«У меня есть гипотеза, что если бы не революция и джадидизм бы развивался естественно, то у татар могло появиться движение «братьев*»

«В Поволжье было больше возможностей в плане религиозных высказываний, потому что над тем же самым Курсави в Средней Азии висела опасность казни»

– Ваша кандидатская была посвящена такому татарскому богослову как Габдрахман Утыз-имяни. В советской науке Утыз-Имяни показывали просветителем и одновременно революционером. Кем он был на самом деле? 

– Он был традиционным богословом. Его труды были написаны в классическом богословском жанре, со ссылками на разные ханафитские источники. Он выделялся строгим отношением к бида (нововведение в исламе). Поскольку у нас нет других источников по просветителям, то мы можем опираться только на работы Ш. Марджани. В своих трудах он упоминает Муртазу Хазрата, но его работы не дошли до наших дней. Мы можем считать Утыз-Имяни, а также Курсави родоначальникам возрождения татарского богословия.

Нужно понимать, что Центральная Азия того времени – это монорелигиозное общество. Татары же имели более тесные связи с представителями других конфессий и национальностей. Возможно, это повлияло, что Курсави и Утыз-Имяни были менее зашоренными. В Центральной Азии влияние религиозной традиции в обществе было очень сильным. Нужно понимать, что наши просветители прибыли в регион с совершенно другой юридической системой и социумом. В Поволжье было больше возможностей в плане религиозных высказываний, потому что над тем же самым Курсави в Средней Азии висела опасность казни.

– Какие труды после себя оставил Утыз-Имяни?

– Наиболее интересным произведением является «Трактат о выделке кожи» в котором он размышляет, могут ли мусульмане использовать кожи, выделанные представителями других конфессий. Интересным является также «Трактат о закате», где обсуждается наиболее актуальная проблема нашего региона того времени – это совершение ночного намаза в летнее время. Есть ещё немного экстравагантный труд «Трактат о порицании чаепития». Имяни пишет, что татары выпивали по 40-50 чашек чая, из-за чего могли пропускать намаз.

«Бигиев высказывает идею, что потребительские кредиты разрешать ненужно, а вот классический кредит для развития бизнеса разрешить можно»

– Можно ли выделить этапы развития татарского богословия?

– Если период Имяни – это строгое следование мазхабу. В период Марджани мы видим рассмотрение вопросов иджтихада. То у Баруди говорится, что мы не имеем права придерживаться мазхаба, если мы наблюдаем истину в другом. Интересна его фетва, которая была издана после смерти Зайнуллы Расулева. Джаназа намаз был совершён заочно, потому что Расулев умер в Троицке. Вынося фетву о совершении этого намаза, он сослался на поступок пророка, хотя в ханафитском мазхабе подобной практики не было. В творчестве Бигиева и Фахрутдинова мы видим, что они явно говорят: имамы ошиблись, и мы должны находить новые ответы на вызовы современности.

В XX веке произошло крушение авторитетов. Я бы не связывал эти процессы чисто с капитализмом, который набирал обороты в Российской империи. На богословии лежит ответственность выносить решения в соответствии с шариатом. На мой взгляд, тот же Бигиев, когда он писал свои труды, исходил из объективной реальности.

– Что повлияло на развитие татарского богословия XIX века?

– Началась складываться богословская традиция, которая заложила основной богословский тренд, опирающийся, с одной стороны, на ханафитский мазхаб (правовая школа) и матуридитскую акыду (вероучение). С другой стороны, татары соседствовали с представителями разных конфессий и этносов, из-за чего происходил обмен опытом. То же Утыз-Имяни высказывал идею, что татары должны изучать русский язык. Сюда же можно отнести влияние русской и западной интеллектуальной мысли. Происходит это в тот момент, когда татары получают возможность обучаться в светских учебных учреждениях.

Также повлияло развитие капитализма. Бигиев, размышляя на тему, почему Запад ушёл в перёд, а исламский мир отстал, связывает это с тем, что в западном мире появились банки, которые аккумулировали в себе огромные финансовые средства, что позволяло строить железные дороги, заводы и т.д. В своём труде «Закят» Бигиев высказывает идею, что потребительские кредиты разрешать не нужно, а вот классический кредит для развития бизнеса разрешить можно. 

В конце XIX и начале XX века во многих исламских центрах начинает появляться общая тенденция в изучении материальных вопросов. Богословы видели, что исламский мир в техническом и научном прогрессе отстаёт от Запада. Именно из-за этого появляется тенденция дать рациональное объяснение некоторым религиозным догмам, как, например, новые трактовки признаков Судного дня и чудес пророка через призму научного прогресса. 

– Как идея иджихада оформилась у татар?

– Мы видим формирование советов улемов, которые выносили иджтихад. Появление этих советов связано в первую очередь с распределением ответственности между богословами: принимает решение не один человек, а группа. Для оповещения рядовых верующих существовал официальный журнал Оренбургского магометанского собрания. Нужно понимать, что на тот момент имамы имели большой авторитет, и население прислушивалось к ним. Кроме журнала Духовного управления были и другие издания, на страницах которых велась активная полемика. Даже у Габдуллы Тукая в одном из стихотворений есть ироническое высказывание про Мусу Бигиева: «Радуйтесь жители, Мусакай обязательно вас введёт в рай».

Нужно понимать, что татары жили в немусульманском государстве, и система могла давать сбой. Мы видим, что ДУМ мог выносить решение по поводу раздела наследства или расторжения брака. Не всех верующих могло удовлетворить решение, после чего они обращались в государственные суды. Возможность не исполнить нормы шариата была, как и сегодня. Если сегодня человек приходит к кадию и получает решение, то всё зависит от доверия. Если кадий авторитетный и ему доверяют, то его решение примут. Если нет, то могут обратиться в государственный суд или позвонить другому кадию.

«Я бы назвал в качестве основной характеристики татарского богословия интеллектуальную составляющую»

– Джадидизм является пиком развития татарской богословской мысли или он появился под влиянием капиталистических отношений?

– Если мы начнём читать Мурада Рамзи, где он описывает историю становления джадидизма, то он пишет, что он зародился как феномен, направленный на реформирование системы образования. И вот именно это в джадидизме он оценивает позитивно. Дальше он пишет, что в джадидизм начали вливаться люди, которые расширили сферу его применения, после чего идёт негативная оценка. Он пишет, что студенты, которые обучались в зарубежных вузах, не носили бороды, курили и подняли вопросы о хиджабе у женщин. Эти нововведения Рамзи порицает, потому что они противоречат шариату. Джадидизм на начальном этапе не имел отношение к капитализму, потому что Марджани вернулся в Казань с идеей обновления системы образования.

– Какое отношение было в остальном исламском мире к явлению татарского богословия?

– Остальной исламский мир знал татарских богословов. Они совершали хадж, и было общение. Также известно про Мурада Рамзи и нескольких других богословов, которые не просто посещали Мекку во время хаджа, но и останавливались там и даже преподавали. Я бы назвал в качестве основной характеристики татарского богословия интеллектуальную составляющую. Если мы берём Марджани, то мы видим, что он предложил использовать астрономические прогнозы для решения богословских проблем. Это уже другой уровень. В этом плане Марджани опередил исламский мир на 100 лет.

– Можно ли говорить, что ислам XX века – это ислам реформаторский?

– Более позднюю часть джадидизма позитивно оценивать сложно. В исламской науке есть строгие правила по методологии вынесения богословских решений (Усуль аль-фикх). Усуль аль-Фикх основан на чётких правилах, которые анализируются отдельные лексические единицы. Если мы берём коранический тексты, которые ясные и не допускает различных толкований, и встречаем глагол повелительного наклонения, то это обозначает обязательность выполнения действия. Богословские заключения позднего джадидизма противоречат этим фундаментальным основам.

«Фундамент этой идеи заключался бы в том, что мусульманам нужно иметь свою власть»

– Бигиев своими необычными решениями не противоречил исламу? 

– У Бигиева в вопросах акыды (вероучения) были неординарные решения, но они были в рамках ислама. Нельзя говорить, что джадидизм обновил религию или принёс новые толкования. У меня есть своя гипотеза по этому вопросу. Если бы не произошла Октябрьская революция и джадидизм развивался бы естественным путём, то у татар могло появиться движение на подобии египетских «Братьев мусульман»* (организация запрещённая на территории Российской Федерации – ред.). 

Если мы берём труды Фахретдина, где он начинает размышлять по поводу различных социальных проблем. Он не пишет чётко о политике, но он затрагивает исторические моменты и историю халифата, проводя анализ различных периодов в истории ислама. Основываясь на этом, можно предположить, что идеи по формированию подобных организации были бы характерны не только для Египта, но и для различных частей исламского мира. Фундамент этой идеи заключался бы в том, что мусульманам нужно иметь свою власть.

– Есть точка зрения, что Ризаитдин Фахретдин в разных трудах придерживается салафитских взглядов. Правда ли это, на Ваш взгляд?

– Он себя салафитом не называет. Если исходить из того, что в некоторых своих трудах он приводит в качестве авторитетов Ибн Таймию и Каййми аль-Джаузия, то можно говорить о влияния их идей на Фахретдина. Также влияние этих богословов мы наблюдаем в трудах Буби и Бигиева, потому что идея о всеохватности божественной милости совпадает с идеями Ибн Таймии.

– На ваш взгляд, что именно дошло до наших дней от ислама после революции?

– Если посмотреть Габдельхак хазрата Саматова и рассказы про Садыкова, то до нас дошла классическая ханафитская школа, поскольку они были выпускниками медресе. В тоже время они самостоятельно размышляли. Есть сюжет, который произошёл между Садыковым и Заки хазратом Сафиуллиным. Кто-то из них пришёл к другому в гости и слышит, что он на магнитофоне слушает Коран. Сразу возникает вопрос: можно ли с магнитофона слушать Коран? В качестве ответа был найден аят, где сказано: «когда вам читается Коран». Глагол» читается» находится в страдательном залоге. Получается, что виновник чтения неизвестен, и выходит, что источником чтения Корана может быть не только человек. Вот такой пример богословского заключения. 

- Спасибо за интересную беседу, Рамиль Камилович.

СПРАВКА

Адыгамов Рамиль Камилович – доктор исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории религии и общественной мысли Института истории АН РТ.

Подготовил: Владислав Безменов
Фото на анонсе: © Рамиль Гали / «Татар-информ»

* организация, запрещённая на территории Российской Федерации