Татарин 2.0: деколониальная «сборка»

Я хотел бы поразмышлять о татарской ментальности не как о неизменной идеальной сущности, а как о социально-историческом явлении, которое имеет поколенческую преемственность. На мой взгляд, современный татарин, для которого значима принадлежность к своей этнической культуре, — это, как правило, продукт «романтического» национализма 90-х годов. Как человек особого психологического типа, он добровольно возложил на себя определенные обязанности и достиг многих из целей национального возрождения. В личном и общественном смысле он боролся и борется за развитие татарского языка и пробуждение национального самосознания. Тем не менее, я полагаю, что в основном энергетический потенциал этой формы национальной субъективности исчерпан.

Сложившееся в 90-е мироощущение больше не дает внутренней силы, как это было раньше, а напротив, уже становится внутренним тормозом для последующих социальных преобразований.

Я попытаюсь эскизно описать генеалогию татарской субъективности в нашей новейшей истории, и также надеюсь наметить общую перспективу для формирования нового типа татарскости, адекватной современной политической действительности. Я назвал этот проект субъектности Татарин 2.0.

Татарин 1.0 

Субъект современного татарского национализма, был, по сути, постсоветским человеком, то есть исходной моделью для его новой «сборки» был именно психологический тип советского человека. Основным способом формирования нового субъекта было то, что я бы назвал переворачиванием иерархий. Доминирующим стало подавленное, наполовину ассимилированное и колонизированное татарское Я; для татарина татарская культура, история, язык внезапно стали центром основного жизненного интереса. Коренным образом изменилось его политическое Воображаемое: место коммунистической Утопии заняла Утопия собственного суверенного государства, наделенного всеми необходимыми атрибутами – конституцией, парламентом, должностью президента, национальной оперой, литературой, театром и т.п. Перевернулись иерархии и в историческом Воображаемом: всемирный исторический нарратив о победе угнетаемых, направленный вперед, в будущее, был заменен на локальный традиционалистский нарратив о Золотом веке.

Взгляд татарина обратился назад, в прошлое, к собственным истокам. Оказалось, прекрасная историческая Утопия татар могла быть найдена и в Булгарском вилайете, и в Золотой Орде, и в Казанском ханстве периода расцвета, и в эпоху джадидов рубежа 19-20 веков. История татар благодаря значительным усилиям историков была описана как собственный непрерывный исторический нарратив, ставший сейчас опорой для национальной идентичности. Недавнее прошлое, связанное с нахождением в составе Советского государства, описывалось как темный период, в котором утрата собственной татарской самости из-за языковой и культурной ассимиляции (русификации) была дополнена советской секуляризацией/обезбоживанием. Во многом татарский национализм подпитывался рефлексией по поводу исторической травмы колонизации.

Основными эмоциями, которые переживал татарин в связи со своей этничностью, были гордость и гнев. Переживание исторической травмы и стремление к реваншу оказались почти бездонным резервуаром психической энергии, подпитывающим социальное действие.

Татары, безусловно, не изобрели национализм, это было сделано до них, но они в полной мере реализовали его основные аспекты, а романтический татарский националист воплощал в себе типичные черты националиста из других обществ. 

Татарин 1.1.

В последнее время, общаясь с татарами, у меня все чаще возникает ощущение, что этот вид национальной субъективности перестал «работать». Кажется, что источник новых идей для социальных и культурных трансформаций иссяк, что энергия романтического национализма исчерпалась. Татары словно бы уперлись в своего рода «стеклянный потолок», и усилия перестали приносить значимый успех. Я думаю, этому есть несколько причин. С одной стороны, действительно, многие цели, связанные с нациестроительством, татарами были достигнуты.

Татарстан так или иначе обрел многие из желаемых им атрибутов государственного суверенитета. Достижения принесли удовлетворение и радость, укрепили национальную самооценку. С другой стороны, достигнутый прогресс в последние годы стал утрачиваться.

Движение Русского мира «вправо» усилило прежние колониальные тенденции в новом государственном образовании, теперь уже в обертке автократии. Татарскость все больше вытесняется из публичного пространства, так что основным местом для сохранения идентичности является семья. Многие политические достижения оказались дезавуированы, но очевидно, что процесс борьбы с суверенитетом еще не завершен. Национальное возрождение превратилось в стагнацию, недавно обретенное ощущение свободы стало сменять более привычное мироощущение угрозы и страха.

Татары за эти годы прошли значительный путь, они возможно сделали максимум с точки зрения исторических условий и возможностей. Но все же постепенно приходит осознание, что Утопия эпохи романтического национализма недостижима, татарскую идеальность не получается произвести, что порождает некое разочарование и пессимизм. Психологически прежняя субъективность татарина становится для него обузой. Национализм, который рождал желание и порыв, будил воображение, побуждал к социальному действию, теперь становится тормозом. Из двигателя национального освобождения он незаметно превратился в инструмент национальной самоунификации и самоподавления. Татарская интеллигенция, которая была еще недавно лидером нации, теперь скорее тормозит ее развитие. Она присвоила себе право морального арбитра, т.е. право определять культурную норму для татар. Националисты создали множество иерархий внутри татарской культуры – в языке, в восприятии истории, в исповедовании веры, изобрели «настоящий» Татарский мир.

Вместо поддержки и благодарности за пройденный путь, за огромную культурную работу по деколонизации своего Я, которую провел каждый из татар, национальная интеллигенция указывает на ошибки и эксплуатирует чувство вины и стыда. Гнев, прежде направленный вовне, на социальный изменения, сейчас оказался направлен внутрь – на самокритику и даже самоедство (Татар хэзер узен ашар!).

К сожалению, теперь национальное – нередко сила, подрывающая способность к позитивному социальному действию. Гнев превратился в чувство вины за свое несовершенство, за недостигнутый социальный и личный идеал. В своем националистическом перфекционизме татарин стремится к все большему самоконтролю, он пытается сколько есть сил соответствовать шаблону, изобретенному татарскими интеллектуалами. Но идеал недостижим, и чувство, что я недо-татарин стало привычным для множества современных националистически ориентированных татар. И если в советское время некоторым татарам было стыдно за то, что он татарин, то сейчас многие татары переживают стыд за свою недо-татарскость. Это самобичевание и неудовлетворенность собой отнимает силы и в целом контрпродуктивно. Мне захотелось поразмышлять о новой сборке татарской субъективности, и попробовать найти новый путь к засорившемуся творческому роднику татарского национализма. 

Татарин 2.0

Я предлагаю подумать о новом проекте татарской субъективности, которую я бы назвал деколониальной «сборкой». В ее основе - личный путь деколонизации, движение к более гармоничному национальному Я, путь, который проделал каждый из нас. 

Деколониальная «сборка» имеет совсем другую эмоциональную тональность: здесь преобладают чувства признания и благодарности, а ее девиз - стойкость. Если прежняя субъективность основана на внутреннем разрыве и иерархизации, то татарин 2.0 стремится к внутренней интеграции и признании собственного индивидуального опыта. Вместо размышления о далеких исторических эпохах, в центре его внимания - собственный жизненный опыт и опыт современников.

Историческую несправедливость он видит не столько далеком прошлом, а в устройстве современных ему социальных институтов.

За последние десятилетия каждый из татар сталкивался с преградами в выражении своей татарскости на этапах жизненного пути как внутри себя, так и вовне, в виду сложившихся социальных структур. Он набивал собственные шишки, ошибался, где-то даже мешал сам себе, но все же его движение вперед было успешным. И сейчас каждый из татар нуждается в благодарности за тот большой путь, который он проделал. К сожалению, не каждый из татар получает эту благодарность. Я думаю, для перехода к новой субъективности мы, прежде всего, должны поблагодарить друг друга за проделанный нелегкий путь! 

Татарин 2.0 переосмысляет значение травмы колонизации. Если раньше его энергию подпитывала историческая травма и желание немедленного восстановления справедливости, то теперь татарин осознает, что колониальность не исчезнет в одночасье. Многие трудности, которые он пережил – это следствие несовершенства его самого и социальной системы.

Татарин 2.0 больше не идеализирует и не романтизирует национализм. Он более рационален, для него очевидно, что обретение столь желанного суверенитета не обязательно приведет общенародному благоденствию.

Татары, как и многие другие народы постсоветского политического пространства, способны создать общество, когда богатая национальная верхушка будет угнетать свой народ не меньше, чем правители из Москвы. Национализм как идея может стать основой как демократического, так и автократического общества. И тому масса примеров на постсоветском пространстве. И еще неизвестно какой путь окажется татарам ближе: свободной, но христианской Грузии или авторитарного, но тюркоязычного Узбекистана. Более того, татарин осознает, что национализм, опирающийся на гнев и стремление к историческому реваншу, может вовсе породить чудовище фашизма. Политически деколониализм является «левой» идеей, согласно которой ни одно современное общество не может выйти из политических, культурных и экономических иерархий в мире (которые нередко имеют колониальный характер), и стать полностью самостоятельным. Даже если допустить, что Татарстан когда-то станет небольшим восточноевропейским государством (о чем мечтают некоторые), это государство все равно не сможет быть независимым от мировых центров власти. Поэтому повестка национализма в политическом смысле тесно связана с социально-демократическим движением, борьба за этничность воспринимается как часть общей борьбы человека за социальное равноправие и собственную историчность. 

Татарин 2.0 осознает, что задача самоизменения татар и всего татарского общества не достижимы революционным путем. Следы ассимиляции и колонизации ни в нем самом, ни в обществе не исчезнут в одночасье, это требует длительной и кропотливой работы. Вместо бесконечного ковыряния в исторической ране Татарин 2.0 ценит полученные в борьбе рубцы и шрамы, это опыт его личных успехов и неудач. Шрамы в его душе хотя и подчеркивают его несовершенство, но с другой стороны - являются доказательством его стойкости.

Шрамы – это отсылка к опыту, полученному ввиду жизненных перипетий, а также – доказательство успехов выжившего, а значит свидетельство самой Жизни.

Вместо мечты «романтического» националиста о создании расы идеальных во всех отношениях татар (которых, как и эльфов, не существует в природе), он видит татарскую нацию как отряд закаленных борьбой воинов. Он понимает, что не существует и не будет существовать идеального мира для идеального татарина. Татарин даже в самой отдаленной перспективе – это всегда субъект борьбы за самого себя и за свою самость, который очень четко осознает, что его путь тернист, а Утопия далека, а если и достижима – то только здесь и сейчас, во всей полноте текущего момента его жизни. Его удел – внутренняя стойкость и умение насладиться достигнутой минутой счастья и успеха. 

У каждого был свой путь к татарскости, во многом обусловленный тем, где человек родился, какими были его родители, предки, как сложился жизненный путь. Каждый путь индивидуален, он не укладывается в единый шаблон «правильного-неправильного». Татарин 2.0 не признает над собой моральных судей, он прав, потому что боролся. Деколониальная модель субъективности стоит в оппозиции к любой культурной и социальной унификации, она верит и признает личное и культурное многообразие татарского общества. Такое мироощущение, мне кажется, уже сейчас хорошо знакомо татарам, живущим за пределами Татарстана, и в этом «казанлы» стоит у них поучиться.

Камиль Насибуллов