Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
Габдрахман Сафин родился 31 марта 1922 года в селе Симетбаш Арского района. Практически всю жизнь прожил в родной деревне. Сейчас у него болят ноги, и средний сын Габдельбар взял отца к себе. В гости к юбиляру мы приехали в один из коттеджных поселков в Лаишевском районе. Дом, где проживает Габдрахман абый, находится в живописном месте у самого леса.
Приехав в десять утра, застали ветерана за его любимым занятием – он решал кроссворды. Нас Габдрахман абый встретил с приветливой улыбкой. Кажется, зачастившие после юбилея гости его совсем не утомили. У долгожителя уже побывали глава Арского района Ильшат Нуриев, глава Лаишевского района Ильдус Зарипов, журналисты разных СМИ и просто те, кто искренне его хотел поздравить с юбилеем.
Воспользовавшись ходунками, Габдрахман абый повел нас из своей комнаты в зал. Пока шли, пошутил: «Вот, дома передвигаюсь верхом на лошадке». Несмотря на слабое зрение, он еще читает газеты, с помощью очков с толстыми линзами. Зато со слухом у него все в порядке, ум ясный и память отменная. С таким человеком беседовать можно целыми днями. Наше общение продолжалось ровно два часа.
«Мама прожила до 96 лет, а ее отец – до 102 лет»
– Габдрахман абый, трудно было вам в таком возрасте покидать родную деревню?
– Нелегко, конечно. Но здесь мне живется очень хорошо, поэтому я не унываю. Но хотелось бы разок вернуться, повидать. Я еще надеюсь, что отвезут, покажут мне родные места.
– Как у вас день проходит, Габдрахман абый?
– Днем решаю сканворды. Даже не замечаю, как день проходит. Из Казани привозят все сканворды, кроссворды газеты «Акчарлак» (частная газета Габдельфата Сафина. – Ред.). В неделю получаю две-три газеты. Этого хватает мне на неделю.
– Габдрахман абый, можете сказать, в чем секрет такого долголетия?
– Секрета я не знаю. Так было предписано Всевышним. С его помощью много раз избежал смерти. Трудностей тоже было немало. Я проявлял терпение, надеялся на лучшее. Были и плен, и арест, но я пережил эти времена, понимал, что надо держаться. Самое главное – мне не пришлось испытать горя из-за детей. Все живы-здоровы, у всех есть семьи, живут в достатке.
– Сколько у вас детей?
– Четыре сына и дочь.
– Младший – Габдельфат Сафин?
– Да, старше него – сын Габдельбар, с ним я сейчас живу.
– В роду у вас есть долгожители?
– Мама у меня прожила до 96 лет, а ее отец – до 102 лет.
– Вы когда-нибудь курили, пили?
– Курил я долго, начинал с баловства подростком и бросил только после пятидесяти. Бросал тоже необычно. Как-то простудился, болел, сел перед печкой, закурил и начал задыхаться, кашлять… «Сдохнешь ведь», – говорю себе. Всю пачку скомкал и бросил в огонь. После этого почти 50 лет ни разу сигарету в рот не брал.
А алкоголь не пью уже примерно десять лет. До этого в обед и ужин по чуть-чуть выпивал. Насколько я понял, если знать меру, алкоголь не так вреден.
– Сейчас лекарства принимаете?
– Лекарств у меня целая сумка. Каждый день перед сном принимаю по три таблетки – обезболивающее, успокаивающее, снотворное. Перед тем как лечь спать, с восьми до девяти часов в течение часа натираю ноги, колени тремя разными мазями. Лекарства мне сноха постоянно привозит.
– Кем вы работали?
– Работал в колхозе. Остался в деревне, подумал, что родители уже пожилые, а сестра может выйти замуж и уехать. Сначала грузы возил на лошади, с пятнадцати лет зимой возил дрова в дом отдыха Васильево. Летом добывал камень из земли и тоже возил. Позже работал бригадиром, бухгалтером, председателем ревизионной комиссии.
– Вы пели когда-нибудь?
– Для себя только, иногда. На сцене никогда не пел.
– А на гармони играли?
– Нет, я левша, поэтому не смог.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«О таланте Габдельфата мы даже не знали»
– Как думаете, в кого ваш сын Габдельфат такой музыкальный?
– Жена у меня очень красиво пела. Рассказывали, что она, когда работала на ферме, пела очень сильным, красивым голосом на всю ферму.
– Она тоже работала в колхозе?
– Да, в основном на овечьей ферме, немного поработала дояркой.
– А Габдельфат абый с детства был такой? Вы догадывались, что он станет большим артистом?
– Нет, насколько знаю, до 18 лет он вообще не пел. Он уехал учиться в строительный институт в Казани и там начал петь в ансамбле. А мы и не знали, что он поет. Его заметила Зухра Шарифуллина, взяла с собой на гастроли в Сибирь, только тогда мы узнали.
– А вам нравится, как он поет?
– Очень люблю, всегда жду его новые песни.
– Какая песня больше всего нравится?
– Много таких песен. Он же поет только хорошие, с глубоким смыслом. Его песни «Ак күлмәгем», «Чияләр» стали очень популярными.
– А татарскую эстраду слушаете? Кто-нибудь нравится?
– Да, концерты я смотрю. Мои любимые Альфия Авзалова, Ильгам Шакиров уже покинули этот мир. А настоящих певцов сейчас очень мало. Большинство не поют, а будто частушки рассказывают. Из молодых хорошо поют Филюс Кагиров, Раяз Фасихов.
– Можете вспомнить какую-нибудь забавную историю из детства сына? Он любил пошалить?
– Нет, он был умный, серьезный. Очень хорошо учился. Однажды дал списать однокласснику, учитель в отместку «четыре» поставил в аттестат. Он был бы отличником. Своими силами поступил в строительный институт в Казани. Когда начал работать, купил себе четырехкомнатную квартиру. Только город не любил. Потом уже построили себе дом за городом.
– А сноха вам сразу понравилась?
– Когда в первый раз увидел, подумал – вроде ничего… Сноха оказалась очень боевой. Возила товар из-за границы, продавала в Казани. С этого начали обустройство свой жизни. Даже газету начали издавать.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«В Польше нас присоединили к третьему батальону легиона “Идель-Урал”»
– Габдрахман абый, вы участвовали в Великой Отечественной войне. Где вы служили?
– В армию ушел 10 августа 1941 года. Сначала нас, четырех парней из Арского района, отправили в Саратов. Там прошли подготовку, зимой жили в палатках, копали землянки. Затем нас перевели в Ивановскую область и учили прыгать с парашютом. Но в воздушном десанте послужить не успели, потому что наша армия отступала. В отступлении прыжки с парашютом не нужны. Всех нас перевели в мотострелковые войска и отправили на Сталинградский фронт.
На подъезде к Сталинграду вражеской бомбой была разрушена железная дорога, по которой наш поезд должен был проехать. Забрали с поезда все оружие и пошли пешком. Ящик патронов несли два человека и прошли 80 километров. Днем идти не могли. За две ночи сумели доставить оружие до назначенного пункта, только оно все равно не пригодилось. На следующий день нас атаковали вражеские танки. Очень много солдат были засыпаны землей после взрывов снарядов, в окопах. Это было ужасное зрелище. Кто и где остался умирать – невозможно было понять. Сам я остался жив, видимо, только потому, что еще не пришло мне время умирать.
Перед атакой танков мы выкопали окоп на семерых. Спустились – всем места не хватает. Мне пришлось рядом выкопать еще один окоп. Один из танков дошел до нас и проехал над моей ямой. Рядом лежала винтовка, она была просто раздроблена. А я свернулся в окопе и так лежал. В тот окоп кинули гранату. Помню, тело старшины лежало на краю.
Танки прошли дальше. Через некоторое время несколько танков вернулись. Один из них остановился рядом с нами, и оттуда вышли двое. Один взял пистолет нашего старшины и выстрелил в голову еще живого солдата. Второй подошел ко мне. Вытащил меня из окопа, поставил перед собой. Снял пилотку с моей головы, сорвал с нее звезду и обратно на меня надел. Ему, видимо, нужна была эта звезда. Посадили в танк, увезли в небольшую деревню. Там были выжившие советские солдаты. Всех закрыли в одном из дворов. Так я попал в плен.
За хлевом был огород. Я туда вышел и притворился, что копаю картошку. Видел меня охранник или нет, я пошел мимо построек, практически прижимаясь к ним, и зашел в дом в конце улицы. Сам думаю – сейчас застрелят. Меня в доме встретили старик и старушка. Дали поесть, попить, какую-то одежду вроде халата. Подумали они и решили меня временно спрятать под полом. А через некоторое время этот старик пришел с немецким солдатом. Может быть, испугался, что если узнают, то расстреляют. Почему-то он меня выдал. И снова меня закрыли в том дворе. После этого уже началась моя жизнь в плену.
Нас пешком повели до Польши. Толком не кормили, не давали отдыха. Очень много земель прошли. В Польше нас присоединили к третьему батальону легиона «Идель-Урал». Меня поставили рыть окопы. По мере отступления фашистов мы рыли окопы и так дошли до Восточной Пруссии. Отступили до Балтийского моря. Когда уже некуда было отступать, немецких солдат и пленных погрузили в пароходы и увезли. У меня был окоп, вырытый глубоко, мы, трое пленных, спрятались в нем, и нас не заметили. Лежали в этой яме три дня. После этого пришла Красная Армия. Некоторые солдаты говорили, что нас надо пристрелить. Но их командир не разрешил. После проверки нас отправили в запасной полк, а затем уже в 50-ю дивизию. С дивизией мы дошли до Берлина.
Даже в последние дни войны на подходе к Берлину нас довольно сильно обстреляли. Одна часть армии добралась до Берлина, и вторая часть была разбита на подступах к городу. Когда стрельба прекратилась, я взял в плен раненого немецкого офицера и вместе с ним пошел в лес, вывел оттуда семнадцать фашистов. Под дулом пистолета он был вынужден отдать своим приказ сложить оружие.
Я сам до Рейхстага не дошел, потому что на тот момент, когда наш батальон вошел на улицы Берлина, война закончилась. Мы повернули назад. Через Польшу, Чехословакию пешком дошли до Белоруссии. К счастью, мне удалось добыть лошадей. Я немного знал немецкий, вместе со старшиной мы взяли у одного человека пару лошадей с телегой. На телегу погрузили вещи солдат, я ехал на ней.
В Белоруссии мне вручили медали за взятие Берлина, за победу в Великой Отечественной войне. Всех одновременно домой не отпускали. Сначала уехали люди постарше, а потом уже очередь дошла и до нас. В деревню я приехал осенью 1946 года.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Осудили на двадцать лет»
– По истории мы знаем, что побывавшие в плену советские солдаты подвергались репрессиям. Вас тоже после войны преследовали?
– В плену к нам иногда приходили Муса Джалиль и Абдулла Алиш. Расспрашивали, нет ли среди нас кого-нибудь пригодного для работы в редакции. С нами в плену был Рауф Вафин, до войны он работал в редакции газеты в Атне. Его Муса Джалиль увел с собой. Когда я приехал в деревню, в первую очередь узнал у о судьбе Рауфа. Его забрали в НКВД, оттуда он не вернулся. Сказали, что умер от болезни желудка. Отчего на самом деле умер, я не знаю.
Через два года после возвращения меня тоже стали вызывать в НКВД на улице Дзержинского в Казани, из-за того, что я побывал в плену. Потом был суд. Меня приговорили к 20 годам. Там были еще двое ребят, им дали по 25 лет колонии. Учитывая, что после плена я был на фронте, мой срок сократили на пять лет. Так меня закрыли в колонии на станции Вахитово в Казани. Дома с родителями остались жена и мой десятимесячный сын.
Из письма сестры понял, что жена хотела бы уйти от меня. Я не был против, но написал в письме, чтобы сын остался у нас. В итоге она оставила ребенка в деревне и уехала в Казань. Приезжала видеться с сыном, иногда забирала его к себе.
Некоторое время я сидел в Казани, а потом меня перевели в Кемерово. Там работал в деревоперерабатывающем цеху. Там были вальщики леса, они дерево сплавляли по реке, а мы вылавливали его из реки, которая текла через колонию, и складывали на берегу. Тяжелая работа. Потом меня поставили бригадиром. Тогда уже стало легче. Бригадир в конце месяца составлял наряд, сдавал его нормировщику, а потом по этому документу бухгалтерия начисляла зарплату. Учитывая, что я точно заполняю документы и мой опыт бухгалтера в колхозе, через два года назначили помощником нормировщика, затем бухгалтером. Работы было много. Иногда всю ночь сидел, считал. Но не тяжелая физическая работа, поэтому все равно было лучше.
В 1953 году умер Сталин, и начались амнистии. Руководитель колонии пытался уговорить остаться меня работать бухгалтером, я не согласился. Он говорил, что на родине мне житья не будет, работу не дадут. Но я все равно уехал, потому что папа к тому времени уже умер, мама с сестрой остались вдвоем, и сын подрастал. С момента суда и до выхода из колонии прошло шесть с половиной лет. Дом, хозяйство сильно исхудали, надо было ремонтировать, строить заново. В колхозе мне дали работу – бригадиром лесоповальщиков.
Фото: © Салават Камалетдинов / «Татар-информ»
«Жену выдал замуж»
– После тюрьмы с женой стали жить вместе?
– Я хотел воссоединиться с ней. С сестрой поехали в общежитие, где она жила. Там девчонки сказали, что она встречается с кем-то. Ну, встречается, и ладно, с кем не бывает? Я надеялся, что она вернется ко мне. Вечером она вернулась в общежитие. Смотрю, она беременная. Стала плакать. Вышла и через некоторое время привела своего парня. Мы с ним выпили пол-литра на двоих, на следующий день выдал свою жену замуж и уехал.
Приехал в деревню и попросил руки дочери соседей – Разии. Она долго не заставила себя уговаривать, вскоре мы поженились. Друг да другом родились у нас три сына и дочка.
– А что стало с первой женой?
– Она недолго прожила. Через некоторое время сообщили, что она умерла.
– А как у вас сложилось со второй женой? Вы жили счастливо?
– Разные были времена. Иногда ссорились, разве без этого бывает… Просто из-за бытовых проблем. А так жили хорошо, слава Аллаху! Она умерла в 79 лет.
– Сын от первой жены?
– Он не поехал с мамой, остался со мной. Сейчас живет в Челнах. Приезжает ко мне, постоянно общаемся.
– Габдрахман абый, как вы считаете, что такое счастье?
– Что такое счастье, я даже сам точно не знаю. Надо уметь принимать данную Всевышним судьбу. Все мои дети живы, мне не пришлось испытать горя из-за детей, дожил до ста. Это и есть для меня счастье.
Рифат Каюмов, intertat.tatar, перевод
Источник: «Татар-информ»
