Айдар Заббаров: «Может ли исчезнуть татарский язык в татарском театре? Нет, не может быть!»

«Постановочная команда, с которой я привык работать, будет у меня своя»

- Во-первых, поздравляю вас с назначением в этот театр. Во-вторых, что для вас значит назначение главным режиссером в театр Тинчурина?

- Для меня, наверное, это новый этап в жизни. Думаю, он будет сложным, но к я этому готов. 

- Вы уже рассказывали о премьерах, над которым вы сами будете работать («Хыял артыннан» («За мечтой») Резеда Губаева, «Кто стучит в мое окно» Салават Юзеев, «Казан сөлгесе» («Казанское полотенце») Карим Тинчурин). Есть ли то, над чем бы вам еще в будущем хотелось поработать, которые вы не упомянули, но вам бы очень хотелось затронуть определенные темы и поговорить на них со зрителем? 

- В первую очередь, мне будет интересно открывать какие-то новые татарские пьесы, татарских писателей, произведения, которые в театре на сегодняшний день еще не ставили. Мне кажется, что татарская литература очень богатая, татарская проза очень разношерстная, очень глубокая, и у нас много недооцененных писателей. В будущем буду заниматься тем, чтобы открывать новые имена. 

- А недооцененные - это какие, на ваш взгляд? 

- Так получается, что на сегодняшний день мало людей, молодежи, которая читает, в отличие, допустим, от Москвы. Я помню свои ощущения в Москве, либо у нас такое окружение, что если выходит какая-то хорошая книга, то тут же эту книгу читают все. Один прочитает и начинает - ребят, вы прочитали эту книгу? И тут же все бегут в магазин покупать эту книгу. Потом второй найдет нового какого-то писателя, и тут же наша вся компания читает, потом делится своими мыслями, спорит, кто кому нравится, не нравится, соглашаются, не соглашаются. Идет постоянная дискуссия. К сожалению, здесь, в очень узком кругу книги читают очень мало. Нет такого, что вышел новый роман, и как-то все его вдруг начинают друг другу советовать, он производит впечатление, его обсуждают в буфете за чаем – такого нет. Я такое явление у нас в Казани встречаю, бывает, но гораздо меньше. Бывают хорошие романы или повести, которые пишутся, но часто остаются неоткрытыми миру. А через театр все-таки можно эти романы, эти имена, эти миры открывать.

- Как вы видите баланс между классикой татарской драматургии и современными пьесами? 

- Здесь нет каких-то правил либо соотношений, что это должно быть 50 на 50, просто нужно чувствовать, что сегодня могло бы прозвучать вот это. Есть какие-то произведения, которые написаны 100 лет назад, и сегодня, если их поставить, они могут не прозвучать, а через 10 лет прозвучат. Нужно понимать и чувствовать, где мы, в какое время живем, где мы находимся.

- Будет ли в театре место для экспериментов и поиска новых форм? Потому что у театра Тинчурина уже сформирован такой имидж, что в основном у них идут спектакли, которые похожи на сериалы (мелодрамы) по каналу «Россия». Они говорят: «Нам же нужно зарабатывать, а люди ходят на это». Вы не думаете, что этот уже сформированный в театре зритель будет ждать мелодрам, над которой думать особо не надо? 

- Тут возникает вопрос качества. И мелодраму можно качественно поставить, да так, чтобы можно было задуматься, а не просто выйти пустым. Важен эксперимент и сделано ли это талантливо. 

- Какова судьба спектаклей бывшего главного режиссера Туфана Имамутдинова «Идегей», «Жилкэнсезлэр», «Флешка, рэп хэм мэхэббэт», они будут идти на сцене театра Камала, теперь уже Тинчурина?

- Мы сейчас работаем над этим вопросом. Я как раз отсматриваю спектакли. 

- А это только вы решаете?

- Нет, конечно, это будет решать команда во главе с директором театра Фанисом Наиловичем, именно он приглашал меня на работу. Какой-то спектакль уйдет, какой-то останется. 

- Вы собираетесь работать со своей командой или будете продолжать работать с командой театра Тинчурина? У вас свои художник Булат Ибрагимов, художник по свету Ольга Окулова, хореограф Софья Гуржиева, драматург Резеда Губаева, видеохудожник Игорь Домашкевич.  

- Все, кто работает в театре Тинчурина, все работники цехов – мы будем работать с ними, но постановочная команда, с которой я привык работать, будет у меня своя. Это люди, с кем мне комфортно, с кем мы говорим на одном языке. Будет совместная работа, мы будем дружить. 

- Как, на ваш взгляд, можно привлечь в театр молодую аудиторию, не потеряв при этом постоянных зрителей?

- Я бы не делил аудиторию на молодую и немолодую. Нужно просто выпускать хорошие спектакли, которые будут интересны всем. Я пока еще не старый человек, я могу назвать себя молодым и, если эти спектакли будут нравиться мне, как молодому человеку, значит, они будут нравиться еще каким-то молодым людям. Тут никогда не угадаете, что может понравиться той или иной аудитории. Как-то в Казань приезжал Лев Абрамович Додин (прим. ред. - советский и российский театральный режиссер) и он сказал: «Я как режиссер, буду ставить спектакль, и он мне, как режиссеру не очень нравится, но я знаю, что этот спектакль будут любить бабушки и дедушки. Я выпускаю второй спектакль, и он мне как режиссеру не нравится, но на этот спектакль будет ходить молодежь, подростки от 14 до 20 лет». Эта система не работает никак. Если мне, как режиссеру, это будет интересно, мне будет увлекательно, то значит это еще кому-то будет интересно. Такая политика, что я сейчас поставлю спектакль и на него попрет молодежь… Никогда не угадаешь, на какой спектакль пойдет молодежь. Ну, к примеру, «Әлфия Авзалова. Мәңгелек юл» («Альфия Авзалова. Путь в вечность»). Мы тоже задавались вопросом «Для кого?», мы обсуждали, что, скорее всего, он для взрослого поколения, на ее песнях выросло поколение моих родителей 50+, сейчас молодежь ее не знает. Но мы ошиблись просто на сто процентов. Вдруг, в зале 80% молодежи и 20% – более взрослая публика. Есть вещи, которые не угадаешь. Поэтому нужно ставить так, как нравится тебе, твоей команде, артистам, и за этим, я думаю, могут пойти люди.

«Есть, конечно, такое, что, возможно, какие-то татарские шутки непонятны русскому зрителю, но это детали»

- Вы хотите приглашать в театр режиссеров, которые создают свои миры на пресс-конференции. Что это за режиссеры? Планируете ли сотрудничать с молодыми актерами? 

- Режиссеров пока назвать не могу, когда мы точно определим дату постановки, то объявим об этом на пресс-конференции перед началом следующего сезона. По поводу молодых артистов, очень надеюсь, что нам удастся дополнить труппу театра Тинчурина. Если у нас возникнут новые дополнительные места, будет очень здорово. 

- Это студенты с нашего Казанского театрального училища? 

- Я не думаю, что это будут только студенты. Есть вариант, что я буду рассматривать разных артистов, которые, возможно, уже давно закончили театральное училище. Они разного возраста и не работают в театре, у меня такой список уже составлен. Важно, чтобы они владели татарским языком. Как только будет такая возможность, я начну им звонить и приглашать в театр.

- А как вам труппа театра Тинчурина, как вам артисты? Я помню, что вам на пресс-конференции задавали такой вопрос, что труппа непростая. Какие у вас самого ощущения? 

- Пока я не начал работать и с труппой в работе незнаком. Есть отдельные люди, с которыми мы работали в разных проектах и от этих людей прекрасные ощущения в работе. Вообще мне не хочется тратить силы на какие-то выяснения отношений. Мне кажется, выход один – просто работать, чтобы все были заняты и ни у кого не оставалось энергии на другие какие-то вещи. Про «непростую труппу» на пресс-конференции я услышал впервые. Думаю, что, может быть, это и не так.

- А вы строгий режиссер? Можете выругаться, например, в какой-нибудь момент?

- Стараюсь до этого не доводить, но могу. Такое может быть. 

- Есть ли у вас идеи по работе с двуязычной (русской и татарской) публикой? Хотя мы прекрасно знаем, что у театра нет языка.

- Есть прекрасный синхронный перевод, его никто не отменял, поэтому... (смеется). Да, я согласен с вами, что у театра нет языка. Есть, конечно, такое, что, возможно, какие-то татарские шутки непонятны русскому зрителю, не совсем ясно, почему публика смеется, но это детали. А в общем, конечно, это язык театра, который будет близок всем. Был опыт, со спектаклем «Хуш, авылым» («Я не вернусь») про татарские деревни, которые погибают, где живут 2-3 человека - это очень татарский спектакль. Очень. Я думал, конечно, что русскоязычная публика не поймет, не примет и вообще будет как-то избегать этот спектакль. Оказалось, произошла просто колоссальная ошибка и мы не угадали, на спектакле было 80% молодежи и 20% люди более взрослого возраста. Мы с этим спектаклем ездили в Москву и играли в театре Вахтангова. Это были уроки режиссуры театрального фестиваля Биеннале. И мы с этим татарским спектаклем выиграли этот фестиваль. В жюри были театральные режиссеры, которые его высоко оценили. 

«Представьте, что в Казани, в Татарстане нет татарских театров»

- Когда татарский язык перестанет быть языком театра? На ваш взгляд, такое вообще может случиться?

- Может ли исчезнуть татарский язык в театре, в татарском? В татарском театре? Нет, не может быть. Нет, в татарском театре татарский язык не исчезнет, думаю, никогда. Это важная сейчас часть, миссия татарского театра и вообще языка, наверное. Конечно, именно на татарском театре лежит очень большой груз ответственности. Недавно рассуждали, просто представьте, что будет, если сейчас убрать татарский театр? Представьте, что в Казани, в Татарстане нет татарских театров. 

- Люди очень сильно обеднеют. 

- Даже страшно такое себе представить! У нас ничего не останется. Театр сейчас одно из последних связующих между человеком и культурными ценностями. Да, останется татарская эстрада, останутся татарские музыкальные коллективы. 

- Кино почти нет. 

- Да. А как же понять что-то про себя, открыть какие-то новые смыслы, новую литературу, музыку, художников? Это происходит только в театре. Так глубоко изучать себя как нацию, изучение себя в этом мире помогает театр. 

- А что для вас лично значит быть татарином? 

- Я считаю, что мне повезло. Я счастлив находиться здесь и сейчас. Счастлив быть татарином. Я хоть чуточку причастен к развитию татарской культуры, я вношу свою каплю в нее, и я счастлив. 

- А татарский язык – обязательный атрибут татарина? 

- Думаю, да обязательный, важнейший.

- А есть же татары, которые живут заграницей, но они тоже себя считают татарами, даже если не знают языка…

- Я был удивлен! Мы сейчас ведем переговоры с Берлином, чтобы создать что-то там, ведь в Германии много татар. Кураторы, с которыми мы общаемся, разговаривают на татарском чище, чем мы здесь с вами. 

- А они сами татары? 

- Да, да. У меня тоже такое произошло. Когда я жил в Казани, я не так чисто разговаривал на татарском. Как только я уехал учиться в Москву, вдруг мой татарский стал лучше, я начал по нему скучать, по телефону разговаривал только по-татарски. И за это время, пока я жил в Москве, мой татарский стал гораздо лучше, прямо на глазах. Такой феномен происходит почему-то, как только мы уезжаем из Казани.

- Как вы относитесь к татарам, которые хейтят других за акцент в татарском языке? Просто я сама с этим столкнулась. 

- Ну это как так можно, я не знаю... Хейтить человека, который пытается? Пусть человек перестанет говорить на татарском, от этого людям, которые хейтят, станет легче? Это порочный круг, как когда на работу требуется человек с опытом работы, а он только после университета. А как он начнет разговаривать без акцента, если он не будет пытаться разговаривать? Да, сначала он с акцентом будет говорить. Потом, возможно, этот акцент уйдет. А как иначе?  

- Сталкивались ли вы с завистью и интригами? Потому что злые языки говорят, что эти качества присущи татарам. 

- Нет. Театр – это такая живая структура, где нельзя этого делать. Я не могу это объяснить. Есть какие-то человеческие и этические нормы, через которые нельзя переступать. Если создаются какие-то интриги, то, наверное, лучше поговорить в открытую. Говорить что-то за спиной - это конечно, чудовищно. Я с таким не сталкивался, не помню.

«Первые спектакли самые важны в карьере режиссера, ими ты задираешь определенную планку»

- Как опыт работы над спектаклями «Тормышмы бу?../И это жизнь?..» и «Көл» повлиял на ваше режиссерское мировоззрение? Какие постановки стали для вас наиболее важными в профессиональном плане?

- Все спектакли, которые я выпускал мне близки. Каждый спектакль оставил какой-то свой след. Потому что на тот момент, когда я их выпускал, я не мог этого не сделать. Если не выпустишь, то это начинает как-то изнутри тебя разрушать, съедать. Всему свое время. Каждый спектакль связан с каким-то этапом жизни и с тем, что происходит вокруг. Если есть идеи, их надо реализовывать. Важны самые первые спектакли в карьере, в профессиональном ключе. Наверное, я могу назвать три-четыре. Это первый год, когда я закончил ГИТИС. Первый спектакль был «Тормышмы бу?..» (И это жизнь?..) в театре Камала, потом в Ленсовете поставил «Беглеца» по Толстому, затем «Соловьев и Ларионов» по роману Водолазкина в Московском театре «Современник» - эти спектакли мне близки. Как-то мы гуляли с Сергеем Васильевичем Женовачом, это мой педагог. Он повторял, что первые спектакли самые важные в карьере режиссера, ими ты задираешь определенную планку. 

- Какой самый неожиданный совет вы когда-либо получали перед премьерой и последовали ли вы ему?

- Я сейчас не вспомню какой-то совет. Я слушаю много советов, бывают иногда даже какие-то адекватные. В основном хорошие советы могут давать только те люди, кто шел со мной одной дорогой. 

- Кто ваш кумир в театре и кино? Ориентир как режиссер?

- Это какой-то, наверное, собирательный образ. Тарантино мне нравится в этом плане, но не нравится в другом. Нравится Ханеке, Звягинцев. Нос я возьму, глаза от этого, щеки от этого. У меня есть какой-то собирательный образ, и в том числе у театрального режиссера. 

- Какую роль, по вашему мнению, театр Тинчурина должен играть в культурной жизни Татарстана сегодня? 

- Будет приятно, если будут заполненные залы, будут выпускаться хорошие спектакли разных режиссеров. Спектакли, глубокие, открывающие новые смыслы, задающие вопросы, которые мы боимся себе задавать и не отвечать на эти вопросы. Спектакль – это правильно заданный вопрос, это уже половина успеха. 

- Какой звук, запах или мелочь из закулисья мгновенно заставляет вас почувствовать: «Вот он, мой театр»? Мне нравится, когда каблучки стучат по сцене.

- У меня, наверное, самая сильная ассоциация — это настройка оркестра. Когда оркестр настраивает свои инструменты. 

- Но это же не в каждом спектакле.

- Да, не в каждом. Первая, наверное, ассоциация такая. А еще, мы же в театре проводим очень много времени. Например, мне нравится тишина. Когда в животе начинает щекотать за 15 минут до начала репетиции. Ты сидишь в кабинете и слышишь, как люди по коридору идут в репетиционный зал. Ощущение, что тебе надо будет через 15 минут зайти и начать репетицию, это всегда волнительно.