Сведения иностранных источников
Сведения других письменных источников (Птолемей, Страбон и др.) либо относятся преимущественно к лежащим от среднего Поволжья южнее и западнее землям, либо слишком туманны и не находят пока внятной интерпретации. Перспективы извлечения из письменных источников свидетельств об этноязыковой карте Поволжья и Урала 1-й пол. I тыс. н. э. и даже более раннего времени, безусловно, нельзя считать закрытыми, однако на сегодняшний день эти возможности весьма ограничены. В этих условиях особую важность для реконструкции языковой карты прошлого приобретает исследование субстратной топонимии – географических названий, унаследованных от языков народов, проживавших на данных территориях до распространения на них господствующих здесь сегодня языков.
Если субстратный топонимический материал носит не единичный, а массовый характер, то он может рассматриваться в качестве своего рода «памятника письменности», который подлежит дешифровке и является порою единственным свидетельством исчезнувших языков. Исследование и этимологизация («дешифровка») субстратной топонимии – достаточно сложная задача, требующая специальных лингвистических знаний и применения порой нетривиальных научных методов.
Лингвистическая археология
Некоторые из наиболее важных составляющих этих методов, как например выделение дифференцирующих признаков, объединение их в ареалы, географическая и хронологическая привязка этих ареалов, имеют как аналогии в археологической науке, так и непосредственную связь с ней, поэтому изучение субстратной топонимии можно рассматривать как своего рода «лингвистическую археологию». На сегодняшний день степень и качество изученности субстратной топонимии Европейской части России для разных территорий не одинаковы.
Лучше всего обстоит дело с уровнем научного описания и этимологией субстратных топонимов севера лесной части Европейской России и Урала (Русского Севера), связанных с финно-угорским наследием в местных русских говорах, а также – с субстратной балтской и иранской топонимией в бассейне рек Оки и Днепра. Хуже изучен субстратный пласт в топонимии тюркских и финно-угорских регионов Поволжья, Урала и Предуралья, в русской и мордовской топонимии Окско-Сурского междуречья. Причем речь идет об отсутствии по многим территориям не только серьезных научных разработок, но и качественной фиксации материала (словарей, общедоступных каталогов и картотек). Тем не менее, некоторые топонимические факты, важные для реконструкции языковой ситуации I тыс. н. э. в Волго-Уралье, обозначить можно.
Проблема угорской топонимии в Предуралье, на Среднем и Южном Урале
Ареал распространения субстратной мансийской топонимии на Среднем Урале хорошо изучен. Выделены дифференцирующие элементы мансийского топонимического субстрата, фонетические особенности исчезнувших мансийских диалектов. На основе этих исследований описаны западные границы распространения мансийской топонимии. Можно считать доказанным, что субстратной мансийской топонимии нет западнее верхнего течения Печоры, Вишеры, Сылвы и среднего течения р. Чусовой, то есть крайней точкой продвижения манси на запад были европейские склоны Среднего и Северного Урала.
Уникальные и очень важные записи мансийской топонимии бассейна р. Чусовой, сделанные в середине XVIII в. Г.Ф. Миллером, свидетельствуют, что местные мансийские топонимы были в основном заимствованы здесь из пермского и тюркских языков. Таким образом, манси появились на западных склонах Урала достаточно поздно, скорее всего после тюрков, то есть уже во II тыс. н. э. Боле того, в верховьях Тавды в местной мансийской топонимии есть весомый и загадочный в языковом отношении домансийский субстратный пласт (названия рек Луссум, Томпусум, Полум, Какв-я, гора Пурап и др.), что свидетельствует о том, что манси здесь сменили какое-то неизвестное в языковом отношении население.
Распространение ареала местожительства манси на Урале по топонимическим данным шло с юга и юго-востока в северном и западном направлении. Исторически это расширение ареала могло быть связано с эпохой бурного военно-политического развития манси, когда в русских источниках упоминаются вогуличи и вогульские князья как одна из главных военных сил Среднего и Северного Зауралья, то есть с серединой II тыс. н. э., что значительно позднее рассматриваемого в этом томе хронологического периода. Это согласуется с данными об основном пласте лексических заимствований из пермских языков в мансийский (и хантыйский), которые в самом раннем их варианте могут относиться ко времени около XI в. н. э., когда предки коми проникли в бассейн нижней Оби. Таким образом, до рубежа I–II тыс. н. э. пермяне и обские угры скорее всего не имели непосредственных географических контактов, между ними находились какие-то другие группы, оставившие соответствующий субстратный слой в топонимии.
Венгерский топонимический субстрат в Предуралье
Ряд фактов в тюркской топонимии Башкирии можно рассматривать как древневенгерские (правенгерские) (р. Əри (Ари), р. Беҙ (Бизь), р. Вашаш, р. Иҙəш, гора Магаш и др.), причем с опорой на параллели в древневенгерской топонимии средневековой Венгрии. Аналогичные определяемым в вышеупомянутой статье Г. Дьёни как «венгерские в Башкирии» топонимы есть на юге Пермской области (р. Бизь, р. Бизярка, р. Пизя), сюда же, возможно, относится р. Арий (тат. Ari-jilga в записях Миллера XVIII в.) и топонимы с формантом -ар(а) на юге и юго-западе Свердловской области: р. Куара (вог. Kujar-jä в записях Миллера), р. Кунара, р. Синара.
Тем не менее, следует принимать во внимание тот факт, что все эти этимологии остаются спорными, и сохранившийся правенгерский топонимический пласт в Предуралье в любом случае невелик, по крайней мере, если брать только те наиболее достоверные факты, которые выявлены на сегодняшний день.
В бассейне р. Исеть на юге современной Свердловской области и в северной части Челябинской области присутствует пласт дотюркской топонимии с дифференцирующими уральскими языковыми чертами. В первую очередь, речь идет о названиях озер на -ты / -ды (озера Биды, Вашты, Калды, Кирды, Киреты, Мышты и др.) с формантом, очевидно восходящим к ПУ *towɜ ‘озеро’. Этот пласт практически не изучен, но, учитывая сохранность данного уральского слова со значением ‘озеро’ в пермских, самодийских и угорских языках (удм., коми ti̮, венг. tó, манс. (Тавда) tō, хант. (Вах) tŏγ, ненец. tō и др.), а также имея в виду близость этого ареала к районам проживания именно угорских народов, можно предположить его угорское происхождение. К этому же (угорскому?) топонимическому пласту возможно относятся и названия рек на юго-западе Свердловской области: Бисерть (из первоначального Бисер) и Сысерть (из первоначального Сысер) с формантом -сер, ср. ф.-у. *šerɜ / *šärɜ ‘ручей, речка’ > угор. *ϑär (венг. ér).
В данном случае адаптация древнего угорского звука *ϑ- в виде s- вполне возможна и аналогична адаптации других слов с таким же начальным звуком, ср. рус. (тобольское) сор ‘заливаемое при половодье место, залив’, коми (обское) сӧр ‘обширные поймы, род залива’, заимствованное из древнехант. *ϑor / ϑаr ‘пойменное озеро, заливной луг’ (> хант. (Демьянка) tor, (Вах) lor и др.).
Отсутствие угорского субстрата западнее Предуралья
Убедительная критика различных околонаучных построений об угорском топонимическом субстрате в Европейской части России западнее рассмотренных выше уральских и предуральских территорий дана в работах А.К. Матвеева и В.В. Напольских. Строгое научное и методологически выверенное исследование субстратной топонимии Поволжья и Русского Севера к западу от склонов Урала приводит к выводу об отсутствии в ней угорских по происхождению географических названий как неоспоримом научном факте.
Присутствие очевидного домарийского субстрата на территории Марий Эл заставляло языковедов искать прародину марийцев за пределами их современного расселения, возможно и далеко на западе, в бассейне р. Оки. Между тем, последние топонимические исследования Среднего Поволжья и Волго-Окского междуречья позволяют более-менее определенно говорить о языках дорусского населения этих территорий в I тыс. н. э. и очертить границы расселения предков марийцев и родственных им по языку групп в древности.
Наиболее очевидный мощный древнемарийский субстратный топонимический пласт фиксируется на правобережье р. Волги в северной части современной Чувашии. Западной границей древнемарийского ареала на правобережье р. Волги является р. Сура, восточной – бассейн р. Цивиль, на юге следы древнемарийской топонимии наблюдаются вплоть до окрестностей г. Алатырь. На левобережье р. Волги древнемарийская топонимия встречается в бассейне среднего и нижнего течения р. Ветлуги, западной ее границей является бассейн р. Керженец и водораздел рек Унжи и Ветлуги.
На более западных территориях – в бассейне рек Унжи, Костромы, в Волго-Окском междуречье – топонимический след оставили диалекты и языки близкородственные прамарийскому и прамордовскому, носители которых жили здесь в I и начале II тыс. н. э. Что касается собственно территории современной Марий Эл, то значительная часть домарийского топонимического субстрата в Ветлужско-Вятском междуречье также унаследована из волжско-финских диалектов, близкородственных марийскому языку.
Таким образом, топонимические данные свидетельствуют о том, что прародина марийцев в I тыс. н. э. находилась вблизи современной территории Марий Эл, а современный марийский язык является лишь небольшим осколком значительного и многообразного средневолжского языкового континуума близкородственных волжско-финских диалектов I тыс. н. э., большинство из которых исчезли во II тыс. н. э. под ассимилятивным воздействием русского, тюркских, мордовских и марийского языков.
Мерянско-муромский топонимический ареал
Западнее прамарийцев в Среднем и Верхнем Поволжье находились родственные им волжско-финские диалекты, к которым в конце I – начале II тыс. н. э. принадлежали языки летописных мери, муромы и других близких им племен. Из этих языков унаследован большой пласт субстратной топонимии в пределах современных Московской, Ярославской, Владимирской, Ивановской, Костромской и Нижегородской областей. Изучение этого топонимического пласта и дешифровка исчезнувших волжско-финских диалектов еще в самом начале пути.
Первые данные системного анализа позволяют говорить о языковых различиях западной мери, жившей вокруг озер Неро и Плещеево («ростовская меря»), восточной мери на территории Костромского Поволжья, преимущественно – в левобережье р. Волги («костромская меря») и муромы в нижнем течении р. Клязьмы и р. Оки («нижнеклязьминцы»). Методом этнического моделирования устанавливается, что язык субстратной топонимии восточной («костромской») мери близко родственен синхронному с ним прамарийскому языку. В языке муромы есть черты, объединяющие его как с марийским, так и с мордовскими языками. Очевидно также, что между диалектами костромской мери, муромы и прамарийским существовали переходные говоры. Следы подобных говоров обнаруживаются, например, в ареале нижнего течения р. Унжи и прилегающей территории современной Ивановской области в узкой полосе речных названий с топоформантом -вязь (-вяз / -баз): р. Кохтовязь, р. Мочевязь, р. Сонбаз, р. Товяз и др., ср. мар. (г.) важ – слово, широко употребляющееся в марийской топонимии в значении ‘приток реки’. Что касается языка западной («ростовской») мери, то выводы делать рано, но предварительные данные свидетельствуют о языковом родстве «ростовской мери» не столько с прамарийским языком, сколько (и даже в большей степени) с прамордовским и прибалтийско-финскими языками.
Границы древнемордовской топонимии
Конечно, эти факты, устанавливаемые для начала II тыс. н. э., то есть периода освоения субстратной топонимии мерянских территорий древнерусским языком, нельзя напрямую экстраполировать на более ранний хронологический период середины I тыс. н. э. Однако характер языковых различий, прослеживаемый по топонимическим данным и заключающийся в близком родстве соседних говоров и увеличении диалектных различий по мере территориального удаления, позволяет говорить, что, скорее всего, в I тыс. н. э. в Верхнем и Среднем Поволжье сложилась цепь родственных волжско-финских диалектов, формировавших лингвистическую непрерывность, крайними полюсами которой были волжско-финские диалекты Верхнего Поволжья («ростовско-мерянские») (на западе) и прамарийский в районах близких к современной территории Марий Эл (на востоке). Описание границ древнемордовской топонимии содержится в статье финского исследователя П. Рахконена.
По топонимическим данным (распространение озерного гидроформанта -ерки, -ерхи и названий рек на -лей, -ляй) древнемордовские диалекты в конце I – начале II тыс. н. э. были распространены западнее и севернее современной территории Мордовии: на западе мордовский топонимический субстрат обнаруживается в среднем течении р. Оки в восточной части Рязанской области, к северу от современной Мордовии древнемордовским было Окско-Сурское междуречье в бассейне рек Тёша и Пьяна. Следы проникновения топонимического субстрата, близкого древнемордовскому, наблюдаются вплоть до левобережья р. Волги на территории Марий Эл.
Вместе с тем, важно отметить, что широкое распространение мордовских диалектов, отразившееся в топонимии, может относиться именно к концу I – началу II тыс. н. э. Утверждать о столь же широком распространении на тех же территориях прамордовского языка в более ранее время (начало и середина I тыс. н. э.) пока нет оснований. Нельзя исключать возможности раннего присутствия какого-то близкого к мордве по языку населения на территории будущих ростово-суздальских земель (названия озер типа Неро – если из праморд. *iń-er(о) ‘большое озеро’, ряд топонимов с исключительно мордовскими этимологиями, например р. Пекша из эрз. пекше «липа», р. Виргуза из праморд. *virgəs ‘волк’). При этом данный топонимический пласт выглядит скорее, как субстратный по отношению к ростовско-мерянскому.
Продолжение следует
Источник: Археология Волго-Уралья. В 7 т. Т. 4. Эпоха Великого переселения народов
Статья: Этнолингвистическая карта Поволжья в эпоху Великого переселения народов
Авторы: Напольских В.В, Смирнов О.В
Подготовил для «Миллиард.Татар»: Владислав Безменов