Салих Батыев: родившийся дважды

Нияз Ахмадуллин для «Миллиард.Татар»

Журналист Нияз Ахмадуллин в очередном выпуске своего видеопроекта рассказывает о том, каким был Салих Батыев — башкир по крови и татарин по паспорту, человек, в судьбе которого, как в зеркале, отразилась почти вся история ТАССР.

 


Для «лечебных целей»

Середина 1950-х годов. На дворе – лютая зима. В Татарском обкоме партии идет совещание. Инструктируют лекторов, которым предстоит ехать в районы республики и знакомить население с кандидатами на предстоящих выборах. Транспорт в районах – лошадь, запряженная в сани. За день агитаторы наматывают между селами по несколько десятков километров. «Очень холодно, - говорит один из лекторов. - На местах нас встречают, обязательно предлагают согреться спиртным. Кандидату что, он опрокинет стакан после переезда по морозу и спать. А нам строго-настрого запрещено употреблять. Что делать? Как быть?» Зал оживился. Вопрос действительно практический, жизненный, насущный.

Секретарь обкома по идеологии Салих Бытыев оглядел собравшихся, с ожиданием смотревших на него, и рассказал следующую историю. «Еще перед войной, также перед выборами в Верховный совет, ездил вместе с кандидатом по селам. Зима. Страшно замерзли. Вечером в одной из деревень нас накормили ужином и, конечно, налили для сугрева. Кандидат выпил. А я гордо отказался». «Ну и что?» - послышались возгласы из зала. «А то, что до сих пор об этом жалею. Простудился я тогда сильно, голос на пару недель потерял», - заключил секретарь обкома. Все облегченно рассмеялись, поняв, что от строгих правил теперь можно отступить. Для лечебных, разумеется, целей.

Из башкир в татары

Упомянутый секретарь обкома Салих Гилимханович Батыев когда-то олицетворял собой целую эпоху, вернее, даже несколько эпох в истории страны. Полстолетия возле руля республики делают его бесспорным политическим долгожителем в Советской Татарии. Революция и коллективизация, сталинские репрессии и хрущевская оттепель, борьба за татарский язык и борьба против так называемого «национализма», брежневский застой и самое начало горбачевской перестройки. Пятьдесят лет – не поле перейти, поэтому понятно, что в судьбе этого незаурядного политического аксакала преломляется все «черное» и «белое», хорошее и сомнительное в истории страны…

Родившийся в 1911 году в Башкортостане и башкир по национальности Салих Батыев всю жизнь проработал в Татарстане и стал татарином не только на словах, но и «на деле», поменяв национальность в паспорте. На различных партийных, комсомольских и государственных руководящих постах Батыев проработал в общей сложности 50 лет.

В 1931 году он приезжает в Казань и поступает в финансово-экономический институт, но доучиться ему не дают. Направляют на передний фронт коллективизации, в политотдел Акташской МТС в Альметьевском районе. Его главная задача – подготовка трактористов, а трактористы тогда воспринимались в обществе как сегодня айтишники. Почетная и престижная профессия. Селу требовалась техника и механизаторы, без которой коллективизация хромала бы на обе ноги. Здесь он уделяет внимание идейной подготовке специалистов в духе большевизма. Подспудно просвещается и сам. Не забудем, что высшего образования у него к тому времени еще нет.

Батыева замечают. Вскоре он уже комсомольский вожак в Арском районе Татарской республики, а в 1936 году активного паренька назначают заведующим отделом руководящих органов Татарского обкома комсомола. Это уже серьезная заявка на карьеру, отсюда открывалась дорога наверх. И Батыев старается, всячески проявляя инициативу, демонстрируя организаторские таланты. Старается, естественно, как и положено функционеру, строго в рамках партийной линии.

Второе рождение

На дворе 1937 год. В стране идут массовые репрессии, сотнями и тысячами разоблачаются т.н. «враги народа». И Батыев, следуя общему тренду (а иначе при его должности и нельзя) ищет и разоблачает «врагов», выступает на собраниях и митингах, пишет и организует коллективные статьи, обличающие «подлых предателей и шпионов».

Вдруг (а может, и закономерно) - «ответка» судьбы – в 1937 году на него самого поступает донос. Батыева вызывают в обком партии и показывают несколько бумаг. «Это материал на тебя, будем разбираться в твоих связях с врагами народа. И хорошо, если ты только ослабил бдительность, а не замешан в крупных вражеских делах...», - заявил ему второй секретарь обкома Галим Мухаметзянов. Оказалось, что несколько арестованных т.н. «врагов народа» в показаниях заявили, что их сообщник Еникеев (бывший главный редактор республиканской газеты «Красный Татарстан»), исключенный из партии, - друг Батыева и что они «поддерживали тесные связи», будучи к тому же родственниками.

А затем, в августе 1937 года, его освобождают от работы в обкоме комсомола и временно трудоустраивают в фельдшерско-акушерскую школу преподавателем истории народов СССР. Всем очевидно, что это не просто крушение карьеры. С этого дня Батыев ждал ареста, но… тщетно. В ноябре 1937 года его исключают из партии и отбирают партбилет. «Все, конец», - понимает Батыев. Опять не арестовывают. Происходит редкое чудо – он остается на свободе. Однако тягостное ожидание невыносимо мучительно. Страшно представить, как он переживал ночи, ежеминутно ожидая стук в дверь. Позднее Батыев так объяснял свое спасение: «Возможно, просто разнарядка по арестам на республику была выполнена, поэтому и не взяли». Но это было не так. Аресты не останавливались. На следующий 1938 год, кстати, в мае были расстреляны первый секретарь Татарского обкома Альфред Лепа и второй секретарь Галим Мухаметзянов. Тот самый, который зачитывал Батыеву донос на него.

Батыев каждый день ходит в обком и пишет заявления о своей невиновности. Многие ходят, все пишут. Но в данном случае, вдруг, 25 января 1938 года, рассмотрев его очередное заявление, партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) по Татарской АССР решает: «Батыева Салиха Гилимхановича членом ВКП(б) восстановить». Одновременно комиссия постановила «объявить выговор с занесением в учетную карточку за то, что потерял большевистскую бдительность и не смог распознать врага народа». Так он вытаскивает счастливый билет судьбы и никогда в дальнейшем не забывает этот январский день, ежегодно отмечая его как второе рождение. Казанский историк, профессор Булат Султанбеков писал, что в этот день он был особенно добр и внимателен. Те, кто об этом знал, пользовались этим.

А дальше прощенный Батыев, правда не сразу, а некоторое время поперебивавшись на незаметных должностях, начинает восхождение по служебной лестнице. Репрессии открыли много вакантных должностей, кадров не хватало почти везде.

Недолго проработав в Наркомземе и в отделе кадров обкома партии, в 1943 году, в возрасте 32 лет, он – заместитель председателя Совнаркома ТАССР. Курирует, как бы мы сейчас сказали, социалку: культуру, науку, образование, медицину. Время военное, тяжелое. Татария играет важнейшую роль в обеспечении фронта необходимой военной продукцией и продовольствием. Это тоже часть забот Батыева. Основные решения принимает, разумеется, обком партии, однако практическое исполнение во многом лежит на Татсовнаркоме.

Идейный страж

После окончания войны, в 1947 году, Батыева наконец-то отправляют закончить высшее образование. Однако уже не по финансовой, а по идеологической линии. Вскоре он оканчивает Высшую партийную школу при ЦК ВКП(б). Это – кузница идеологических и партийных кадров страны. Только здесь обладали монопольным правом правильно трактовать гуманитарные науки.

Пару лет Батыев работает в Москве в самом сердце партии – ЦК ВКП(б), инструктором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов. Это серьезная школа и уровень. После этого можно с полным основанием рассчитывать на продолжение восходящей карьеры. В Казань Бытыев возвращается уже секретарем по идеологии обкома партии. На этой должности он самоотверженно, как он сам это понимает и как его учили, отстаивает идеологические постулаты и догмы. Жестко пресекает любое инакомыслие. По мнению некоторых историков, Батыев в эти годы играет крайне неблаговидную роль по отношению к татарской интеллигенции, к татарскому языку.

В годы хрущевской оттепели в республике постепенно начинают все громче говорить о несправедливости, допущенной по отношению к Татарии в период создания Советского Союза. ТАССР давно переросла автономный статус. Да и автономный статус к этому времени уже давно был фикцией. Никакой, даже ограниченной самостоятельности, ни в кадровых, ни в финансовых, ни в хозяйственных вопросах у Казани не было. Понимание обделенности республики, стремление к повышению ее статуса было в Татарии всегда, с самого ее создания. Но такие взгляды жестко пресекались, а их сторонники в сталинские годы были уже обвинены во всемозможных национализмах, объявлены врагами и репрессированы.

Обком, конечно, молчит. Научен горьким опытом. Но ряд писателей собираются с духом и пишут в ЦК партии письма на имя Хрущева с обоснованием необходимости подъема статуса республики до союзного. Среди них Салих Баттал, Нурихан Фаттах, ряд других. Москва запрашивает у Татарского обкома оценку ситуации, просит дать информацию об авторах писем. Что делает секретарь обкома Салих Батыев? Дает отрицательные характеристики на подписантов, дезавуируя их объективность, характеризует их, по существу, как националистов. Это тоже штрих к его портрету.

В 1957 году Татарский обком партии возглавил Семен Игнатьев, а Батыев, претендовавший на должность первого, назначается вторым секретарем. Игнатьев неожиданно серьезно относится к проблемам развития татарской культуры, татарского языка, переживавшего тяжелейший кризис. В республике стремительно сократилось количество татарских школ, татарский язык повсеместно уходил в сферу кухонного. Однажды на одном из совещаний Игнатьев мягко попенял за накопившиеся в этой сфере проблемы прежним руководителям. В т.ч. и Батыеву. «Это ведь и твоя «заслуга», Салих», - сказал первый. Однако Батыев вдруг неожиданно резко заявил: «Все, что я делал, делал по согласованию с ЦК, а нередко по его инициативе. И готов отвечать, - тут Батыев сделал паузу и многозначительно закончил, - только перед ЦК партии». Так он четко продемонстрировал свою позицию и так началось охлаждение его отношений с Игнатьевым.

Впоследствии, когда обсуждались проблемы сохранения и развития татарского языка, Батыев или отмалчивался, либо осторожно возражал. В начале 1960 года на пленуме Татарского обкома, собравшегося по указанию ЦК партии, отменили решения предыдущего пленума по татарскому языку. Было очевидно, что Игнатьев потерпел политическое поражение. И Батыев не преминул воспользоваться моментом. Выступил резко, заявив, что допущено излишнее выпячивание национальной проблемы, стремление сохранить татарские школы чуть ли не насильственным путем.

По всей видимости он уже был готов перехватить бразды правления у Игнатьева. Почему бы и нет? В самом расцвете сил, опытный, предан ЦК, всегда четко следует линии партии, ненужной самостоятельности не допускает. Хороший организатор, подкованный идеолог. Но… не сложилось. Семен Игнатьев имел хорошие связи в Москве и, вынужденно уходя в конце 1960 года на пенсию, сумел продвинуть на пост первого секретаря своего молодого выдвиженца Фикрята Табеева.

Скромное обаяние «батыевщины»

Одновременно с назначением Табеева первым секретарем Батыев покидает обком партии и избирается председателем президиума Верховного совета ТАССР. Для этого ему и пришлось стать «татарином». На этом посту Салих Батыев проработает целых 23 года, вплоть до лета 1983 года. Целая эпоха, которую в республике некоторые в шутку называли «батыевщиной». У этого термина не было однозначного негативного смысла. Скорее – игра слов с отсылкой к историческому подтексту. Однако Батыев и на новом посту сохраняет верность ортодоксальной идеологии и остается одним из главных ее проводников. Он активно публикуется, пишет о национальной политике партии, разоблачает уже давно разоблаченную и преданную анафеме султан-галиевщину, критикует буржуазных фальсификаторов истории.

Вместе с тем, и об этом пишет профессор Султанбеков, в личных разговорах Батыев порой допускал очень даже вольные мысли, отнюдь не резонирующие с общепринятой идеологией. Знакомство с так называемыми делами репрессированных, видимо, давало ему обильную пищу для размышлений о том, что действительно происходило в истории страны. На эволюцию взглядов Батыева повлияло его назначение в 1956 году председателем комиссии Верховного совета СССР по реабилитации в ТАССР и ряде соседних республик. И в эти годы, и позднее он активно занимается реабилитацией репрессированных, внимательно изучает дела, обращается с инициативами в союзные инстанции. Старается помочь политзаключенным, вернувшимся из лагерей, пробивая им жилье, трудоустраивая. Он сыграл важную роль в реабилитации Мусы Джалиля. Лично звонил в Москву и просил ускорить прохождение документов. Пережитое в 1937 году никогда не оставляло его, и, активно участвуя в возвращении честных имен жертв репрессий, Батыев, безусловно, старался искупить свою долю вины.

Булат Султанбеков упоминает один весьма любопытный факт, свидетельствующий о том, что смелость и принципиальность были отнюдь не чужды Батыеву. Будучи секретарем обкома, он направляет в ЦК партии письмо о том, что в Казанской тюремной психиатрической больнице содержатся невинные люди. Поступок по тем временам для партийного функционера отчаянно смелый.

«Наш президент»

Председатель президиума Верховного совета ТАССР – по сути и по Конституции – высшая государственная должность в республике. Батыев, кстати, любил, когда его иногда между собой называли «наш президент». Однако реальные рычаги власти были, конечно, у обкома партии. Тот же профессор Султанбеков пишет, что если вначале любое решение президиума Верховного совета республики должно было быть одобрено обкомом партии с казенной формулировкой «Разрешить принять Указ Верховного Совета в представленной редакции...», то позже формулировка смягчилась: «Согласиться с представленным текстом Указа Верховного Совета…». Это не было особенностью республики, такова была система жесткого партийного управления страной в целом.

Тем не менее, на этом посту Батыев не сидит сложа руки. Во-первых, он имеет большой авторитет, его мнение играет роль и при принятии решений первым секретарем обкома Фикрятом Табеевым. Последний считался с Батыевым. Во-вторых, его авторитет способствует и поддержанию авторитета законодательной власти. Председатели сельских райисполкомов республики всегда знали, что к Батыеву можно обратиться за помощью. Он нередко выступал их заступником перед чересчур заносчивыми секретарями райкомов партии.

Салих Гилимханович вышел на пенсию в 1983 году, когда ему было уже за семьдесят. А через два года, в декабре 1985 года, когда в стране постепенно начиналась перестройка, ушел и из жизни. В 2006 году на доме, в котором он жил, была установлена памятная мемориальная доска.

Такова история жизни Салиха Батыева, человека, родившегося дважды. В нем уживались и ортодоксальный, консервативный партийный аппаратчик, и живой, умный, энергичный и отзывчивый человек, познавший, почем фунт лиха. Человек эпохи, которую невозможно оценивать только в плюсах или минусах.

Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале