Ринат Тазетдинов, интервью 2008 года: «Во мне, слава богу, нет чувства зависти. Это мое счастье»

Подводя итоги конкурса среди зрителей, организованного к 100 летию театра Камала, мы были приятно удивлены, что народного артиста России и Татарстана Рената Тазетдинова знают все, и даже наши юные зрители. Знают, что он родился в деревне Малая Цильна Дрожжановского района Татарской АССР, учился в татарской студии в Высшей театральной школе имени Щепкина в Москве, и что этот курс подарил татарской культуре целую плеяду талантливых артистов - Равиль Шарафиев, Азгар Шакиров, Назиба Ихсанова, Наиль Дунаев, Гульсум Исянгулова, Фирдаус Ахтямова, Флюра Хамитова, драматургов Туфана Миннуллина и Рабита Батуллу. 

Знают они и о том, что Ринат Тазетдинов создавал на сцене образы наших поэтов Мусы Джалиля, Кул Гали по одноименной пьесе Нурихана Фаттаха, таких исторических личностей, как Идегей, Мулланур Вахитов, и пишут, что им очень полюбились работы актера последних лет - Чобра в “Черной бурке” Г.Хугаева, Сократ в “Баскетболисте” М.Гилязова, Нургали в спектакле «Шулай булды шул» (“Вот так случилось…”) по Туфану Миннуллину. А постоянные зрители татарского театра, те, кто еще с самого начала следит за творчеством артиста, хорошо помнят и Искандера в «Хуш. Назлыгөл» (“Дуэль”) , Джамиля в “Четыре жениха для Диляфруз”, и что в 29 лет Ринат Тазетдинов за роль Ильяса в спектакле “Тополек мой в красной косынке” получил Государственную премию имени Габдуллы Тукая, а в 1985 году за роли Мусы, Ильфата («Моңлы бер җыр» (“У совести вариантов нет”), «Мондa тудык, монда үстек» (“Отсюда мы родом”) Туфан Миннуллин), Карандышева («Бесприданница» Александр Островский) он был удостоен Государственной премии СССР.

«Ты разучиваешь роль, закрывшись в ванной комнате…»

- Ринат абый, вас считают очень везучим человеком, родившимся под счастливой звездой. Кажется, что удача всегда сопутствовала вам, и все давалось легко и просто. Вы сами как считаете? Какой вы человек?

- Многие - знакомые, коллеги в других театрах, даже мои однокурсники думают, что мне все давалось легко. Может быть, это тоже есть, я не отрицаю, но эта “счастливая судьба”, везение - откуда это, как мне это дано? За этой “легкостью” и “везением” скрывается столько работы, труда, переживаний и поисков, учебы, бессонных ночей, сомнений. Еще когда нормальных жилищных условий не было, растили детей в тесной квартире - ты разучиваешь роль, закрывшись в ванной комнате… Всего этого постороннему глазу не видно, и работа артиста кажется легкой. Но, наверное, для зрителя это так и должно быть.

А творчество - это работа, сопряженная страданиями. Артист не может играть только те роли, которые ему нравятся. Что режиссер предложит - ты должен работать с этим, нравится тебе или нет, подходит это твоим внешним и внутренним качествам. Ты обязан достоверно и естественно погрузиться в совершенно новое состояние. Одним словом, каждый мой образ создан в поте лица.

- А была ли роль, которую вы хотели, но так и не сыграли?

- Когда некоторые артисты выражают сожаление о том, что не сыграли какую-то роль, я с ними не совсем согласен. Все роли не сыграешь, во-первых. А во-вторых, режиссеру лучше видно, какой ты, какая роль тебе лучше подойдет, и он, исходя из твоих предыдущих работ, подбирает роль. Я мечтал сыграть шекспировского Ричарда III, и Марсель Хакимович как-то даже обещал мне, сказал, что мне его обязательно надо сыграть. Это было озвучено в прессе, я говорил об этом в интервью. Даже начал готовиться. Но как-то не получилось. Это очень сложное произведение Шекспира. Марсель Хакимович не был уверен, он немного боялся этого автора, и не взялся за это произведение.

- Почему он сомневался?

- Это интересный вопрос, я и сам не раз себе задавал его, почему же такой талантливый, опытный режиссер не ставит Шекспира. Он сам как-то об этом сказал: «Если я буду ставить такие великие классические произведения, а зал будет пустым - это мне не надо, не интересно». Думаю, что он совершенно был прав. Он хотел, чтобы в зале был зритель. Поэтому ему иногда приходилось ставить не особо выдающиеся пьесы, а также он понял, что из классиков нашему зрителю близок Островский, и часто к нему обращался, и эти спектакли у него выходили очень успешными.

- “Ты - сын этого народа, твои “шедевры” в первую очередь должны нравиться людям” Действительно, русская классика на сцене татарского театра - зачастую это становится темой для дискуссий, потому что наш зритель не особо ее принимает…

- Основой может быть произведение любого народа, классикой или современной вещью, но должно быть близко нашему зрителю, что-то способное его поразить, тронуть. Тогда получится успешно. Я, например, посмотрев “Три сестры” в постановке нашего Фарида (Фарид Бикчантаев, главный режиссер Камаловского театра - ред.), конечно, поздравил его. Это отлично сделанный спектакль для интеллигенции, зала, понимающего искусство, действительно, работу такого профессионального уровня сложно найти. Ты получаешь полное удовлетворение. Личное мое впечатление такое. Для развития театра, таланта артистов это, безусловно, очень нужное, важное дело. Фарид, как современный режиссер, хорошо это понимает. О спектакле хорошо отзываются и московские критики, и театроведы, но такое произведение для определенного слоя зрителя, выходцы из деревень его могут и не понять. Даже студенты его не понимают. Поэтому, на мой взгляд, нам необходимо искать произведения, более близкие массовому зрителю, и на этих произведениях воспитывать, взрастить своего зрителя. Мы классику и так редко ставим, а уже поставленные пусть привлекают к себе людей.
Помню, как-то Празат Исанбет рассказывал: «После какого-то спектакля отец (Наки Исанбет) спросил “ну, как?”, а я ответил “ничего, сойдет простому народу” (в оригинале «бистә халкына» - ред.), тогда отец преподал урок мне на всю жизнь, жестко отчитал. “Ты - сын этого народа, твои “шедевры” в первую очередь должны нравиться людям” - сказал он”.

Да, именно так. Празат абый поставил “Тартюф” Мольера (татарское название - “Суган суфые”). Этот спектакль он смог сделать таким народным, понятным, мы там никаких “выкрутасов” не добавляли. Я был еще молодым, он дал мне Тартюфа. Благодаря этой роли я творчески вырос, и люди ходили на этот спектакль, его смысл, посыл дошли до зрителя. Или вот он поставил “Эзопа” (Г. Фигерейдо). Я думал, на этот спектакль люди особо ходить не будут. А ведь спектакль шел столько сезонов, собирал полные залы. Такие произведения ставить надо. У Шекспира тоже есть довольно близкие нашему зрителю произведения. Например, Отелло с удовольствием смотрели бы, или же “Коварство и любовь” Шиллера. Лишь бы артисты были. Хотя наш национальный театр не строится на чистой романтике, как у башкир (мы ведь ходим по земле), все равно люди любят и произведения немного возвышенного духа. У каждого великого драматурга можно найти такие. Считаю, что даже из прозы Чехова можно создать близкий татарской душе спектакль.

«Мы так хорошо подходили к друг другу: я - для роли Отелло, а образ Отелло - для меня»

- Сейчас уже нет худсоветов, чтобы что-то рекомендовать, направить. Вы - выдающийся артист в 50-летним опытом на сцене, председатель Союза театральных деятелей, случалось ли вам об этом говорить с главным режиссером театра, поделиться своим мнением?

- Были такие беседы. Но мы осторожно к этому подходим, чтобы не было воспринято как поучение с нашей стороны. Что бы ни было, Отелло, Гамлеты ставились еще с времен появления театра, некоторые игрались очень мало, но благодаря им развивались и артисты, и зрители.

- Сыграли бы Отелло?

- Я ведь играл в студенческие годы. Мы так хорошо подходили к друг другу: я - для роли Отелло, а образ Отелло - для меня.

- А сегодня?

- Мог бы сыграть, конечно, если бы режиссер поставил. Если на все роли найдутся подходящие артисты, почему бы и нет.

- Раньше проходили совещания, собрания по репертуару театра. В Доме актера. Приглашались театроведы наши, а также из Москвы. Сейчас как все происходит?

- У меня есть такая мысль. Собрать режиссеров, обменяться мнением - это очень нужно.

- Говорят, что после училища вас уговаривали остаться работать в Малом театре в Москве, это правда?

- Нет, неправда. Кто-то советовал пойти в цыганский театр Ромен. Я не хотел оставаться в Москве, я же татарский артист. У выросшего в деревне парня и русский не особо гладкий. Говорить научились только в Москве.

- Ваше детство пришлось на годы войны. Какие воспоминания остались с тех лет?

- Лишения войны, голод мы, слава богу, не так сильно ощутили. У нас была корова, мы сажали картошку. Даже соседям помогали молоком. В семье у нас всего одна девочка, поэтому мы, 5 мальчиков, делали всю домашнюю работу. Так что, лапшу я нарезаю даже лучше, чем некоторые хозяйки! Родители всем нам дали высшее образование: врач, химик, учитель, один из нас пошел по пути отца и стал механизатором.

«Я начинаю с “бисмилла”…» 

- А один - артист… Скажите, Ринат абый, была ли такая роль, которая позволила вам по-настоящему почувствовать себя артистом, придала вам уверенности? Или уже после первой роли (Ханжар в “Осенних ветрах” Аяза Гилязова) все сомнения исчезли?

- Нет, не с первой роли: ролей с самого начала было очень много. Большинство из них подходили моей природе, возрасту. Шел за счет темперамента, интуиции, но не было такого, чтобы сказал: “О, я молодец!”. А то, что надо играть не только на чисто актерской природе, сердцем, талантом, но именно за счет мастерства, я почувствовал и осознал в роли Карандышева в «Бесприданнице». Ценность классики, видимо, в этом и заключается. В том, что ты играешь, осознавая всеми клетками, чувствуя себя легко и приятно. Здесь нужны как раз «мастерство», «школа». Это ощущение также пришло в “Топольке моей в красной косынке”. Если ты всецело погружаешься в роль, то сердце уже само подсказывает, что делать.

- Вы ощущаете волнение, некую внутреннюю сосредоточенность перед выходом на сцену? Может говорите себе какие-то особые слова?

- Я начинаю с “бисмилла”. Волнение все равно всегда бывает, даже когда выходишь, зная, что ты готов на сто процентов.

- Были у вас спектакли, с которыми очень грустно было прощаться?

- Были. “Угасшие звезды” мы играли 500 раз, я играл бы и дальше. Ильяс в “Топольке…” был очень близок мне, мы смогли найти отклик в душе зрителя. Ильяс ведь и не положительный герой, но все равно зритель его оправдывал, прощал. Чувствовалось, что сердце бьется в такт с залом. Очень жаль было расставаться.

- Вы - человек мудрый, познавший жизнь, мир. Вам 70 - почти возраст аксакала, ваши роли наверняка не прошли бесследно - трагические судьбы, события, поучительные истории обогащают духовно, дают опыт. Есть ли такая мудрость, философия, выводы, в которых вы убедились на своем опыте или которых самостоятельно постигли в течение жизни?

- Чем старше становился, тем больше убеждался - нельзя не то, что делать плохое другому человеку, даже замышлять плохого нельзя. Это все равно тебе вернется негативом.

Как-то встал в очередь у врача. Люди говорили: “Идите, проходите без очереди”. Но нет, мне не хочется так делать - сейчас уже есть такое, что воздерживаешься от каких-то неправильных поступков.

- Как воспринимаете успех ваших коллег по сцене?

- Во мне, слава богу, нет чувства зависти. Это мое счастье. В сфере искусства в целом есть завистливость, это не секрет. Когда кому-то дают звание, или премию, некоторые расстраиваются, что досталось не им. Я это чувствовал и по отношению к себе. Успех моих коллег, их профессиональные достижения меня только радуют. Я восхищаюсь молодым поколением. Искандер Хайруллин становится удивительно сильным артистом.

«Толстая женщина подошла, потянула за уши и подняла с сидения: «Сидишь тут, болтаешь по-татарски»

- Ринат абый, в годы, когда татарские школы практически все закрылись, наш национальный театр и такие артисты, как вы, преданные душой своему народу, были поддержкой в сохранении языка, но, кажется, в своей семье вы не смогли противостоять этому. Как бы вы ответили на мой сложный вопрос? Ваши дочери не знают родного языка на вашем уровне, но чувствуют ли они себя татарками?

- Действительно, очень сложный, но очень нужный вопрос. В наше время в Казани на татарском не говорили. Услышат - начинают косо смотреть. Никогда не забуду: как-то мы со старшим братом в трамвае едем, разговариваем на своем языке. Толстая женщина подошла, потянула за уши и подняла с сидения: «Сидишь тут, болтаешь по-татарски». Сейчас уже, слава богу, такого нет. Наши дочери Руфина, Айсылу, конечно, они знают, что татарки, росли в нашей культуре, обращаются ко мне «әти» на родном языке. Когда дети росли, я целыми днями был на работе: днем репетиции, вечером спектакль, иногда играли по 32 спектакля в месяц. Я приходил домой, говорил им “общайтесь на татарском”, и уходил. Моя жена Раиса - московская татарка, родного языка практически не знала, научилась только с годами. Дома с девочками они общались на русском, конечно. Сейчас я и сам жалею об этом, и дочери обижаются на меня, из-за того, что не научил. А вот две мои маленькие внучки татарский язык изучают в школе, понимают язык, со мной говорят на татарском, пишут без ошибок, хотя их папы не татары.

Я им объясняю: «Это нужно не мне, а вам, знание языка - это богатство. Чтобы, когда вы придете на спектакль, вы могли понимать меня, вашего дедушку».

Моя старшая дочь Руфина преподает в институте культуры, собирается защитить диссертацию по культурологии. Татарским языком сейчас сильно интересуется.

«Но когда провожал меня из деревни, он сказал: “Ты уж, улым, не вступай в партию”

- Раскройте нам секрет, как вы, простой деревенский парень, не оставляете бодрости духа и можете жить с улыбкой, как европейские джентльмены? Всегда излучаете свет, как солнце. Вы всем довольны в жизни? Не слышу, как вы жалуетесь на все вокруг, как многие другие. Есть ли что-то, что вас беспокоит, выводит из себя?

- Быть всегда позитивным - это у нас в крови. Мы росли шестеро детей в семье, пять мальчиков и одна девочка - наша старшая сестра. Наверное, это идет от воспитания. Папа у нас занимался тяжелым физическим трудом, был немного суровым. Он был трактористом, его не отправили на фронт - оставили по брони, он пришел домой и плакал из-за этого. С его 3 классами образования после войны назначили инженером-механиком. Интересовался политикой, в колхозе не своровал ни единого зернышка, жил как настоящий коммунист. Но когда провожал меня из деревни, он сказал: “Ты уж, улым, не вступай в партию”.

А что меня выводит из себя - это равнодушие. Меня беспокоит нынешнее материальное положение пенсионеров. Цены все время растут. А больше всего меня раздражает то, что люди не соблюдают чистоту. Чистота, аккуратность - это наша татарская национальная черта. Мы росли в деревне, там везде было чисто. Когда здесь еду на дачу, я поражаюсь свалкам возле дорог, грязи. Разве не может человек увезти с собой мусор после себя, выкинуть в контейнер? 

- А как решить эту проблему? В других странах наказывают большими штрафами…

- Не знаю, может быть, и у нас тоже так делать? Как-то добиться бы того, чтобы человек перестал так делать, научить людей порядку. Чтобы каждая семья с детства научила своего ребенка.

Источник материала: intertat.tatar