес Русской православной церкви к Африке в последнее время, история Гурия читается по-иному. Это сложный, противоречивый герой, но он все-таки вызывает симпатию.
- Правильно ли я понимаю, что фейковая история про «распятого негра-попа бандеровцами» есть аллюзия на сюжет про «распятого мальчика в Славянске украинскими силовиками»?
- Да, в основе эта история. Но там еще добавлено немного романтики: героя якобы казнили за любовь к женщине.
- А был ли реальный прототип у главного героя повествования Искандера?
- Нет. Ни у одного из героев не было какого-то одного прототипа. Я брал внешний вид одного реального человека, добавлял какие-то черты другого, детали биографии третьего. Что касается Искандера, это ни в коем случае не автор, это, скорее, посредник между автором и героями, глазами которого читатель наблюдает за происходящим. Искандер – скорее созерцатель, а автор – все-таки делатель.
- В еще одной героине – Джамиле – я увидел архетип тургеневской девушки. Для чего решили вплести любовную линию в этот роман?
- А как же без любви?! Кстати, изначально у нее была немного другая роль и в жизни муфтия Динара хазрата, и в жизни Искандера. Я пишу об этом в предисловии. Изначально она выступала на стороне «темных сил», но потом все поменялось. В итоге получилось то, что получилось: тургеневская девушка в хиджабе.
«В романе мечта ректора Гафурова доведена до абсурда»
- Карикатурные образы преподавателей исламской академии представляют собой обобщенный образ преподавателей Казанского федерального университета, в котором вы работали? Или списаны с преподавателей Болгарской исламской академии?
- У меня в романе фигурирует «Исламская академия», то это ни в коем случае не Болгарская. Я никогда не был в БИА, мне было бы сложно о ней что-то написать. Вы правильно поняли, что в Исламской академии есть много от КФУ. Но это не казанский университет в чистом виде – не КФУ гафуровский, не КГУ до 2010 года. Это такой собирательный российский университет. Надо сказать, что в Татарстане проходят обкатку многие эксперименты, которые мы потом наблюдаем через несколько лет в других регионах. В частности, мы по КФУ видели многие печально известные «инновации» в образовательном процессе, которые в некоторых столичных вузах появились позднее – через несколько лет.
Любопытно, что все эти дистанционные штуки в преподавании прописывались до того, как они получили распространение в эпоху пандемии. В свое время ректор Гафуров ставил задачу перевести преподавание большей части гуманитарных дисциплин в дистанционный режим, чтобы не жечь зря электричество в аудиториях. Так что в Исламской академии в романе мечта ректора доведена до абсурда – преподавание всех дисциплин ведется исключительно в дистанционном режиме, коридоры пусты, а в здании сидит только начальство.
- Как-то присутствуют в романе Рамиль Хайрутдинов или Ильшат Гафуров?
- У меня не было цели вывести Гафурова, Хайрутдинова и других персонажей. Сейчас же модно говорить, что автор пишет так, чтобы избавиться от своей травмы. Может быть, «травма» и была, если вспомнить, что в университете творили с нами, с нашей кафедрой все годы, пока мы там работали. У меня не было цели свести с кем-то счеты: «А вот тебя, сукин сын, я сейчас выведу в образе этого урода». Хотя, честно говоря, некоторые персонажи, которые работали и продолжают работать в КФУ, просто ходячие иллюстрации к произведениям Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Но мой метод литературной работы не позволяет мне только срисовывать с натуры и не наделять персонажей дополнительными чертами и свойствами. Но безусловно какие-то словечки, выходки реальных людей были использованы при конструировании отдельных персонажей.
«У меня возникла идея сделать волка суфийским шейхом»
- После прочтения вашей книги складывается, что за всеми процессами в Татарстане стоят не политики, не муфтии, а некий волк-оборотень с погонами чекиста и духовным званием суфийского шейха. Действительно, у нас в республике все так устроено?
- Вам виднее. Я указываю в романе конкретные географические названия: Казань, Татарстан. Но надо тоже понимать, что Татарстан в романе – это не просто один из субъектов федерации, это Россия в миниатюре, в таком концентрированном виде. Я уже говорил выше, что Татарстан – это своего рода лаборатория, где апробируются многие вещи, которые затем применяются в других регионах.
Что касается образа Ак Буре, он изначально задумывался как эпизодический персонаж, но со временем он вырос до одного из главных героев. Я хорошо помню, когда у меня возникла идея сделать волка суфийским шейхом. Дело было в Сараеве, во время зикра. Шейх – ветеран войны в Боснии – напомнил мне своим внешним обликом волка. Ак Буре, как вы верно заметили, не муфтий, не президент, а что-то большее. К нему прислушиваются и президент республики, и муфтий, и все остальные. В кабинетах местных чиновников портрет Ак Буре больше, чем портрет президента республики.
- Своего рода татарский рахбар или аятолла?
- Совершенно верно.
- Он все-таки больше отрицательный персонаж или положительный?
- Это читатель должен решать, отрицательный он или положительный. У меня не было задачи показать, что кто-то черный, а кто-то – белый, как в детских сказках или женских романах…
- Джамиля – эта чистая светлая девушка на стороне света. Айдер (отец Искандера) – определенно «белый».
- Может быть, Джамиля – единственный светлый образ, хотя и у нее есть свои недостатки: она ест на улице и в общественных местах семена подсолнуха. А вот насчет отца героя – это вопрос еще. Скорее, со знаком плюс. А что касается волка, муфтия всех татар Динара хазрата, это как посмотреть. Для кого-то тот же Динар хазрат – вполне себе идеал, пример для подражания, обаятельный, хозяйственник, знает, что хочет. А Искандер весь такой неуверенный в себе, особенно вначале не понимаешь, чего он такой вялый, безынициативный, только потом объясняются причины. А Динар хазрат весь роман показан в таком ключе: он может перешагнуть через кого-то, но для кого-то это нормально. Здесь смещены акценты, что такое хорошо и что такое плохо.
Тот же волк в принципе для кого-то мудрый, немножко циничный, но твердо стоит на ногах, хорошо разбирается в людях. И по отношению к Искандеру он, с его точки зрения, играет положительную роль, желает ему добра…
- И при этом, будучи волком, людоед в прямом смысле.
- Ну да, волки, бывает, едят людей…
- И заставляет других поедать человечину.
- Это уже символический акт.
«После строительства огромной Джума мечети в Старо-Татарской слободе построили метро»
- В Динаре хазрате я увидел черты Талгата Таджуддина, Шамиля Аляутдинова, Дамира Мухетдинова. На кого из религиозных деятелей вы ориентировались, создавая образ верховного муфтия всех татар?
- Вы все верно подметили, это собирательный образ, вобравший в себя черты наиболее заметных мусульманских религиозных деятелей в современной России. Так что Динар хазрат ни в коем случае не глава Духовного управления мусульман Республики Татарстан. Но то, что читатель будет пытаться узнать в нем того или иного мусульманского религиозного деятеля – этого избежать не удастся. То же самое касается и татарского писателя Галимзянова. Там тоже нашлись прототипы, хотя я, повторяю, не списывал его с кого бы то ни было. Кстати, не нужно забывать, что в романе действует единый муфтият, объединивший всей татарские общины под руководством одного религиозного лидера – Духовное управление мусульман всех татар (ДУМ ВТ).
- То, о чем много говорят 20 с лишним лет, но сделать до сих пор не могут.
- Да. Пусть мусульмане хотя бы объединятся на страницах моего романа. Еще забыл сказать следующее. Когда мы говорим о географии, не нужно забывать, что какие-то детали привнесены из других регионов. Пример эпизод, в котором упоминается о разрушении старинного здания Соборной мечети – это не о Казани, а о Москве. Хотя по контексту кто-то может решить, что речь идет о мечети «Аль-Марджани».
- О мечети имени Шаймиева у вас говорится, что она стоит близко к Баумана, рядом с метро. Но Старо-Татарская слобода все-таки находится на некотором расстоянии.
- Дело в том, что после сноса старого здания и строительства огромной Джума мечети в Старо-Татарской слободе построили метро. Я о романе говорю, конечно.
«Если бы не было Казани, не было бы меня как сочинителя»
- В романе охвачены разные эпохи – от 1920-х годов до 2014 года. Почему основной сюжет датирован именно 2014-м?
- Роман писался примерно два года. Поскольку белорусский татарин Искандер превратился в крымского, то 2014 год стал отправной точкой для героя, причиной его «хиджры» (переселение. – прим. ред.) в Казань.
- Насколько мне известно, некоторые в Крыму уже прочитали ваш роман. Как крымскотатарское сообщество отреагировало на книгу?
- Мне не пишут все, кто прочитал роман. Но у тех, кто посчитал нужным поделиться своим мнением, в целом положительное впечатление. Но вызывали вопросы отдельные эпизоды. В частности, когда был опубликован аудиофрагмент одной из глав романа, появились комментарии, касающиеся вопроса возвращения крымских татар в свои дома. У меня говорится, что Искандер с родителями во время отпуска зашли в дом, где до 1944 года жила их семья, и их гостеприимно приняла нынешняя хозяйка дома. Так вот после того, как появился эта аудиозапись, люди стали делиться собственным опытом, рассказывали, как их не пускали на порог их бывших домов. И это действительно верно: новые жители Крыма, прибывшие сюда после 1944 года, в целом негативно воспринимали такие визиты из прошлого. Но были и положительные случаи, о них тоже известно. Тем более, тогда, в начале 1980-х годов, не шла речь о возвращении, никто не боялся того, что сейчас массово приедут крымские татары и заберут свои дома обратно. А здесь просто Искандер с родителями пришли посмотреть свой прежний дом – ну заходите, посмотрите. Тут нужно понимать, о какой эпохе идет речь.
Бывают разные случаи и разные люди. Повторяю: у меня не было задачи показать одних черными, других белыми. Даже, казалось бы, полные моральные уроды в романе совершают благородные поступки. Например, профессор Завируллин спасает главного героя от одной неприятности. Кто-то ненароком совершает добрые дела, кто-то – намеренно. У кого-то просыпаются хорошие чувства у самых, на первый взгляд, отрицательных персонажей.
- Где и за какую цену можно приобрести книгу? Попытался найти на маркетплейсах, книжных сайтах, но пока нигде не обнаружил.
- Нужно, во-первых, сдать 20 кг макулатуры. Получить талон на право приобретения книги, предъявить его в книжном магазине… (смеется). Если серьезно, то пока это можно сделать на сайте издательства «Блиц» - через их интернет-магазин. Думаю, появление книги в «живых» и онлайн-магазинах – это вопрос ближайшего времени. Книга продается только в бумажной версии. Вопрос о других форматах обсуждается. Надеюсь, что со временем роман будет существовать и в аудиоформате. Но думаю, это будет нескоро. Скорее всего, выступать в роли чтеца придется мне самому. Говорят, у меня неплохо получается. Но это требует времени и вдохновения.
- Это у вас не первое произведение. Первый роман был «Ислам от монаха Багиры». Планируете ли писать дальше художественные книги на околоисламскую тематику и не только?
- У меня нет такой задачи писать художественные произведения на околоисламскую или исламскую тематику. Так складывается, что мне интересна в первую очередь жизнь мусульман, татар. Тем более, для меня Казань – очень важный город во всех отношениях. Если бы не было Казани, не было бы меня как сочинителя (не очень люблю слово «писатель», оно полностью обесценили за последние годы из-за частого употребления).
«Отдельные муфтияты тянут одеяло на себя»
- Обычно после выхода книги авторы ездят с презентацией своего произведения. Что-то подобное планируется в Казани, Москве или Санкт-Петербурге?
- Вы имеете в виду «чес по библиотекам»? Сейчас, во-первых, пандемия. Поэтому сложно что-то планировать. Во-вторых, встречи с читателями, особенно казанскими, – всегда счастье. Но пока речи об этом не заходило. И предложений таких не поступало. Я только «за»: хоть виртуально, хоть в живом формате. Но никто меня не зовет, никто меня не любит.
- Вы несколько лет заведовали кафедрой исламоведения КФУ. При вас же началась «оптимизация» на факультете. Можно ли считать, что востоковедение для Татарстана потеряно? Или его можно еще возродить?
- Если брать только КФУ, то картина очень грустная. Я не говорю сейчас про татароведение.
С чего начиналась наша кафедра? Я помню наш разговор с Рафиком Мухаметшиным. Когда я сказал, что мы будем изучать зарубежный ислам, он отреагировал: «Ну кому это нужно? Татарами занимайтесь. Зачем мудрите здесь с зарубежным исламом? Для этого есть Москва, Петербург». Тем не менее, сейчас в республике гордятся, что Казань признана на самом высоком уровне одним из российских центров академического исламоведения. Могу без ложной скромности сказать, что это произошло благодаря четырехлетней активной работе нашей кафедры. В 2015 году кафедра в прежнем виде перестала существовать: ее оптимизировали. Но то, что было наработано в предыдущие годы, до сих пор эксплуатируется университетскими бюрократами. Сохранились даже некоторые названия. Но под известной упаковкой скрывается совершенно иное содержание.
Есть такой термин: «секьюритизация ислама», когда все исследования, посвященные исламу и мусульманам, сводится к одному сюжету: «ислам и безопасность» (или по-другому: «ислам и терроризм»). Иными словами, академическое исламоведение фактически скукожилось до тематики, далекой от науки.
Кстати, один из персонажей романа «Ак Буре» – профессор Завируллин – основную задачу возглавляемой им кафедры видит в поиске «духовного оружия». Это оружие он хочет найти в Шамбале, куда готовит экспедицию.
- В вашем произведении говорится про Духовное управление всех татар. Как вы считаете, празднование 1100-летие принятия ислама Волжской Булгарией поможет ли объединить «татарские» муфтияты на уровне Урала, Сибири, Поволжья, Центральной и Западной России?
- Пока мы наблюдаем, что происходит, скорее, обратное. Отдельные муфтияты тянут одеяло на себя и пытаются заработать на этом событии не только символический, но и вполне реальный капитал. Вообще в праздновании этого юбилея есть что-то исконно российское. Мы отмечаем не только обычный, но и старый новый год. Почему же не отметить два раза такое важное событие, как 1100-летие принятия ислама…
Тимур Рахматуллин
Фото предоставлены Ренатом Беккиным
Фото на анонсе: kpfu.ru
