“Ругать по матушке и батюшке”
Вспомним отрывок из повести Кашифа Рахимова “Язылмаган романнар”, написанной в 1932 году:
“…Үзем барып чыга алмадым, ул турыда әле менә яңа гына редакциядә журналның редакторы Мәхмүди белән сүзгә килдем. Дөресен әйткәндә сүктем үзен. Кызу канлы кеше бик хәтәр бит ул. Ул да кызу канлы булгач, мин дә кызу канлы кеше, бер дә инде әйтмәгән сүз калдырмадым, прямо, по-крестьянски, ата-аналары белән сүктем”.
Речь в нем идет о встрече двух вспыльчивых мужчин в редакции журнала, во время нее оба, отбросив приличия, ругались по матушке и по батюшке, то есть матерились.
Изменилась ли ситуация спустя почти столетие? Наши респонденты были единодушны: татарские мужчины по-прежнему матерятся: “Мат используют мужчины самых разных социальных слоев населения — от грузчиков до министров, от дворников до академиков. Есть редкие исключения — таковых не более десяти процентов среди мужчин”; “Человеку свойственно выражать свои эмоции вслух. С этой целью во всех языках мира было создано и интерпретировано множество матерных слов и выражений”. Татары не стали исключением и придумали свои, уникальные татарские ругательства”.
Три столпа татарского мата
Как всем известно, ядро русской матерщины составляют три слова, но количество производных от этих слов неисчилимо, они постоянно генерируются живой речью: один корень по десяткам моделей порождает множество других. Базовый обсценный пул татарского языка также базируется на трех словах, обозначающих пенис, вульву и коитус,— это “к…к”, “б…к”, “с..әргә”.
Самая большая словообразовательная нагрузка ложится на мужской половой орган, к слову “к...к” можно присоединить практически любое существительное и получить ругательство, например: к...к сырты (спина органа) — никчемный человек; к...к кул (рука органа) — неумеха; к...к баш (голова органа) — так говорят о человеке, ничего не смыслящем, не знающем элементарных вещей; к...к авыз (рот органа) — злоязычник, сплетник, злословник; к...к колак (ухо органа) — глухая тетеря; к...к күз (глаз органа) — слепошарый.
Также “к...к” активно примыкает к различным глаголам: к...к чәйнәмә (не жуй орган) — заткнись, хватит говорить ерунду; к...к сырлама (не раскрашивай орган) — не действуй на нервы; к…гыңны тот! (держи орган!) — держи карман шире, не жирно ли тебе будет?
А с помощью аффикса принадлежности первому лицу “к...к” может выступить и в роли восклицания к...гым! — для выражения сильного чувства: досады или удивления.
В некоторых диалектах татарского языка, например в мензелинском говоре, к...к заменяется на к...й (тестикулы).
“Не знаю, почему к мужскому органу такое плохое отношение”, — так, с сожалением, отметила наша респондентка ведущую роль в оскорбительной функции слова “к...к”.
“В Средней Азии к матери с грязными ругательствами не адресуются”
Действительно, слово “б...к”, обозначающее женские гениталии, в непотребных ругательствах используется гораздо реже. В качестве примера можно привести выражения аңгыра б...к (тупые гениталии) — дурында, идиотка; б...к бете (половая вошь) — ничтожество; б...кша — опущенный, лишенный мужских качеств (употребляется, например, в мальчишеских компаниях по отношению к какому-либо слабаку).
Может сложиться впечатление, что при таком щадящем отношении к женским половым органам у татар нет матерной речи, как и у жителей Средней Азии; там, насколько известно, с грязными ругательствами не адресуются к матери — есть только скабрезная адресация к отцу.
Как бы не так. Татары ругаются по матушке. Анаңны с..им (имел твою мать) — одно из самых распространенных в нецензурной татарской лексике. А глагол “с...әргә” (совершать половой акт) не менее активен, чем слово “к...к”, обозначающее орудие этого сокровенного действия. Татарин, которого кто-то решил обвести вокруг пальца, скажет хитрецу: с..термә — не обманывай; надоедливого зануду прервет лаконичным окриком: с..тең инде — достал уже! Тупой, раздражающий непонятливостью человек может услышать в свой адрес обидное выражение эт с..кән (оприходованный псом), а злокозненный и агрессивный заслужит несколько иной его вариант —җен с..кән (оприходованный чертом). Если же татарин захочет выразить крайнюю степень усталости после долгой утомительной работы, к его услугам словосочетание күт с..еш (заднеприводное совокупление).
Богохульство ушло
В советское время с глаголом “с...әргә” широкое распространение получило кощунственное ругательство. Адресовалось оно Всевышнему в состоянии предельного ожесточения и обиды на мироздание. В наши дни употребление этого богохульства сошло на нет. И в этом татарский язык противоположен итальянскому, где немало кощунственных выражений в адрес богородицы (они звучат гораздо более грубо и гораздо более табуированы, чем обсценная сексуальная лексика).
Не увлекаются татары и использованием скатологической лексики, описывающей низменные стороны человеческой жизни, в том числе испражнения, в отличие от немцев, французов и англичан (кто в наше время не знает убийственного shit! —дерьмо). Самым популярным выражением этого сегмента бранной лексики является, пожалуй, бук чәйнәмә (не жуй дерьмо) — не говори несуразицы. Это выражение также используется в ситуациях, когда кто-то слишком много говорит или занудно поучает. К примеру, не умеющий популяризировать свои знания ученый, приехав в татарскую деревню с серьезной лекцией, может услышать из зала реплику:“Бук чәйнәп утырма инде”.
В случае невероятного удивления татарин может воскликнуть: анаңның күте! (задница матери). Как видите, слово “күт” мы пишем полностью, оно не является матерным, а лишь бранным в составе некоторых выражений. Как английское fuck не является абсолютно табуированным, в отличие от его аналогов в татарском и русском языках, грубое просторечие “күт” проще находит путь в социально приемлемый мир.
Как Тукай употреблял крепкие словечки
В татарском языке имеются производные от матерных слов эвфемистические выражения, в которых обсценное слово из деликатности заменяется другим — с использованием фонетического или морфологического маркера, делающего эвфемизм похожим на исходное ругательство. Например, часто вместо анаңны с..им используется анаңны сатыйм! — продаю твою мать! Этот эвфемизм употребил Хади Такташ в поэме «Мокамай»: Чемберленның сатыйм анасын. / Утка тоткан Мәккә каласын (Эх, Чемберлен, продать его мать. / Испепелил огнем Мекку).
А вот Тукай в этом отношении был поосторожнее. В стихотворении «Пара лошадей» он писал: Аһ, гөнаһым шомлыгы, бу кучеры бик тын тагын (Ах, грехи мои тяжкие, уж больно медленен кучер). Но когда, по воспоминаниям Вафы Бахтиярова, читал это стихотворении при друзьях, вслух произносил вовсе не «гөнаһым шомлыгы», а кое-что покрепче. Ну вы понимаете…
“Бәтәщ...” и “ущти” как заменители
Часто табуированная часть обсценного выражения вообще опускается, и тогда звучит просто: анаңны! (твою мать!), тишегеңне! (в дырку!). Есть забавное восклицание «бәтәч» — возглас недоумения, комического изумления или досады, которое начинается как матерное «б…к», но говорящий словно бы спохватывается и моментально переходит на название домашней птицы «әтәч» — «петух». Это как в фильме «Кавказская пленница»: «Если ты не выйдешь за товарища Са... ах! какого человека...» Кстати, подобных эвфемизмов много и в русском языке: «ёхорный малахай!», «ёп-понский городовой!», «египетская / епическая сила!».
Кстати, названия птиц или животных могут служить эвфимистическими заменами слов, обозначающих срамные части человеческого тела, как в фольклоре, так и в литературе. Так, поэт Ркаил Зайдулла в стихотворении “Рөстәм Мингалимгә бер мишәрнең монологы” («Монолог одного мишарина к Рустему Мингалиму») пишет: Куцат кыцкыра бит, абзый, куцат,/ Алтын куцат, алтын — югары... Маскировка слова “к...” здесь двуслойная: мало того что берется русское слов “кочет”, так еще в мишарской цокающей огласовке.
Фото: razvilkaspb.com
Заимствования из русского языка в такой деликатной сфере, как нецензурная лексика, разумеется, не ограничиваются “кочетом”. Татары, проживая в окружении русских, неизбежно перенимают русский мат, так как он является одним из самых эмоционально богатых и сильно действующих на физиологию. Предоставим слово нашим респондентам: “Татарские мужчины, хорошо знающие татарский язык, “красиво” и многоэтажно ругаются на родном языке (особо "красива" эта ругань в деревнях); плохо знающие татарский язык в основном используют русский мат”; “Татары используют русские матерные слова как вводные «для связности речи», чаще всего начинающиеся с трех букв — “е”, “х” и “б” (последнее произносится татаризированно: «беләт», «беләтләр»). Можно упомянуть также мягкое ругательство «сукалар», «сукылар» (почему-то обычно во множественном числе, употребляемое в разговоре для характеристики третьих лиц), которое, в общем-то, не является матерным, но находится в этом же семантическом ряду”.
“Жаппашмайт и абанамат”
Что ж, грозное, парализующее окружающих слово “абанамат” популярно даже на Кавказе, насколько многим известно из повести Сергея Довлатова “Наши”. Менее популярен татарский аналог этого слова — “жаппашмайт” из стихотворения Рузаля Мухаметшина “Йә, кыш килде…” (“Да, пришла зима...”). Этот поэт вообще склонен прибегать к русской обсценной лексике на пике эмоционального напряжения. Так, в поэме “Тугызынчы причал” (“Девятый причал”) Мухаметшин, описывая абсурдную гибель людей на затонувшем теплоходе “Булгария”, пишет: «Аллаңны!»га кадәр җитеп / Гади «Твою мать!» тан / Хисләр дә басылган инде... (Когда иссякают призывы ко Всевышнему, только “твою мать” может выразить испытываемые чувства).
Фото: stihi.ru
Молодой хулиган, могут сказать про поэта Мухаметшина — классики себе такого не позволяли. А вот и нет, например, Ильдар Юзеев для пущего комического эффекта практиковал “интеллигентский мат” с использованием татаризированных эвфемизмов русских матерных слов. Об этом свидетельствуют писательские байки, напечатанные в журнале “Казан утлары”. В одной из них, “Торт и сухое вино”, Роберт Миннуллин вспоминает, как Юзеев шутливо отвечал женщинам на предложение выпить чаю с тортом — “Торт с ним, эчәргә туры килә инде” ( “Торт с ним, придется пить”); мужчинам же на приглашение выпить сухого вина, ввиду отсутствия водки, говорил: “Сухой с ним, эчәргә туры килә инде” (Сухой с ним, придется пить).
Кому вредно материться
“Деятели нашей культуры любят щегольнуть татарскими матерными словами, — считает художник Ленар Гильмутдинов. — Знаю татарского артиста, любимца публики, который перевел многие русские матерные частушки на татарский язык. Это шедевры, которые обязательно нужно как-то опубликовать”.
Ленар Гильмутдинов. Фото: sobaka.ru
Если верить респондентам, татарские мужчины предпочитают ругаться матом только в своей компании: “При детях и женщинах, как правило, мат не услышишь. Правда, в состоянии аффекта или семейного скандала и женщина может ввернуть что-нибудь эдакое”; “При женщинах стараются не употреблять мат”; “В моем окружении нет людей, матерящихся при женщинах”; «Когда не слышат женщины, мужчины могут часами (в своем узком кругу) общаться матом”.
Отрадно слышать такое. Ведь, согласно исследованиям, которые проводил Леонид Китаев-Смык, военный психолог и старший научный сотрудник Российского института культурологии, мат — это не просто слова, а резервное средство восстановления интеллектуальной и физической работоспособности. Он был свидетелем того, что в палатах травматологического отделения, где покалеченные с утра до ночи матерились, быстро рубцевались раны и срастались кости. А там, где лежали «безматерные чистюли», заживление шло хуже. Дело тут в андрогенах — природных противниках воспаления и ускорителях регенерации. А вот женщинам, уверен Китаев-Смык, матерная речь вредна физиологически (будет ломаться голос и разовьется повышенное оволосение), поэтому при них мужчина не имеет права выражаться. Матерной речи, по мнению ученого, вообще не должно быть в ситуациях повседневных, не стрессовых, другое дело — война, охота, болезни, тяжелая отупляющяя работа.
Привычного мата не должно быть и у молодежи. Потому что это будет искусственное подстегивание гормональных механизмов, нарущающее нормальное психосексуальное развитие. А это значит, цензура нужна! Благодаря ей сохраняется этическое состояние общества, а значит, и энергетическое, то есть его жизнеспособность. Но не менее важна писательская работа с пластами нецензурной лексики — искать остроумные вербальные аналоги бранных слов, делать их частью национального языка, придавая ему своеобразный колорит и развивая эстетический вкус соотечественников, — это, на наш взгляд, одна из составляющих социальной работы татарского литератора.
Сарвар Галеева
Танцующими человечками зашифрованы "плохие" слова
