«Вексельное обеспечение в Золотой Орде – это колоссальный прорыв»

«Вексельное обеспечение в Золотой Орде – это колоссальный прорыв»

- Давайте поговорим про деньги - о том, какие средства платежа были в период Золотой Орды и вообще в средние века. 

- Разумеется, но сначала нужно определиться с тем, как эти средства платежа возникли и развивались. Здесь уместно подумать о том, что вообще такое деньги. Все обычно говорят, что это – средство платежа или обмена, но ничего подобного. Если взять главную суть денег, то мы поймем, что это универсальный товар, по отношению к которому все другие товары и услуги могут быть оценены. Не важно, что это золото, векселя или банкноты с разными названиями и разной стоимости – главное, что общество согласно видеть в них универсальное мерило вложенного труда и обмена. И само появление таких денег – это важнейший прорыв к цивилизации. Ведь для того, чтобы возникло универсальное средство обмена необходимо, чтобы ремесло достигло высокого уровня специализации, а социальные отношения вплотную подошли к оформлению сословно-классовой структуры.

На заре возникновения денег общество перепробовало разные универсальные средства общения. На Ближнем Востоке, где впервые появились подобные средства расчета, это были, видимо, шкуры быков. Сначала это были реальные шкуры – они имели самую настоящую ценность, как сырье для изготовления одежды и других полезных вещей. Но они и могли долго хранится и их можно было обменять без особых проблем на горшок или еду. Но большие шкуры очень неудобны для перемещения. За десять шкур можно было купить, допустим, бочку просяного пива. Но тащить их на себе или даже везти в повозке в соседнее село – довольно тяжело, это то еще приключение. Или представьте себе перевозку сотни шкур для закупки необходимых продуктов или сырья. Появилось понимание, что обменивать можно не сами шкуры, которые спокойно хранились в общественных складах, а их имитации – небольшие бронзовые отливки в виде бычьих шкур. Эти маленькие бронзовые имитации шкур можно было легко использовать и легко обменять. А гарантом, что за ними стоят реальные шкуры, были городские власти, хранившие их на складах и отвечающие за их сохранность.

Монетки тоже имели ценность. Допустим, из десяти бронзовых «шкурок» можно было отлить топор или серп. В нашем регионе, в Среднем Поволжье, археологи давно обратили внимание на то, что с одной стороны - есть клады, а с другой - в поселениях встречаются десятки топоров, серпов и даже некоторые виды украшений с сохранившимися литиками и заусеницами. Это говорит о том, что их отлили, но не обработали.  Владелец ими не воспользовался и, очевидно, не собирался ими пользоваться, поскольку это – средство обмена. Причем универсальное.

Когда мы говорим о существовании «полезного эквивалента», надо понимать, что деньги – это не всегда нечто полезное. Возьмем раковины каури, которых много по всей Евразии, вплоть до Приполярного Урала: они служили и украшениями, и средством обмена, потому что они сравнительно редкие (встречаются только на некоторых побережьях Индийского океана, особенно на Мальдивских островах), а также довольно красивые. Так вот эти раковины издавна служили средством обмена и были таковыми вплоть до XVI века! Ими пользовались еще португальские завоеватели. Считается, что китайский иероглиф «деньги» происходит от изображения именно раковины каури. Конечно, можно сказать, что они имеют некую ценность и даже полезную стоимость. Но самом деле – нет. При этом они охотно всеми принимались в качестве средства платежа. В этом заложена другая важная особенность денег.

Сейчас поясню, что я имею в виду. На островах Полинезии в качестве денег служили обработанные куски камня – круглые, с отверстием внутри. Никакой пользы от них нет, но они использовались, как средство платежа. И везде принимались в качестве средства обмена. Значит, для денег, кроме потенциальной полезности важно другое – доверие. Кто-то продал кому-то связку кокосов за каменный диск, а тот может его, в свою очередь, обменять на свинью. Таким образом мы приходим к тому, что помимо полезности в деньгах, как средстве обмена, важнейшую роль играет доверие к ним. 

- Это как вексель?

- Именно. Если говорить про вопрос зарождения денег и про Среднее Поволжье, то эта территория в древности и вплоть до Золотой Орды, была, конечно, «страной третьего мира». А вот Золотая Орда с ее мировой торговлей выдвинулась в число лидеров среди евразийских держав. Именно здесь, наряду с Северной Италией, стали развиваться более передовые торгово-денежные отношения высокого уровня. 

Очевидно в этом было высоко влияние Китая. Дело в том, что в Китае чуть раньше, зародились бумажные деньги. Очевидно, сначала это были какие-то расписки, а потом государство решило, что их ходит слишком много, а ценность их не всегда понятна. Так что была выпущена единая государственная расписка. Этот механизм оказался очень действенным. Так появились бумажные банкноты. Первые дошедшие до нас бумажные деньги относятся к монгольской династии Юань. Тогда впервые был установлен эквивалент в золоте, на который владелец банкноты мог ее обменять. И это был уже гигантский прорыв в средствах и возможностях торговых отношениях и денежного обращения. У нас нет прямых данных о распространении подобных денег в Улусе Джучи, но предположить, что практика хождения их, пусть и ограниченном виде, можно. 

При этом у нас есть прямые сведения источников, что на Золотую Орду распространялось вексельное обращение. В Европе - или благодаря знаниям, полученным в ходе мировой торговли по Великому шелковому пути, или благодаря связям с мусульманским миром - этот вексельный обмен был хорошо известен. В Венеции и Генуе – настоящих торговых империях – сохранились очень интересные торговые контракты, повествующие о подобной практике. В них описывается путешествие человека по городам Золотой Орды с торговыми целями. Он закупает разные товары и свозит их в Азак (совр. Азов). Но при этом он не везет с собой денег. У него есть чек от банка в Венеции, филиалы которого расположен на одном из участков его пути. Он приходит с этим векселем в эти банки, где ему выдают наличные. Не правда ли, это выглядит очень современно, хотя речь идет о первой половине XIV века! Здесь мы не говорим о томах бухгалтерских документов, которые сохранились в архивах Генуи, Венеции и других городов Италии. По тщательности и сложности их вполне можно сравнить с нашими. А были еще проверяющие, аудиторы и бесконечные судебные процессы над растратчиками… Учет и контроль – это всегда главный принцип капитализма.

- То есть, в Золотой Орде были аналоги банков?

- Конечно, и очевидно, что это была активная и реальная практика. Тебе не надо было возить деньги. Их возили специальные люди – вооруженные, с охраной, под защитой самого хана, которые для подведения окончательных расчетов, возили эти средства. А ты мог просто обналичить вексель там, где существовала клиентура этих самых банков. 

Это совершенно новый уровень, даже по сравнению с бумажными деньгами. Вексельное обеспечение в Золотой Орде – это колоссальный прорыв. Другое дело, что в силу ряда обстоятельств торговля по Великому шелковому пути стала затухать. Соответственно, эта система, достигнув высот, стала рушиться. В истории мы имеем немало таких примеров, когда страна достигает расцвета (допустим, Древняя Греция), но в силу политических или экономических обстоятельств со временем начинает деградировать. 

Не надо думать, что история – это линейный прогресс. Наоборот, это циклы и частые откаты назад. Можно вспомнить, что в Золотой Орде существовали огромные города-мегаполисы с населением по 75 и более тысяч человек. Потом все они пришли в упадок. Если мы посмотрим на Российскую Империю, то в Поволжье она достигла уровня полудюжины городов-стотысячников только в середине XIX века. То есть, уровень урбанизации и развития торговли, как в Золотой Орде, на новом этапе был достигнут на новом витке развития общества только спустя 500 лет. 

Это говорит о том, что денежное обращение двигалось по схожей траектории. Достигнув очень высокого уровня, оно постепенно сошло на нет, когда реальная торговая практика сократилась и деградировала. В этом нет ничего удивительного и критического. Без таких всплесков развития общества никогда не было бы общего прогресса, а только медленная стагнация. Улус Джучи был в свое время на вершине прогресса и развития общества, был равноправным клиентом для Китая и стран Средиземноморья. Но изменчивая торговая конъюнктура и военно-политические события повернули ее развитие вспять. Общество и торговля стали деградировать.

- Даже в Казани не чеканили монеты?

- Да, дело в том, что Восточная Европа при всем богатстве разных природных продуктов (меха, мед, воск, пенька, деготь и так далее), была известна отсутствием месторождений золота и серебра. Проблема именно в этом. Отсутствие монеты и мировой торговли привел к тому, что вся Восточная Европа погрузилась в безмонетный период, который продержался с ХI по XIII век, то есть до образования Золотой Орды. В этот период ни на Руси, ни в Булгарии не было никакой чеканки монет. Самое большее, что было – это ручеек поступления серебра из Европы и из Ближнего Востока. Но их не хватало на чеканку своей монеты. Только на, так называемые, гривны – это куски серебра, от которых отрубали куски и использовали в торговле. Отсюда и название «рубль». А в качестве постоянного средства обмена служили раковины каури, мелкие редкие и ценные изделия (шиферные напрясла) и «меховые деньги» – связки шкурок пушных зверьков. 

В этой связи надо понимать, что эта торговля не существует вечно, и она всегда в Восточной Европе должна будет базироваться на связях со странами «первого» мира. Оттуда должно было поступать то самое серебро. Медь и латунь, при всей их покупательной стоимости, не так сильно нужны в хозяйстве и ремесле. Покупательная способность их невелика по сравнению с серебром. Например, чтобы была возможность обменивать, латунные слитки на меха, нужно их очень много. Это как везти на базар сотню бычьих шкур. Трудно, неудобно и нерационально. В то же время, хватило бы небольшого мешочка серебра, а золота вообще – одной монеты. 

- Но некоторые археологи и нумизматы считали, что в раннем средневековье в Волго-Уральском регионе латунные слитки использовались в качестве денег. А некоторые даже на этой основе предположили, что население, оставившее именьковскую культуру, создало на их основе свою систему платежей, которую потом восприняли булгары. Что можно сказать об этом?

- Надо относится к этому как недоразумению. Как к дилетантской попытке создать некую мифологическую историю на основе плохо понятых фактов и подтасовке данных. 

 Во-первых, всего в Волго-Уральском регионе подобных латунных слитков известно слишком мало, чтобы конструировать на их основе какую-то устойчивую денежную систему. Их единичные находки сделаны в погребениях нескольких разновременных и разнокультурных могильников IV-VII веков в Прикамье. Самый большой клад таких слитков найден на Щерветьском селище именьковской культуры V-VII веков. 

Во-вторых, эти слитки назвать гривнами невозможно, поскольку нет никаких сведений о том, что их рубили, резали и как-то использовали по частям. Нет оснований считать, что это они регулярно использовались в качестве денежной единицы и какого-то денежного эквивалента, поскольку уже в то время население Прикамья прекрасно знало реальные деньги в виде римских и персидских монет. 

В-третьих, первые по времени два слитка открыты в Тураевском курганном могильнике IV века, который не имеет никакого отношения к древностям именьковской культуры и был оставлен еще до становления этой культуры. Это, как минимум, означает, что никакие именьковцы к распространению этих слитков никакого отношения не имели. Торговля этими слитками началась задолго до появления населения, оставившего именьковскую культуру и независимо от них. Следовательно, все многословные дилетантские рассуждения некоторых публицистов о великой державе именьковцев и их «денежной системе», можно считать пустыми догадки и домыслами, не имеющими никакого отношения к действительности. 

- А что представлял из себя этот клад и в чем его значение? 

- Этот клад был найден еще в 1967 году казанским археологом П.Н. Старостиным в размыве берега на Щербетьском островном селище (островным оно стало после затопления поймы р. Бездны водами водохранилища). Клад состоял из 87 латунных слитков. Длина каждого была около 18 см и вес около 100 г. По весу один такой слиток был равен 25 сасанидским драхмам. Но только по формальному весу. По стоимости один такой слиток не стоил, очевидно, и одной драхмы. Сами наблюдения за весовыми нормами интересны и показывают, что в Прикамье не было выработано никаких своих весовых норм. Более того, они их даже не заимствовали. Это просто был импорт из Северного Кавказа, где такие весовые нормы были обычными для подобных изделий. 

Иначе получается странная картина – некие племена «изобретают» свою денежную систему независимо от всех и под свои нужды, но она подозрительно совпадает с весовыми нормами Сасанидского Ирана. Довольно странно для независимого развития «великой торговой державы «именьковцев».

Не будем ерничать над потугами автора натянуть сову на глобус, в стремлении доказать, что именьковская культура была торговым контрагентом всех держав «первого мира». Археологические факты свидетельствую как раз об обратном – именьковцы находились на периферии мировой торговли вся торговля пушниной в то время шла через Прикамье и Южный Урал, где как раз и встречены в массе восточные и даже изредка римские импорты. Если тебе нечем торговать с развитыми странами, то и создать устойчивую и вызывающую доверие денежную единицу просто невозможно. Но для «ученого штиля» автора весьма характерен прием, когда одним недоказанным тезисом он обосновывает другой. Так и тут. На основе сомнительного тезиса о латунных слитках, как «именьковских монетах», он пытается доказать другой, еще более абсурдный – существование некоего мифического «именьковского государства». Но оставим это на его совести.
 

Для на с важнее понять какой смысл имели все эти слитки и почему они появились в таком количестве на Щербетьском селище. Думается, что первоначальное предположение, которое высказал первооткрыватель этого клада П.Н. Старостин, полагавший, что эти слитки предназначались для изготовления украшений и были частью склада литейной мастерской. В этом смысле эти слитки могли иметь значение в качестве средства обмена, но не денежной единицы, тем более универсального средства обмена, а как редкое сырье. Оно было явно привезено из Северного Кавказа, поскольку латуни в Среднем Поволжье не производили, поскольку не было необходимых примесей к меди.

- А как же сасанидское серебро? Оно могло играть роль средства обмена?

- Конечно, могло. Я даже полагаю, что играло. Но только пути его обращения располагались далеко за пределами именьковских памятников, поскольку на них не найдено ни одного куска восточного серебра. Более того, скорее всего, торговый путь шел не через именьковскую культуру, а гораздо восточнее – через Южное Приуралье. Именно там располагались в это время довольно богатые могильники, наполненные восточными импортами и поясной гарнитурой тюркского типа. Это скорее всего, и был центр торговли, своего рода посредник между миром Леса с его пушниной и странами второго мира, торговавшими с Ираном. 

При этом надо подчеркнуть одну особенность торговли Ирана с северными народами. Сасаниды никогда не изготавливали эти блюда для продажи. Это вообще нонсенс, полное непонимание некоторыми археологами логики существования иранского общества. Блюда с деяниями шахиншахов производились исключительно в качестве дарений и никогда – на продажу. Сама мысль об этом абсурдна. В исключительных случаях некая часть серебряной посуды могла попасть к северным «варварам» в качестве военной контрибуции, но это мизер всего количества сасанидского серебра, найденного в Сибири и Приполярном Урале.

С одной стороны, блюда – это утварь, а с другой – средство дарения. Например, какой-нибудь шах Пероз I вступает на престол, он приглашает всех своих владетелей провинций: он должен явить себя, а они должны принести присягу и получить инвеституру на свои владения. Он устраивает пир и дарит каждому эти блюда, где изображен сам Пероз, охотящийся на львов. Может быть, там были и тюркские или китайские послы, которым также подарили эти блюда. Но это не торговля. Это акт вступления на престол и репрезентации власти своим подданным.

Пишут, что большое количество серебряной посуды поступает в Прикамье от Шапура I, и это – свидетельство развития торговли. Ответственно заявляю, что все это – большая глупость и археологическое извращение. Дело в том, что все эти блюда разных шахиншахов стали предметами торговли единовременно после арабского завоевания. Арабы, которым все эти шахи и их охоты были чужды, пустили сокровищницы шахов и их вассалов на продажу. Единовременно, в конце 7-го века и в 8-м веке массово все это было продано в обмен на меха и другие северные товары. Поэтому все это и проходило через Прикамье или в Западную Сибирь, на север Евразии. 

Не было никакой постепенной и развивающейся торговли. Все блюда с ликами разных шахов попали на север Евразии фактически одномоментно. А хронология правлений шахов не имеет никакого отношения к динамике торговли. Поэтому о развитии торговли до арабского времени мы можем мало, что сказать. Но с созданием Арабского Халифата произошел ее качественный рост. 

Потом арабы принялись за собственное изготовление престижных изделий, поскольку у них было серебро. Но, когда возникает Великий Волжский путь, арабы не стали заморачиваться с изготовлением высокохудожественных сосудов и блюд – они справедливо полагали, что полновесная монета сама по себе главная ценность. И вдоль берегов Волги и до Скандинавии протянулись клады монет, очерчивая новые торговые пути. Но это, как говорится, совсем другая история.

– А как же тогда можно прокомментировать тезис о существовании некоего «именьковского» государства в Среднем Поволжье?

А вот это вопрос очень интересный. Не для науки, приговор которой однозначен и суров. Его не существовало и не могло существовать в силу объективных причин. Когда кто-то говорит, что в эпоху существования именьковских племен здесь было некое развитое общество с такой же развитой торговлей, оперируя пучком латунных слитков, это по меньшей мере смешно. Вы тогда покажите, что на всех поселениях именьковской культуры существуют эти отливки, что они активно использовались, резались, рубились. Где весы, разновесы и так далее? Чем торговали внутри этой страны и с миром? Нет никаких сведений об этом. Просто никаких! Кроме клада из восьми десятков слитков. И на этом довольно хрупком основании возводится миф о «великом государстве», которое вело мировую торговлю. Очевидно, что это очень сильное допущение, а скорее всего просто попытка создания некоего виртуальной картины истории. 

И тут мы переходим к такому моменту: вопрос об именьковской культуре имеет два аспекта – политический и научный. Вполне очевидно, что мы имеем дело с обычным конструированием «мифа о великих предках». Феномен этот прекрасно изучен и прекрасно проиллюстрирован разными примерами из истории разных народов. В этом смысле они смыкаются с мифами «о тысячелетнем царстве, которое существовало в прошлом» и требует возрождения. Таковы, например, мифы о «Граде Китеже», а в последнее время – о сказочной Полярной Руси с мамонтами в упряжке. Обычно такие представления возникают, когда общество находится в идеологическом кризисе, а компенсацию видит в конструировании некоего великого прошлого. 

Именно такие люди в смятенном состоянии духа довольно усердно пытаются вбросить в общественное мнение Татарстана легенду о том, что до татар тут жила некая великая цивилизация «именьковцев» – (прото)славян, а тюрко-татары, пришли, отняли и присвоили их технологии, города, земледелие, культуру. И на этой основе татары построили свою вторичную цивилизацию. А первой и великой подосновой была некая «замалчиваемая» цивилизация. Поскольку общественность мало, что понимает в археологии, а археологи не спешат популярно рассказывать о своих открытиях и достижениях, то это дает почву для разных виртуальных конструкций, когда полет фантазии автора ничто не может остановить. Это очень похоже на то, что в свое время пытались сделать авторы такой фальсификации, как «Велесова книга» или Скифской Руси.

Беда только в том, что этот миф, как и всякий подобный, не имеет отношения к действительности. Этот миф порожден умственными усилиями и на них же заканчивается. Он не опирается на факты и не имеет связи с реалиями истории. Это просто конструирование прошлого, с привкусом провокации, очень похожее на то направление в историографии, которое развивали ученые начала XIX века С. Гедеонов, Ю. Венелин и другие. Они отрицали существование тюрко-мусульман в нашем крае в средние века, считая, что татары здесь появились лишь в XIII веке, а до этого здесь жили древние славяне – «волгари», которых восточные авторы ошибочно именовали «булгарами». 

Наука все это прошла и, казалось, преодолела. Но сейчас в эпоху кризисного сознания некоторые неокрепшие умы возвращается к пройденному. Правда, пытаясь «обогатить» этот миф некоторыми новыми якобы археологическими фактами. Учитывая то, что большинство людей у нас слабо разбираются в археологических материалах и древней истории, здесь археологи должны были более активно пропагандировать, писать и обосновывать научную точку зрения. Но, я думаю, это обязательно будет сделано. Это всегда так бывает, когда наука молчит, псевдоученые начинают неудержимо говорить, утверждать свою фольк-хистори.

Но в целом, в текущей ситуации получается следующее: любой человек что-то авторитетно заявляет, ссылаясь на других историков и ученых, и тут же создается аура присутствия тайного научного знания. В реальности же все изложенные факты требует очень серьезного, вдумчивого и скрупулезного анализа. И в этом следует доверять авторитетным специалистам.