Особенности общественного договора на Руси
Очертанием границ, определением земской самостоятельности, цельности, замкнутости областной территорий большей частью были физико-географические рубежи и преимущественно речные системы. А в так называемых чёрных областях, т.е. в невотченнных областных общинах, даже и самое колонизационное, территориальное, земское саморасширение и самоустройства совершались по началу общинного землевладения. То есть, излюбленные выборные старосты по согласию и совету с целым миром, со всей волостной общиной отводили новоприбывшему пришельцу участок общинной земли и заключали с ним так называемую порядочную во княжество на поселение.
Таков общий исторический процесс образования областных общин. Развиваясь в земском колонизационном и историческом взаимодействии и соотношении, областных общин естественно находились в конфедеративной связи территориальной, земской, исторической и нравственно-религиозной. Естественная жизнь народа создала, организовала такие конфедеративные, соединённые сосредоточения или ассоциации населения в форме города и его уезда, которые, развиваясь и живя самобытно, разделяли между собою по областным общинам общую историческую задачу развития и цивилизации, сообразно с местными этнографическими и физико-географическими условиями той или другой общины.
Конфедеративный союз
Несмотря на всю грубость первоначальной формы свободного саморазвития областных общин, земская самобытность их в конфедеративном союзе всей земли всех общин составила естественно-экономический зародыш, принцип поземельного развития и проявления народной жизни. Каждый главный областной город, т.е. город древнейший, первоначальный в этой или другой области жил и развивался свободно, сообразно с этнографическими условиями; свои общинные земские доходы, силы и средства прежде всего употреблял на удовлетворение своих внутренних потребностей. Оттого всего главные областные города в общем соотношении были равны между собой и по правам жителей городских и уездных, и по средствам жизни и развития, и по общественному значению.
Только сначала, когда ещё не организовались окончательно областные общины, не обозначилась их земская территориальная разграниченность, только до XIII в. видим некоторые проявления старых городов с младшими – с пригородами, и то только внутри, в пределах одной областной общины. И в этой борьбе опять выразилось то же стремление областных общин ко внутренней земской самобытности и независимости. После же, когда областные общины окончательно сложились и определили свои территориальные границы, все главные областные города были более или менее равными между собою в юридическом значении по общественному праву. Например; Ростов, Москва, Владимир, Новгород, Вологда, Пермь, Вятка, Нижний-Новгород, все города с их уездами и волостями жили самобытной жизнью и потому назывались по причине равенства – братьями.
Демократия сильных
Большая часть областных общин вела свою земскую летопись. Везде в областных общинах развивалась своя местная словесность, письменность и грамотность, какая была возможна в древней России, во всех областных общинах была одинакова распространена; везде были свои святые, свои патроны, которые почитались перед прочими преимущественно, даже свои чудодейственные иконы. Вообще не было того резкого различая между столичностью и провинциализмом, какое образовалось после, в эпоху централизации, да и столицы не было до возвышения Москвы.
Такова была естественная историческая закладка, основа русской гражданственности и общественности. Груба, не развита была она по причине средневековой грубости нравов, по причине вообще неразвитости древней Руси и отсутствия сознательного разумного просвещения. Конфедеративная жизнь областных общин, пока она слагалась столетия, обнаруживалась большой частью в дикой междоусобной вражде и борьбе. По причине неразвитости сознания равенства и братства, называясь братьями (как братья в грубой необразованной семье), вечно ссорились и бились между собой и опять мирились, жили дружно и мирно. Вечевой колокол часто сзывал народ той или другой общины на охлакратическую, шумную и убийственную борьбу партий, на буйный разум воли мужиков-горланов, как тогда выражались. Всё это так.
Но зато в этой дикой, буйной, вечевой воле сколько было естественной силы, свежести, непочатого, нераскрытого просвещением богатства начал, элементов народосоветия и народоправления, облечённых в грубую форму народного веча, выражавшихся в грубых звуках вечевого колокола. То был самородный, излюбленный починок русской конституции, созидавшийся народом, который, по словам исторических актов, только что ещё поставлял посаживал починки на лесах, т.е. только что ещё основывал вольные областные общины.
Хроника вольного города
В таких формах начёртывала план, полагала закладку, первую основу великообластного народоправления естественная история, натуральная жизнь нашего народа. Все требовали и требуют на сломки совершенной, не подрыва радикального и самой основе своей, а требовали и требуют свободного исторического развития, улучшения, облагорожения по началам общечеловеческого просвещения 19 век, перемены в духе народом. И вот почему мы в 19 веке, перенёсшие в XIII–XVIII столетиях тяжёлые цели государственной централизации, наконец снова начали в особую симпатию изучать и вспоминать древнюю земско-областную Русь.
Историческое право, наконец, мало-помалу оказывает своё влияние на умы, движет молодую Россию, становится историческим правом и началом нашего политического самопознания. Мы невольно начинаем полагать историческую основу своим либеральным идеям и стремлениям или облекать их в историческую форму. Напр., в вечевом колоколе древнего города мы видим символ новой земско-областной и конституционной самобытности. Последний заунывный звук Новгородского колокола, возвестивший погребальное шествие Новгородских вечников в Москву, в плен к царю Ивану III, благовестит нам будущую свободу областных общин, будущее социально-демократического государства, вместо Византийско-Московского. Поэт молодой России, совершенно согласно с простым рассказом Новгородской летописи поёт:
Над рекою, над пенистым Волховом,
На широкой Вадимовой площади,
Заунывно гудит поёт колокол.
Для чего созывает он Новгород?
Не меняют –ли снова посадника?
Не волнуется ль чудь непокорная?
Не вломились-ли шведы, иль рыцари?
Да не время-ли кликнуть охотников,
Взять неволей иль волей с Югории
Сребро и меха драгоценные?
Не пришли-ли товары ганзейские?
Или снова послы сановитые
От великого князя Московского
За облавной деньгою приехали?
Нет! Уныло гудит поёт колокол…
Поёт тризну свободе печальную:
«Ты прости, родимый Новгород!
«Не сзывать тебя на вече мне,
«Не гудеть уж мне по-прежнему,
«Кто на Бога, кто на Новгород?
«Вы простите, храмы Божии,
«Терема мои дубовые!
«Пропою для вас в последний раз,
«Издаю для вас прощальный звон,
«Налети ты буря грозная,
«Вырви ты язык чугунный мой,
«Ты разбей края им медные,
«Чтоб не петь в Москве далёкой мне,
«Про моё ли горе горькое,
«Про мою ли участь слёзную,
«Чтоб не тешить песнью грустною
«Мне царя Ивана в тереме,
«Ты прости, мой брат названный –
«Буйный Волхов мой, прости!
«Без меня ты празднуй радость,
«Без меня ты и грусти. –
«Пролетело это время, не вернуть его уж нам,
«Как и радость да и горе мы делили пополам.
«Как не раз печальный звон мой ты волнами заглушал,
«Как не раз и ты под гул мой, буйный Волхов мой, плясал;
«Помню я, как под ладьями Ярослава ты шумел,
«Как напутную молитву я волнам твоим гудел;
«Помню я, как Боголюбский побежал от наших стен,
«Как гремели мы с тобою, смерть Вас, Суздальцы, иль плен.
«Помню я, ты на Ижору Александра провожал,
«Я моим победным звоном победителя встречал;
«Я гремел бывало, звучный, собирались молодцы,
«И дрожали за товары иноземные купцы,
«Немцы рижские бледнели и заслышавши меня
«Погонял литовец дикий быстрого коня
«А я город, а я вольным звучным голосом зову
«То на Немцев, то на Шведов, то на Чудь, то на Литву.
«Да прошла пора святая, наступило время бед,
«Если б мог, я растопился в реке медных слёз, я пою.
«Променяет ли кто слёзы и на песню на мою?
«Слушай, нынче старый друг мой, по тебе я поплыву,
«Царь Иван меня отвозит во враждебную Москву;
«Собери все волны, все валуны, все струи,
«Разнесли в осколки, в щепки ты московские ладьи,
«А меня на дне песчаном синих вод твоих сокрой
«И звони в меня почаще серебрянною волной:
«Может быть из вод глубоких, вдруг услышал голос мой,
«И за вольность и за вече встанет город наш родной».
Над резкою над пенистым Волховом
На широкой Вадимовой площади
Заунывно гудит поёт колокол;
Волхов плещет и бьётся и пенится
О ладьи московитян острогрудные,
А на чистой лазури и поднебесьи
Главы храмов святых, белокаменных,
Золотистыми блесками светяться.
На Руси Москва, а на Украйне Речь Посполитая
Так в образе вечевого колокола древнего вольного Новгорода мы выражаем свои мечты и думы о бедующей земской свободе русских велико-областных общин. Иль вот ещё исторический пример – Украйны. Украйна тоже сама собою образовалась и за свою свободу выдержала вековую энергичную борьбу с централизующей силой и деспотизмом Посполитой речи. Наливайко, Богдан Хмельницкий и Мазепа – вот исторические герои вековой борьбы за земско-областную свободу Украйны.
И поэты, и мыслители молодой России, опять опираясь на историческую основу и на историческое право Украйны, мечтают, плачут и поют о давноминувшей земско областной самобытности её. Рылеев «исповедь Наливайкина» и в образе Войнаровского и Мазепы выражает свои высокие думы о политической свободе, о конфедеративной самобытности областных общин. А сердечный Шевченко возбуждает слёзы своими историческими думами о Богдане и Украйне. Не он плачет об Украйне, она сама плачет его голосом всеобщих накипевших слёз. Прочувствовали ли, сознали ли Вы, господа, историческую борьбу и страдание в следующей, например, песне над разрытой могилой исторических борцов за свободу Украйны – Шевченко.
Свiте тихий, краю милий,
Моя Украiно!
За-що тебе сплюндровали,
За-що, мамо, гинеш?
Чи ти рано до схiд сонця
Богу не молилась?
Чи ти дiточок непевних
Звинчаю не вчила?
– «Молилася я, турбовалась,
День i нiч не спала,
Своiх дiток доглядала,
Звичаю навчала, Виростали моi квiти,
Моi добрi дiти, –
Панувала i я кались
На широкiм свiтi;
Панувала… О Богдане,
Неразумний сину!
Подивились теперь на матiрь,
На свою Вкраiну,
Що колишучи спiвала
Про свою недолю,
Що спiваючи ридала
Виглядала волю!..
Ой Богдане, Богданочку!
Як би була знала –
У колиоцi б придушила,
Пiд сердцем приспала!
Степи моi запродавi
Жидовi, Нимовi *
Сини моi на чужинi,
На чужiй работi;
Днiпро, брат мiй, висихаэ,
Мене покидаэ,
I могили моi милi
Москаль разриваэ…
Нехав риэ, разриваэ…
Нехав риэ, разконуэ,
Не свэ шукаэ;
А тем часом перевертнi
Нехай пiдростають,
Та поможуть Москалевi
Господарювати,
Та з матерi полатану
Сорочку знiмати!
Поспiшайте ж недолюдки,
Матiрь катувати!
На четверо розкопана
Розрита могила…
Чого вони там шукають?
Що там схоронили
Старi батьки?
– Ех як-би то
Як би то знайшми те, що там схоронили, –
Не плакали б дiти, мати не журилась…
(*В церковно-славянском языке словом «жид» обозначали людей иудейского вероисповедания)
Продолжение следует
А.П.Щапов. Неизданные сочинения/ с предисловием и примечаниями Е.И.Чернышева, – Казань, 1926. – 58 стр.
Автор: Безменов Владислав, «Миллиард.Татар»