Ульяновские мусульмане: как советская власть взяла на учет, а потом закрыла татарские мечети

Вторые после православных 

К началу Первой мировой войны мусульмане Симбирской губернии были второй по численности конфессиональной группой населения после православных христиан. Их доля в составе народонаселения по данным дореволюционных статистических источников равнялась 9,5%, а общая численность составляла 171165 человек. К этому времени у татар-мусульман сложилась эффективно функционировавшая сеть религиозных институтов - мечетей, служителей культа и конфессиональных учебных заведений.

По списку населенных мест Симбирской губернии на 1913 год, в регионе действовало 258 мечетей и, соответственно, мусульманских общин. Из их числа 184 мечети находились в Буинском (133), Курмышском (47) и Ардатовском (4) уездах. В пределах Симбирского (42), Карсунского (12), Сенгилеевского (10) и Сызранского (10) уездов, впоследствии ставших территориальным ядром Ульяновской области, располагались еще 74 мечети. К 1911 г. в 190 мусульманских учебных заведениях (мектебе и медресе) обучались 10609 детей, из них 9431 мальчик и 1178 девочек. В среднем на каждую школу у симбирских татар-мусульман приходилось 56 учащихся. Религиозно-образовательные, духовные, социально-политические потребности населения обслуживали мусульманские служители культа, получившие профессиональную богословскую подготовку в медресе Среднего Поволжья. В материалах губернского правления начала XX в. содержится разнородная информация о мусульманских служителях культа Симбирской губернии. В 1907 г. их общая численность, с учетом указных мулл и муэдзинов, оценивалась в 379 человек. Из них собственно имамов было 283 человека. В 1911 г. по ведомостям мусульманских приходов и духовных лиц численность только указных мулл составила 328 человек.

В ходе Великой российской революции 1917-1922 гг. в стране радикально изменилась общественно-политическая ситуация: рухнула Российская империя и на ее обломках возникла новая советская государственность. К власти пришла социалистическая партия большевиков, и в области государственно-конфессиональных отношений был взят курс на ликвидацию религии как социального института, традиции и формы общественного сознания. Одновременно был предпринят социальный эксперимент по построению атеистического общества и конструированию нового, советского типа человека. Объектом антирелигиозной политики государства оказались все конфессии. Непосредственным результатом такой политики стала деинституциализация религии, проявившаяся в закрытии и сокращении числа культовых зданий, ликвидации системы конфессионального образования, размывании профессиональных служителей культа, в разрыве преемственности религиозно-духовных традиций и трансформации повседневных религиозных практик.

Административная перекройка

Масштабы и темпы деинституциализации мусульманской общины в Симбирском - Ульяновском Поволжье в 1920-1930-е гг. имели свою региональную специфику. При этом необходимо учитывать, что дореволюционная Симбирская губерния не совпадает с современной Ульяновской областью. В межвоенный период отечественной истории в Советском Союзе проводились масштабные территориально-административные преобразования, и это не могло не сказаться на демографических параметрах татарского населения и количественных показателях религиозных институтов ислама в Симбирском - Ульяновском регионе. Так, территория Буинского уезда вошла в состав Чувашской и Татарской АССР. Из бывшего Симбирского уезда в ТАССР были переданы девять татарских селений, в которых накануне Первой мировой войны насчитывалось 29 мечетей. Собственно в границах современной Ульяновской области от уезда осталось пять татарских деревень с 12 мечетями. Всего же было 13 мечетей вместе с городской мечетью в Симбирске. Соответственно, ретроспективно к 1917 г. в современных границах правобережной части Ульяновской области насчитывалось 42 мечети: 13 мечетей в оставшейся части бывшего Симбирского уезда, 12 - в Карсунском, 8 - в Сенгилеевском и 9 - в Сызранском уездах. Кроме того, в 1943 г. в состав Ульяновской области вошли населенные пункты бывших Кузнецкого и Хвалынского уездов Саратовской губернии, Ставропольского и Самарского уездов Самарской губернии. По данным списков населенных мест, в границах левобережной части современной Ульяновской области к началу Первой мировой войны в 26 татарских селениях Самарской губернии насчитывалось 55 мечетей, а в правобережной части в 26 деревнях Саратовской губернии — 78 мечетей. Всего, по ретроспективным оценкам, на территории региона в границах Ульяновской области к 1917 г. могло быть 175 мечетей.

В советских делопроизводственных документах 1920-1930-х гг. встречаются разрозненные сведения о количестве действующих мечетей в регионе. По данным на 5 марта 1930 г. 75 мечетей было в Старокулаткинском районе. Тот факт, что это были все еще действующие мечети, указан в отчете Старо- кулаткинского районного штаба за 1934 год по массовому выселению кулачества из Средне-Волжского края. Кроме того, в источниках сообщается еще о 48 мечетях в 20 татарских деревнях. По-видимому, на рубеже 1920-1930х гг. на территории Симбирского - Ульяновского Поволжья с учетом Старокулаткинского района действовало не менее 123 мечетей и, соответственно, мусульманских религиозных общин.

Строительство мечетей в советские годы

Скорее всего, вплоть до конца 1920-х гг. в регионе продолжилось строительство новых мечетей, хотя и не такими темпами и не в таких масштабах, как в дореволюционной России. Например, в 1918 г. была открыта вторая мечеть в г. Симбирске, в 1921 г. построена новая мечеть в д. Старая Тюгальбуга, в 1922 г. — мечеть второго прихода в д. Уразовка. К 1929 г. была возведена, шестая по счету, мечеть в д. Новые Тимерсяны.

По документам неясно, сколько мечетей в 1920-х гг. действовало легально, и, соответственно, сколько было зарегистрированных мусульманских религиозных обществ. Дело в том, что по завершению гражданской войны в СССР был принят пакет нормативно-правовых документов, касающихся вопросов регистрации религиозных обществ. 3 августа 1922 г. - Декрет “О порядке утверждения и регистрации обществ и союзов, не преследующих цели извлечения прибыли”. В том же году, 10 августа, была выпущена инструкция, обязывавшая религиозные общества во время прохождения процедуры регистрации в обязательном порядке предоставлять в НКВД устав общества, список членов-учредителей, членов исполнительного комитета, копию утверждения устава соответствующими органами власти [2, с. 35-40].

В 1920-х гг. в СССР была проведена массовая регистрация мусульманских приходов. В соседней Нижегородской губернии их перерегистрация началась в 1923-1924 гг. и завершилась к 1927 г., в регионе на тот момент было зафиксировано 113 мусульманских обществ. В Самарской губернии к 1928 г. были заключены договора со 105 мусульманскими общинами [3, с. 167; 4, с. 66]. В Ульяновской губернии перерегистрация также приходится на середину 1920х гг. В ходе регистрационной кампании в ряде татарских деревень возникли трудности с заключением договоров между религиозными обществами и местными органами власти. В частности, это произошло в деревнях Ахметлей и Большой Сайман Николаевского района. Татары-мусульмане десяти мусульманских общин отказались заключать договоры о регистрации религиозных обществ.

«Пришли пьяные коммунисты с наганами и требовали заключить договор на передачу мечетей государству» 

Летом 1925 г. была создана комиссия для выяснения причин не заключения договоров. 13 июня в президиум Ульяновского губкома поступил доклад, в котором говорилось, что “татарское население сильно закабалено своей вековой темнотой и религиозным дурманом”. В деревнях, особенно в д. Большой Сайман, верующие в своем большинстве описывались как “религиозные фанатики”. Кроме того, отмечалось, что в татарских деревнях не ведется партийно-политическая работа, а члены местной ячейки РКП (б) не пользуются уважением и авторитетом у населения. По мнению т. Короткова, участвовавшего в собрании жителей д. Ахметлеи, верующие не поняли суть декрета, который, по его словам, “не затрагивает чувство религиозности...”, а “заключение договора это не злой умысел, а ошибка населения, которую необходимо исправить”.

Действительные причины нежелания верующих заключить договоры лежали несколько в иной плоскости. В том же докладе от 13 июня 1925 г. было сказано, что жители селений недовольны запретом на преподавание вероучения в школах. На собраниях верующих, организованных властью 19-20 июня, вскрылись и другие обстоятельства. В частности, по словам т. Богданова, сказался негативный опыт реализации Декрета об отделении церкви от государства: в 1919 г. в д. Ахметлеи пришли пьяные коммунисты с наганами и требовали заключить договор на передачу мечетей государству. Верующие из этой деревни высказывали опасения, что в случае заключения договоров “в дальнейшем мечети будут обложены налогами”. Этого боялись и мусульмане из д. Большой Сайман. Они считали, что после договора и вовсе могут потерять мечеть — “стоит только заключить договор, как на эти мечети будет налог или хуже, — их возьмут и откроют там какие-либо советские учреждения”, например “театр или народный дом”. Как отмечал помощник прокурора по Сызранскому уезду, в этих татарских деревнях сошлось несколько неблагоприятных социальных обстоятельств: “.все скверно переплелось в одно: и влияние богачей и мулл, и забитость бедняцкого населения, и бестактные, а порой явно преступные действия представителей органов власти, и глубоко вгнездившиеся во все норы общественных слоев преступные элементы”.

На заседании комиссии по выяснению причин не заключения договоров было принято решение не созывать “мечетные советы”, а в каждой деревне провести общие собрания граждан. Первое собрание было проведено 19 июня в д. Ахметлеи. Местные жители постановили зарегистрировать религиозные общества и заключить договор. Видимо, не последнюю роль сыграло выступление имама Базеева, призвавшего заключить договор. Прямо противоположным результатом завершилось собрание верующих в д. Большой Сайман, решивших, что они жили без договора, и будут жить дальше. В обеих деревнях мусульманские общины, юридически, предполагалось оформить в виде религиозных групп.

«В результате кампаний по антирелигиозной пропаганде много мечетей было обращено в народные дома» 

30 июня президиум Ульяновского губкома постановил оформить регистрацию и заключить договор с мусульманами из д. Ахметлей. Верующим из д. Большой Сайман был решено сделать повторное предложение, а в случае отказа временно закрыть мечети до момента оформления договора. Ульяновский Губком 8 июля 1925 г. предписал Сызранскому укому РКП (б) до августа провести среди жителей “усиленную подготовительную работу по разъяснению декрета о церкви, доказать, что заключенный договор не принесет никакого вреда гражданам”, и добиться его заключения. Кроме того, во втором полугодии 1925 г. в этих деревнях побывал помощник прокурора по Сызранскому уезду. По его словам: "... трудно было на собрании, напряженно оно проходило, но все-таки постановили договора заключить. И договора были подписаны и в Саймане, и в Ахметлее [в тексте подчеркнуто красным карандашом — А.К.]”. В д. Большой Сайман договор был заключен позже, чем в д. Ахметлей, только в 1926 г.

По всей видимости, проблемы с регистрацией, связанные с опасениями верующих потерять свои мечети, были и в других селениях Ульяновской губернии. Не случайно 30 июня 1925 г. Ульяновский губком предписывал “вторично оповестить население, что местные органы власти после заключения договоров не имеют права отбирать мечети и использовать их в своих нуждах”.

Однако действительность оказалась совершенно иной. Уже в первой половине 1920х гг. началось закрытие мечетей и в них стали организовывать учреждения культурно-просветительского характера. В отчете агитационнопропагандистского отдела Губкома РКП (б) за июль 1923 г. говорилось, что подотделом национальных меньшинств “взята татарская мечеть на фабрике им. Гая”. В 1924 г. татарское бюро докладывало, что по решению общих собраний рабочих Самайкинской, Екатерининской и Мулловской фабрик были закрыты мусульманские молитвенные дома и переданы под школы фабзавуча и жилые квартиры. В протоколе коллегии нацмен за тот же год было сказано, что в результате кампаний по антирелигиозной пропаганде много мечетей было “обращено в народные дома”. А в начале января 1925 г. АПО Губкома РКП (б) разослал в райкомы партии и в краевой совет воинствующих безбожников запрос о подготовительной работе по закрытию церквей и мечетей.

«Мечеть в д. Дракино рассматривалась властями как центр “контрреволюционной деятельности на селе, куда прячется вся кулацкая агитация”»

Закрытие мечетей было вопросом времени. В официальных документах 1920-1930х гг. церкви и мечети рассматривались исключительно как центры кулацкой оппозиции советской власти. На самом деле, в это время они оставались одним из немногих локальных публичных пространств, независимых от власти, где деревенские жители могли обсудить разные вопросы общественной жизни. Функция мечети как пространства формирования и выражения общественного мнения, унаследованная от дореволюционной эпохи, сохранилась в 1920-1930х гг. Например, в конспекте доклада “О некоторых недостатках районной партийной организации” за 1 апреля 1929 г. говорилось, что в ряде татарских деревень, в мечетях обсуждались выборы в сельские советы. Во время коллективизации участие кулаков в выборах в сельсоветы трактовалось советской властью как одно из проявлений обострения классовой борьбы в деревне. Мечеть в д. Дракино Карсунского района рассматривалась властями как центр “контрреволюционной деятельности на селе, куда прячется вся кулацкая агитация” и где “под руководством муллы и кулаков велась антисоветская работа”.

Согласно итогам обследования политико-просветительской работы в Ульяновском округе, с 24 декабря 1929 по 5 февраля 1930 гг. были закрыты две мечети в татарских деревнях Кошкинского района и переданы под избы-читальни. В 1930 г. закрыта мечеть в Тюгальбуге. Там представители советских и партийных органов власти организовали голосование за закрытие мечети. Голосование проводилось дважды — на собрании бедняков и на общем собрании жителей деревни. По состоянию на 20 апреля 1930 г. каменную мечеть по ул. Лосевой в г. Ульяновске планировалось передать под клуб “мусульманской молодежи”. Такое решение было принято на основе наказа избирателей от национальных меньшинств по 26 избирательному участку. В 1932 г. были закрыты и отданы под “культурные очаги” (школы) четыре мечети в Средней Терешке, Кирюшкино, Вязовом Гае и Старой Яндовке; параллельно оформлялось закрытие еще восьми мечетей Старокулаткинского района.

Осталось 13 мечетей

К 1947 г. по данным местных райкомов на территории Ульяновской области в 57 татарских деревнях, в областном центре и в г. Мелекессе было учтено 145 мечетей, из них — 13 действующих и 132 закрытых. Эти цифры близки к ретроспективным оценкам количества мечетей в границах области по состоянию на 1917 год — 175 мечетей. Материалы райкомов 1945-1947 гг. нельзя считать абсолютно полными и точными. В них нет сведений по всем татарским селениям региона, не совпадает количество мечетей по отдельным деревням и районам на начало XX в. и на 1945-1947 гг. Не по всем учтенным мечетям в 1945-1947 гг. указан год закрытия — только по 82 из 145. Есть расхождения и по дате закрытия мечетей, например, по Старокулаткинскому району. Так, согласно данным 1945-1947 гг., 50 мечетей были закрыты в 1935 г., однако это не соответствует сведениям источников по отдельным деревням. В д. Старая Кулатка 11 мечетей закрыты в 1937 г., в д. Старое Зеленое — шесть мечетей в 1930-1932 гг., по одной мечети — в Средней Терешке, Кирюшкино, Вязовом Гае и Старой Яндовке в 1932 г. (см. таблица 1). Поэтому возможно, что в районе в 1935 г. было закрыто не 50 мечетей, а 35. Однако и эта скорректированная цифра выглядит внушительно. Тем не менее, при всех имеющихся расхождениях, на основе совокупности выявленных исторических документов можно составить ограниченное представление о масштабах и сроках закрытия мечетей в Симбирском - Ульяновском Поволжье.
 
Таблица 1 / Table 1
Количество и время закрытия мечетей в Симбирском - Ульяновском Поволжье в 1920-1930-е гг.
The number and time of closing mosques in the Simbirsk - Ulyanovsk region in the 1920-1930s


Пик закрытия мечетей 

Массовое закрытие мечетей в регионе пришлось на десятилетний период 1929-1939 гг. С учетом скорректированных данных по Старокулаткинскому району, до 1935 г. в Симбирском - Ульяновском Поволжье были закрыты примерно 35 мечетей из 104, а с 1935 по 1939 г. - еще 69 мечетей. То есть в это четырехлетие процесс стал более интенсивным и масштабным. Как минимум больше половины (60%) всех мечетей (104 из 175) были закрыты к концу 1930-х гг.

Нельзя сказать, что верующие мусульмане являлись пассивными участниками процесса деинституциализации религиозной общины. Исторические документы говорят об обратном. Верующие как могли пытались отстоять свои мечети, правда, их возможности и ресурсы были крайне ограничены и несопоставимо малы по сравнению с государством. Одна из легальных возможностей появилась в 1936 г., когда в СССР была принята новая — “сталинская” конституция. Она гарантировала советским гражданам свободу совести и вероисповедания. Религиозные общины, верующие советской страны с воодушевлением восприняли эти конституционные гарантии как легальные возможности возращения культовых зданий, ранее переданных государству под культурно-просветительские и социальные учреждения. В органы государственной власти, начиная с низового уровня сельских советов и вплоть до высшего звена власти — ВЦИК СССР стали поступать ходатайства верующих о возращении культовых зданий. Однако провозглашенные гражданские права, инициативы верующих натолкнулись на реальность антирелигиозной политики государства. В полной мере это проявилось на региональном уровне коммуникации религиозных общин и власти.

В июле 1936 г. верующие ряда татарских деревень Старокулаткинского района, Мосеевки, Кармалы, Старого Атлаша и Старого Зеленого возбудили ходатайства о возращении мечетей в пользу религиозных общин. 9 января 1937 г. на имя члена ВКП (б) т. Хабибулина поступила служебная записка начальника районного отдела Старокулаткинского УНКВД И. Базеева. В ней были раскрыты обстоятельства подачи ходатайств. В духе того времени действия верующих, уполномоченных от религиозных общин, были оценены как антисоветские и контрреволюционные. Такая же оценка была дана и существу самого ходатайства верующих д. Мосеевка: «Содержание заявления явно контрреволюционное, где всячески ложными показаниями компрометируют местные власти, чтобы перед ВЦИК добиться возращения мечетей, переданных общим собранием для общественных нужд: клуб, школы и т.д.».

«Теперь разрешите нам занять мечеть для культовых нужд...» 

Совершенно иной была оценка верующими того, каким образом мечети были изъяты и какими должны были быть действия власти в условиях провозглашенных конституционных гарантий. Так, уполномоченный от верующих Шарибжан Кузяев, придя в сельсовет 20 июля 1936 г., заявил: “Вот согласно новой конституции религия от государства отделена. Теперь разрешите нам занять мечеть для культовых нужд, ведь мечети вы взяли незаконно, там, в протоколах, подписались только комсомольцы”. На вопрос председателя сельсовета Шарибжан ответил, что пришел от имени уполномочивших его односельчан и хотел бы узнать, будет ли местная власть следовать нормам Конституции. Вместе с Сяфетом Караевым и Хусаином Алюковым Шарибжан Кузяев обошел всю деревню и собрал более 200 подписей под ходатайство. При этом они убеждали односельчан: “Вы держитесь за религию, если веруете, то подпишитесь, чтобы нам мечеть возвратили обратно”.

В тот же пятничный день, 20 июля, в соседней д. Кармалы после молитвы на кладбище состоялось собрание верующих, на котором постановили подать ходатайство. Сначала верующие решили обратиться в сельсовет, а в случае отказа направить заявление во ВЦИК СССР. Уполномоченным по ходатайству был выбран Люкман Кузяев. Так же, как и в д. Мосеевка, вместе с Хусаином Абдульменевым и Арифуллиным, он обошел односельчан и собрал более 400 подписей. После того как сельсовет отказал в ходатайстве, верующие направили его во ВЦИК СССР3.

Слухи

Побудительным фактором в подаче ходатайств о возвращении мечетей стали ничем не подтвержденные факты или попросту слухи о благоприятном исходе подобных дел у татар-мусульман в соседних регионах. Согласно данным НКВД, в деревнях Старокулаткинского района появился некий “ходок” из с. Шемалак Павловского района, который заявлял, что в Павловском и Неверкинском районах уже вернули верующим мечети, и этого же надо добиваться местным жителям. В селах Кармалы и Средняя Терешка аналогичные слухи распускали Алим Бадаев из Пензы и Каюм Хамзин из с. Средняя Терешка. Процедура подачи ходатайства включала несколько этапов и выглядела следующим образом: 1) обсуждение вопроса среди верующих после молитвы и выборы уполномоченных от религиозной общины; 2) составление текста ходатайства; 3) подворный обход деревни и сбор подписей под заявлением; 4) обращение с ходатайством в сельсовет; 5) направление ходатайства в высший орган государственный власти, в данном случае во ВЦИК СССР.

В обеих деревнях, Мосеевка и Кармалы, сельсоветы отказали в удовлетворении ходатайства. По-видимому, такой же результат был и в других соседних деревнях района — Старом Атлаше и Старом Зеленом.

Продолжение следует 

Источник: Кобзев А.В. Институты мусульманской общины Симбирского – Ульяновского Поволжья в 1920–1930-е гг.
Minbar. Islamic Studies. 2019;12(4):959-984.
minbar.su

Источник фото на анонсе: perunica.ru