«Он оказался молод и пригож, как легендарный Юсуф»
Быстро светало, и ворота в подъездной башне распахнули настежь. Стражники, охранявшие их, перекликались меж собой, осматривая спешивших в столицу аульчан. В город одна за другой въезжали арбы с большими скрипучими колёсами, возницы, покручивая плетьми, направляли повозки, гружённые овощами, мешками с ячменём, пшеницей, просом к базару. Бойкие на язык торговки, обсуждая цены на свой товар, шли по мосту, неся корзины с рыбой, курами, гусями и яйцами.
Сююмбика невольно замедлила шаг, она наблюдала за картиной, которую никогда не видела. Приостановилась и вдруг услышала, как дико вскрикнула Оянэ – прямо на них из проёма ворот выскочил отряд всадников. На онемевшую ханум словно холодом пахнуло, когда огромный жеребец остановился как вкопанный перед её лицом. Конь горячился, пена летела с тонких губ, большой чёрный глаз сердито косил на стоявшее перед ним препятствие. Сююмбика, наконец, справилась со спадающим покрывалом и взглянула на всадника. Он оказался молод и пригож, как легендарный Юсуф, в прекрасных глазах которого тонули девушки. В этих миндалевидных
тёмно-серых глазах готова была сгинуть и казанская ханум, забывшая на миг, кто она и куда держит путь.
«Прелестное создание, ты первой встретилась при въезде в столицу»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
Мужчина подал знак сопровождавшим его воинам, и они спешились, окружив обеих женщин. Нукеры посмеивались, указывали кнутовищами на пожилую служанку, которая от страха уселась прямо в придорожную пыль. Оянэ по привычке причитала и никак не могла подняться, словно ноги отказали ей. Господин, не торопясь, сошёл с жеребца и передал поводья подбежавшему воину, не обращая внимания на голосящую няньку, он с улыбкой взглянул на Сююмбику:
– Какая удача! Стоило копытам моего коня ступить на землю Казани, как под них бросилась прекраснейшая из дев, каких мне довелось видеть за свою жизнь!
Ханум невольно покраснела и торопливо прикрыла лицо. Но вельможе подобный поворот дела не понравился, он перехватил руку молодой женщины и отвёл края покрывала. Его оценивающий взгляд скользнул по совершенному овалу лица, глазам, сверкавшим, как чёрные алмазы, и нежным, словно лепестки роз, губам.
– Прелестное создание, ты первой встретилась при въезде в столицу, не считая истуканов у ворот, скажи, что ждёт меня здесь?
«Почему же ты не пожелала мне любви, прекрасная пери, большой и сильной?»
Воины затихли, переглядываясь меж собой. Сююмбика собралась с духом и произнесла то, что само собой пришло на ум:
– Чужеземец, ты ступил на землю самой богатейшей и прекраснейшей из держав, ты молод и красив, у тебя много сильных и верных друзей. Пусть же путь твой украшают доблести и добрые деяния, пусть приумножатся твои богатства и увеличится строй соратников!
Сююмбика замолчала, она ощутила звенящую тишину вокруг себя. Мужчины удивлённо взирали на неё, а незнакомец, не отпуская её ладони, тихо спросил:
– Ты знаешь, кто я такой?
Она отрицательно покачала головой. А он улыбнулся:
– Почему же ты не пожелала мне любви, прекрасная пери, большой и сильной? – Он свободной рукой обхватил тонкую талию и притянул молодую женщину к себе.
Оянэ, до того безучастно взиравшая на всех из придорожной пыли, подскочила, как на раскалённой сковороде:
– О нет! Господин!
Сююмбика бросила на неё умоляющий взгляд, но Оянэ рассерженной кошкой кинулась к ним. Путь ей преградил один из нукеров, но нянька и внимания на него не обратила:
– Господин не может обижать преданных служанок ханум Сююмбики! Мы принадлежим вдове покойного хана Джан-Али, она ждёт нас с важными вестями!
– Вы – невольницы дочери беклярибека Юсуфа?
– Да, мой господин, – голос ханум дрогнул, трепет охватывал всё тело, ощущавшее на себе смелые мужские прикосновения. Она готова была на всё, лишь бы выбраться невредимой из глупого положения, в какое попала по воле случая, но до чего же ей не хотелось, чтобы он выпустил её на волю.
– Как жаль, – откровенный взгляд мужчины скользнул по лицу Сююмбики, по трепещущим губам. – Как жаль, что мы должны расстаться. Но разлука не будет долгой, ведь мы увидимся во дворце, красавица.
«Шёпот этот лишил Сююмбику воли и желания противиться»
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
Он мучительно долго не разжимал своих рук. Что в этот момент ощущала она? Непристойное, постыдное желание не покидать объятий незнакомца, ни имени, ни происхождения которого она не знала. Стоять бы так целую вечность, и погибать в тёмно-сером омуте его глаз. Сююмбика осердилась сама на себя, выдернула покрывало из мужских рук.
– Позвольте нам пройти, господин, ханум ожидает нас!
– Постой же, милая, подари мне ещё одно мгновение, – произнёс чужеземец еле слышно, только для неё.
Шёпот этот лишил Сююмбику воли и желания противиться, голос мужчины звал, манил в неизведанные глубины, об- волакивая туманом. «Я околдована, – думала она, полная восхитительного удивления и чародейства, которое охватывало всё её существо, душу и телесную оболочку. – Если я умру сейчас, в этот миг, то не будет умирающей счастливей меня. Что со мной, о Аллах?»
А его лицо клонилось к ней, и были так близки смеющиеся серые глаза, твёрдый очерк подбородка и губы, тронутые дыханием улыбки:
– Я не в силах покинуть тебя, дворец так велик, и в нём много невольниц. Что, если я не отыщу мою рассветную звёздочку? Кто укажет путь? Может, поцелуй не даст забыть меня?
«Живи вечно, хан Сафа-Гирей! Слава нашему повелителю!»
В следующее мгновение и не думавшая сопротивляться Сююмбика, пленённая неповторимым обаянием, ощутила, как горячий рот мужчины накрыл её губы, а сильные руки сжали тело в крепких объятьях. Она считала себя зрелой женщиной, но никогда не испытывала ощущений, подобных тем, какие обрушились на неё сейчас. Привычный мир перевернулся с ног на голову, уши заложило, а тело стало невесомым, и они остались в этом мире вдвоём – незнакомец и она! И были в этой звенящей пустоте только бросающие в дрожь объятья и неистово терзающие её твёрдые губы незнакомого мужчины. Волшебный сон кончился так же внезапно, как и начался: молодой вельможа разжал руки и вскочил на подведённого коня. Он подобрал поводья и, склонившись к пылающему лицу Сююмбики, проговорил негромко, но властно:
– Жди меня, красавица, встретимся во дворце.
Мужчина хлестнул жеребца и помчался к воротам цитадели, а вслед за ним устремились его воины. И в утренней тишине вдруг раздался одинокий крик, тут же подхваченный другими:
– Живи вечно, хан Сафа-Гирей! Слава нашему повелителю! Оянэ, обретшая наконец дар речи, вскрикнула:
– О ханум, какой позор! Это же сам хан Сафа! А если господин узнает вас во дворце? Ой-ой! Позор на мою голову, почему я послушалась вас, почему не остановила?!
– Молчи, Оянэ, – смущённая Сююмбика, казалось, не знала, куда себя деть. Она сама не ведала, какие чувства охватили её сейчас: стыд, унижение или, напротив, нечто прекрасное и восхитительное, что ханум не могла объяснить никакими словами. Она вдруг рассердилась, взглянула сурово в расстроенное лицо няньки и сказала:
– Забудь, Оянэ, об этой встрече. Сафа-Гирей меня не узнает, он и знать меня не захочет. Не видишь, что ли, он из того же теста, что и Джан-Али, большой почитатель неволь- ниц! Пойдём, мы и так потеряли много времени.
