«Спасти татарский»: как «татарстанский русский» среди борцов за язык нашел «архаиков», «прогрессистов» и «кибетчелэр»

Возможности для сохранения и развития татарского языка, неиспользованные и потенциальные.

Для начала хотел бы, чтобы читатели задались вопросом. А какие они, люди, для которых важно сохранение и развитие татарского языка? На мой взгляд, те, кто хотел бы, чтобы этого сохранения и развития не было, все довольно одинаковые. А вот сторонники сохранения и развития все очень разные.

Я бы разделил их на две большие и, возможно, неравные группы. Первая группа, которая хочет сохранения татарского языка, на самом деле хочет сохранить то положение дел, которое было когда-то и стремительно исчезает. Давайте вкратце назовем их «архаики». Вторая группа — которая хочет развития татарского языка, так как хочет вырулить на и приблизить то будущее, которое вырисовывается с учетом развития технологий, запросов общества, какие можно предугадать, глядя на другие общества, которые попали уже в условия, в которые мы тоже когда-то придем. Назовем вторых «прогрессистами». 

На мой взгляд, эти группы хотят на самом деле противоположного, но имеют разный взгляд на устройство мира, и пытаясь, в одном случае, не допустить неотвратимого, а в другом — приблизить неизбежное, вроде как прикладывают усилия к одному и тому же. Но из-за разницы мировоззрений они видят совершенно разные способы, как достичь желаемого технически.

А между ними, отделяя их от соприкосновения, лежит циничная прослойка. «Кибетчләр», «менеджеры», те самые, которых клеймил Тукай. Которым нет резона хотеть сохранять татарский, так как они не видят в нем личных бенефитов для своего качества жизни. Обе прослойки, заинтересованные в сохранении и развитии татарского, они видят как угрозу своему личному соотношению качества своей жизни и сил, затраченных на его поддержание. А престиж татарского, который они не знают, опасным для их положения. Наступления будущего «архаики» не хотят.

Кто такие «архаики»

«Архаики» считают, что татарский — последний оплот самобытности, притом, понятной и простой, и его съест надвигающаяся глобализация (в нашем случае русскоязычная), которая усложняет жизнь «архаика», делает технически более удобной, но морально менее понятной. Поэтому предотвратить ее надо в комплексе, татарский язык выступает частью целого комплекса ценностей, наряду с религией, этикетом, моралью, традициями, и им не очень понятно, как он может представлять ценность сам по себе без них. Тем более, что тем «архаикам», что каким-то образом усвоили ценности и традиции, но не язык, уже и сам язык кажется избыточной сложностью, они предлагают в сохранении традиций и языка сделать упор на более понятные, привычные (и потому кажущиеся более простыми) традиции, нежели на язык. В понимании «архаиков» сложное — это плохое, новое — это плохое и сложное. 

Среди «архаиков» мало тех, кто бы «выучил татарский взрослым, не зная его в детстве», «повернулся к татарскому, вкусив плоды глобализации». «Архаики» относятся к «циничной прослойке» как к предателями (но измеряют свое качество жизни точно таким же способом: что «хорошо» – это когда можно получить как можно больше, при этом как можно меньше меняя себя), а «прогрессистов» вообще не могут понять и, видимо, опасаются.

Кто такие «прогрессисты»

«Прогрессисты» считают, что общество еще только придет к ценности татарского. Что нежелание с ним соприкасаться у «циничной прослойки» — все те же желания «архаики», но только в другом облачении: как «архаики» хотят сохранить татарский для своего удобства, так и «циники» для своего же удобства хотят, чтобы татарского не было (по крайней мене в их жизни и чего она касается). 

«Прогрессисты» считают, что сложность и новизна — это хорошо, и сами искренне видят свои бенефиты от своего собственного сложного устройства. Они переросли «архаиков» и «циников», то есть, даже умеют ставить себя в их положение, нередко «прогрессисты» — это «вторичные татары», сознательно, вопреки установкам среды, работы, стремящиеся использовать татарский в повседневности, изучать его, потреблять и создавать контент на нем, передавать детям. Искренне же они желают «циникам» усложниться и не только в вопросах, связанными с татарским, местной идентичностью, но вообще с установками и ценностями, понять, что, регулярно отдавая в общество своих усилий больше, чем пытаешься забрать благ, в итоге получаешь качество своей жизни все выше. Они искренне желают «архаикам» как-то перескочить «формацию» «циников», но, кажется, это невозможно.

«Прогрессисты» понимают, что иной раз весь комплекс традиций, привычек, менталитета и языка не может остаться неизменным. И, делая выбор, чем же поступиться, считают, поступаться надо тем, что наименее сложно, а развивать надо то, что наиболее сложно и придает наибольшее разнообразие. В условиях, когда человек знает больше одного языка и без какого-то может обойтись, – это, конечно, язык, а не традиции. И вообще, язык куда больше про мышление, чем традиции и поведение, которое может быть привычкой. Да и традиции, как бы они не поменялись, всегда можно «назначить» татарскими, а с языком все понятно, татарский он или нет. 

«Прогрессисты» в конце видят цель — запрос каждого человека на уникальность, на ценность не в глобальном мире (велик мир, не всем суждено сделать великое для всех, тем более, когда в глобальном мире все будет одинаковое), а на ценность в окружающем тебя сообществе людей, в котором легко стать «первым татарским», да кем угодно, и сделать первое татарское, что угодно. В итоге, «прогрессисты» хотят, чтобы будущее, а точнее человеческие отношения, запросы и условия этого будущего наступили бы поскорее, пока татарский еще естественным образом жив и функционирует. При этом будущего, в котором человек опять прост и использует только татарский, «прогрессисты» не представляют.

Кто они, учащие татарский язык?

Поделить на группы стоит и тех, кто занимается изучением татарского лично. Я бы тоже поделил на тех, кто решает через это собственные субъективные психологические проблемы и тех, кто пытается решить объективные проблемы целого общества или небольшого социума, например, своей семьи. Разница между ними очень простая — первые учат для себя, не задумываясь о передаче язык детям, вторые — учат именно для того, чтобы становиться татароязычной средой для кого-то еще, например, своих детей, и избавить их от тех проблем, что имели сами, либо наделить преимуществами, которые они не имели. Разумеется, выучившие во взрослом возрасте татарский для себя, также могут становиться средой для кого-то, но мы тут разделяем мотивации.

Теперь давайте поговорим про технические возможности. Представьте, что я стал членом тайного «прогрессистского» комитета по всему татарскому и могу диктовать правительствам те решения, которые скорее приблизят именно то светлое будущее, которое даст знающим татарский ощущение неисчезающей ценности этого знания, а незнающих подтолкнет к освоению самими или их детьми, чтобы получить преимущества или избавиться от психологических проблем. Итак, я имею даже какой-то бюджет и ищу самые эффективные способы его потратить. Как я смогу подтолкнуть «циников» и «архаиков» к тому решению, которое, на мой же взгляд, как «прогрессита», даст им большую пользу при наименьших затратах?

Реклама пользы билингвизма

1) Польза для ребенка еще до рождения. Таргетированная реклама пользы двуязычия.

Вот я вижу, как в соцсетях и на билбордах меня, отца дошкольника, настигает реклама о вреде вейпов. В соцсетях она не приходит к тем, кому за 70. Я бы на месте Минмолодежи, не дожидаясь появления моего «тайного комитета», уже сейчас рассылал бы через таргетированную рекламу всем, кто таргетируется как родитель. Реклама бросала бы на простенький сайтик о пользе билингвизма, но главную идею можно было бы почерпнуть из самой рекламы: пусть только один родитель в смешанной семье говорит на татарском, но пусть он говорит с ребенком на нем, хоть другой родитель и не понимает. Это этично, и пусть немножко некомфортно, но очень полезно. А главное, «циники» увидят преимущества и для себя. Не «за нацию» и «потому что должен», а удобный способ «дешево развить», пригодиться в местном сообществе, что-то в нем значить. 

К сожалению, по-моему, нынешние отделы Минмолодежи, отвечающие «за все татарское», неверно понимают, к какой части общества надо прикладывать усилия. Они считаю, что надо создать качественную творческую татарскую среду для детей из семей, где их к творчеству подталкивают родители, а это и так «прогрессисты» или «архаики». А для «циников» у них предложений нет, тогда как утрата татарского идет именно через «циников» и переродившихся в них «архаиков». Это, конечно, связано с их опытом, с тем, что они сами выходцы из этой системы поддержки творческой молодежи. Из-за этого у них есть профдеформация, они совершенно не видят роли потребления в вопросе сохранения татарского, полагаясь на творчество слишком сильно.

Татарские аниматоры в помощь

2) Ребенок от 0 до 6 лет. Татарский во дворе и на детских площадках.

У меня есть товарищ, «вторичный татарин», которые много лет прожил в Англии. При рождении ребенка они с супругой решили соблюсти пункт 1 из этого списка, но поскольку сам товарищ прекрасно владеет английским, а у супруги родной татарский, то в семье у них англо-татарское двуязычие. Русский ребенок выучит, разумеется, и так в среде, но сейчас ребенок общается с родителями на английском и татарском, и это происходит и при других взрослых и детях на детских площадках. И, соответственно, эти взрослые и дети, сталкиваясь с этим ребенком, также получают опыт общения с тем, с кем можно поговорить пока только на татарском. Так вот, у них было интересное наблюдение — после их прихода на площадку двуязычные родители переходят в обращении к своим детям на татарский или чаще его употребляют. Все это повышает общее количество окружающей уже их детей татарской среды, если мерить ее в часах, приводит к лучшему усвоению татарского и владению им. 

Чтобы еще могло Минмолодежи? Ну, специально подталкивать родителей к англо-татарскому двуязычию бесполезно, вряд ли много наберется таких детей. А вот приходить на детские площадки в парк аниматорам, которые бы устраивали с детьми 2-5 лет игры, проводя их на татарском, это было бы забавно. Дети, даже полностью не владеющие татарским в этом возрасте, спокойно относятся к такому и как раз осваивают новые для себя слова во время игры, а владеющие татарским получили бы подкрепление ощущения важности этой своей способности. 

Между прочим, это действенная и проверенная в своей эффективности практика активно используется в Уэльсе для повышения привлекательности валлийского языка. 

На мой взгляд, тут очень важно правильно подобрать возраст аудитории. На детей старше определенного возраста практика уже почти не будет действовать.

«Дети — топливо нашего общество потребления» 

Важно тут и подействовать на ранимых родителей-«архаиков» - многие из них, попадая в окружение, где все по-другому, не умеют позитивно влиять на него и «мягкой силой» учить окружение чему-то своему, они или отгораживаются, или, сломавшись, начинают полностью подражать окружению.  Такие акции показывали бы им, что и в непохожем окружении есть для них причины сохранять общение с детьми на татарском.

3) Ребенок 7 — 15 лет. Statistical learning и потребление.

Чем больше возраст, тем больше ощущение, что тот, кем ты уже сейчас являешься, и все его желания — самые правильные, в корректировке не нуждаются. В школьные годы ребенок еще и не «циник», которому можно «продать» рациональную и психологическую пользу татарского языка, но ребенок — активный потребитель. Дети — топливо нашего общество потребления. Они взаимодействуют практически со всем, что кажется им привлекательным, а то, что хотят продать детям, делают очень привлекательным внешне. 

В силах татарстанских органов выпустить республиканские, муниципальные акты, в которых зарегулировать те виды отношений, где татарский привносится на какие-то визуальные поверхности масштабированно, т. е. когда дизайнерских затрат и затрат на перевод мало, а копий «штампуется» очень много. Например,

Этикетки в помощь

- скорректировать требования закона о Гос. Языках РТ, стать 21, но не на прежний вариант, а по-умному. Сейчас этикетки товаров можно выпускать на татарском по усмотрению производителя, до корректировки — этикетки требовались на всех товарах, что приводило к нереализуемости закона, их пришлось бы клеить и на завозные товары. Скорректировать же надо в сторону того, что татарский должен быть на товарах, произведенных в Татарстане, потому что такое требование реализуемо и масштабируемо. Отдельно оговорить это требование не только для товаров, но и услуг, в том числе, получаемых электронно.

- при этом оговорить и зарегулировать правила дизайна не только продуктов, но внутреннего оформления транспорта, общественных пространств, информирования от органов власти. Основное требование — помимо информирования на русском и татарском, все должно быть устроено так, чтобы глаз читающего постоянно сопоставлял русский и татарский текст, а прочитавший это мозг подсознательно запоминал и устанавливал связи. Чтобы при разноформатном оформлении русского и татарского текста глаз сам сначала схватывал татарский, а если это глаз невладеющего татарским, чтобы он уже потом находил русский перевод и невольно для себя пропускал все эти надписи через себя. Анимированные табло вроде меню в фастфудах и терминалы заказа должны постоянно переключаться с одной языковой версии на другую, а интерактивные интерфейсы по умолчанию предлагать татарский с обязательным выбором русского, чтобы стимулировать к погружению в татарский лишний раз тех, кому все равно какой язык выбрать, но терминологию предметной области в татарском они не знают. Все это называется statistical learning и это один из естественных и безболезненных способов незаметно для себя выучить любой язык. А незаметность и неконфликтность тут очень важна, потому что это именно тот возраст, когда, с одной стороны, крайне важно ребенку подчеркнуть, что за него чужой человек не делает выбор, а с другой — скорректировать тот перекос в возможных для него вариантах выбора, который есть, и который он не замечает, думая, что свободен в неких «естественных» вариантах выбора.

Как на татарском «свободная касса»? 

- обязать привлекательные для молодежи сферы вносить простейшие двуязычные языковые практики. Например, выкрик «свободная касса» обязательно на двух языках, бейджик с языками, которыми владеет продавец. И все это требовать не от узбекской лагманной, а модных, ярких, с претензией на креатив франшиз, в которой по вечерам заседает районная старшая школьная молодежь, прячась от холода. Креатив, кстати, нужно тоже переводить. Вопрос — как?

- одновременно с этими требованиями должны быть в электронном виде услуги качественного перевода для предпринимателей, где они за очень короткое время, оставив макет с дизайном только на русском, получат на выходе «татаризованный под молодежь». При этом авторизованным переводчикам на зарплате обязательно должен помогать мозговым штурмом краудсорс. Это все удовольствие должно оплачивать, разумеется, государство, но уже размноженный дизайн франшиз нанесут сами предприниматели. Мне кажется, эффективно.

4) 15- 25 лет. Татарский на службе самовыражения.

В более старшем возрасте появляется потребность к уникальности и самовыражению, хотя и потребление никуда не девается. Это тот возраст, где сама попытка регулирования вычисляется на раз, вызовет желание делать по-другому из чувства противоречия. Здесь «прогрессистам» можно только осторожно нащупывать настроения молодежи, чтобы понять, понимает ли она татарский язык как нечто навязываемое, чему она готова будет воспротивиться, или как нечто исчезающее под давлением циничных равнодушных взрослых, и только им, молодежи, дано его спасти, не как навязанную беспричинную традицию, а как то, что с ними, молодежью, пришло и что непостижимо циничными взрослыми. Здесь можно тонко регулировать просто качество творчества — звать на одни площадки молодых татароязычных рокеров и признанных звезд, завести для радиостанций каждого формата две частоты, чтобы для одной и той же музыки были и русскоязычный и татароязычный диджей, чтобы татарское не казалось нишевым, а казалось чем-то нормальным, просто татароязычной версией очередного обычного (хоть и привлекательного) явления, которое есть в мире. Можно выдавать чувствительные денежные премии студиям разработки игр за локализацию на татарский уже получившихся продуктов, ну тут главное – не лишить поддержкой среду конкурентности.

В целом, в этом возрасте человек как раз-таки и совершает свой выбор в пользу «прогрессизма». Старше он попадает в «клуб молодых родителей» и список замыкается.

Есть идеи, которые были бы недоступны для реализации «тайному прогрессистскому комитету», но их все равно можно обсудить.

«Видео на ютюбе не телевизор, с которого даваника снимала салфеточку, чтобы кызымка посмотрела «Спокойной ночи»

Одним из важнейших и самых недооцененных факторов утраты татарского среди детей являются уже не люди с их поведением и взглядами, а … алгоритмы. Что особенно горько и тяжело осознавать «прогресситам».
Оставьте ребенка с «ютюбом» и включенным мультиком на татарском на 5 минут. Следующий мультик, который предложит ему система, будет точно русскоязычный. Контентные платформы не способны таргетировать ни Татарстан, ни предпочтения к поиску контента на татарском — для них мы глобально Россия, ребенок 5 лет. 

Да, можно сказать, садитесь и смотрите, что смотрят ваши дети. Но увы — видео на ютюбе не телевизор, с которого даваника снимала салфеточку, чтобы кызымка посмотрела «Спокойной ночи», который был полностью контролируемый пятнадцатиминутный ритуал. Это затычка времени, с помощью которой родители выкраивают себе время для каких-то домашних дел. И она вне их контроля, потому как для того и придумана.

В конечном счете, необходимо, чтобы манипуляция алгоритмов, которые усредняют всех детей «в среднем по России», умели их, напротив, «разнообразить». А это уже требования к нормам работы таких платформ в той или иной юрисдикции, и на моей памяти только США удалось заставить «ютюб» как-то по-особому обходиться с детьми, как требуют их законы.

Этический выбор

Встает вопрос, а есть ли тут этический выбор? Например, если бы предложенные видео напротив, исходя не из страны в целом, а конкретной республики подкладывали бы в «предложку» даже больше татарского контента, чем хотели бы родители ребенка, было бы это нарушением их прав? Формально, крен ни в одну, ни в другую сторону ограничением не является. Родитель по-прежнему может вернуться к телефону или телевизору и самостоятельно выбрать видео для детского просмотра. Но не умеющий читать ребенок по картинке язык видеоролика заранее отличить не может. 

На мой взгляд, перекос в такой манипуляции в сторону «более местного, чем в среднем» совершенно безобиден по сравнению с нынешним перекосом «более стреднего, чем местное», так как избежать знакомства и со «средним» контентом и общероссийской культурой никак нельзя, а вот живя в Татарстане, сегрегироваться в виртуальном мире от всего татарского можно, и порой это выходит не специально, а значит, барьер этот надо пробивать, оставив, конечно, осознанно желающим сегрегировать детей такую возможность. Но пусть только она будет не по умолчанию, а за ней надо будет залезть куда-то глубоко в настройки и нажать галочку. Только для очень и очень желающих.

Фото на анонсе: © Рамиль Гали / «Татар-информ»