Переговорный процесс: факты и эмоции
Переговоры шли по-разному. Наиболее гибкие члены российской делегации внимали части аргументов татарстанской стороны. Одним из таких политиков был Геннадий Бурбулис. 3 августа на приеме в московском Кремле он даже отметил, что «за год переговоров с Татарстаном мы очень изменились», и сообщил, что теперь российская делегация стоит на том мнении, что Россия должна быть ассиметричной федерацией (за что так упорно ратовала делегация Татарстана) «с элементами конфедерации», отмечает Алексей Бушуев. «Ассиметричная федерация» означает государство, где у одних субъектов прав больше, чем у других. За это и «топил» Татарстан, апеллируя к различным аргументам, в том числе к историческому прошлому территории, на которой он расположен.
Переговорный процесс, как действие, в которое вовлечен «человеческий фактор», наполнен эмоциональной составляющей. Присутствовала она и в нашем случае. По этому поводу сохранились воспоминания участников, содержащие много забавных моментов. Рафаиль Хакимов, принимавший непосредственное участие в переговорах, вспоминал, что тот же Бурбулис вначале также крайне жестко подошел к выстраиванию линии российской делегации, заявив, что РФ возьмет Татарстан в экономическую блокаду. Татарстанцы парировали тем, что «у трубы два конца» и что перекрытие артерий ударит сразу по двум вовлеченным в процесс субъектам. Видимо, после этого Бурбулис проконсультировался с экспертами и далее скорректировал свою позицию.
Индус Тагиров нашел хитрую «лазейку», дающую преимущество Татарстану перед другими автономными республиками: все они, по его мнению, признали свое добровольное вхождение в Россию и «получили за это ордена и привилегии» (кстати, весьма спорный тезис; то, что Казанское ханство было завоевано и никогда не подписывало документов о вхождении в Россию, – это так; но я не припомню документов о «признании добровольного вхождения» со стороны соседних республик; вообще «добровольное вхождение» – миф, обычно никто никуда добровольно входить не желает; его принуждают силой либо внешние игроки, либо обстоятельства). Однако на Сергея Шахрая, тогдашнего государственного советника РСФСР по правовым вопросам, аргумент подействовал; якобы он встал из-за стола и задумчиво произнес: «Значит, мы (Татарстан, – Б.Р.) из России не выходим, но в нее и не входили…» Обрадованная татарстанская делегация как будто бы удовлетворенно пожала плечами.
Фандас Сафиуллин, тогда депутат Верховного совета РТ и один из «локомотивов» национального движения в РТ, как-то услышал, что упомянутый в первой части этого материала Сергей Станкевич говорил кому-то в кулуарах, что Татарстан слишком много о себе возомнил и слишком многого хочет. Сафиуллин парировал: «Мы хотим не слишком многого. А только того, что заслуживаем». Взвившийся Станкевич ответил ему: «Мы вам не позволим воссоздать Золотую Орду!» (sic!) Затаившие недовольство на Станкевича члены татарстанский делегации «отомстили» ему позже – когда пригласили в Татарстан в гости Сергея Шахрая; Станкевич тоже изъявил желание, приплетя аргумент, что у него жена – татарка; Сафиуллин был просто взбешен такой «наглостью»: «Нет! Вас мы не приглашаем!»
Аргументы использовались разные. Когда Егор Гайдар, тогда – председатель правительства РФ, начал давить на Татарстан, пытаясь решать вопросы авторитарно, ему якобы припомнили: «Егор Тимурович, ты же демократ! (кстати, стиль общения партийного аппарата КПСС – на «ты», но по имени-отчеству, – Б.Р.) На волне демократии стал одним из правителей России. Почему же ты из Москвы хочешь решать вопросы, которые не можешь решать?» Хотя никакими демократами «правители России» не были и тогда, против такого аргумента, выставляющего «демократа» в недемократическом свете, Гайдар пойти не мог. Чем и пользовалась татарстанская делегация.
Бывали и совсем курьезные ситуации. Как будто бы долго упиравшийся тогдашний министр финансов Борис Федоров, утомленный переговорами, в конце концов сказал Мухаммату Сабирову, премьер-министру РТ: «Знаешь что, Мухаммат? Я все равно ухожу с этой работы (аргумент мощный, – Б.Р.). Давай свою бумагу – подпишу». Так решались судьбы Татарстана и России.
Конечно, наверняка в этих историях, приведенных в книге Венеры Якуповой «100 историй о суверенитете», имеются и неточности, и много эмоций, и субъективный фактор присутствует; да и память, возможно, кое-кого подводит в деталях. Но общий шлейф и флер от процесса, атмосферу, царившую во время переговоров, думаю, они передают достаточно точно и выпукло.
Договор-1994: оценки
В итоге Договор Российской Федерации и Республики Татарстан «О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Татарстан» был подписан в Москве 15 февраля 1994 года. Также были подписаны сопутствующие соглашения по отдельным сферам, в частности по налогам и бюджету. Как и предлагал Валерий Тишков, договор по форме сделали «более протатарстанским» – сначала шли полномочия РТ, затем – совместные, и только после всего – исключительные полномочия РФ (сути дела это никак не меняло).
Лидеры татарского национального движения упрекали татарстанских политиков в «предательстве интересов народа». Правонационалистические силы в Москве обвиняли уже президента России в стремлении к «развалу России». Официальная пропаганда РТ безоговорочно одобряла договор; ей вторили местные «демократы»: Иван Грачев, тогда один из лидеров демократической оппозиции в РТ (ныне депутат Госдумы РФ) отметил, что «политический процесс в РТ движется в правильном направлении». Недоброжелатели Татарстана позже припоминали, что якобы «была чисто неформальная устная договоренность между Ельциным и Шаймиевым, которая была потом формализована в договор» (Виктор Минин, в конце 1980-х — начале 1990-х годов заместитель председателя комиссии Верховного Совета СССР по разработке концепции национальной безопасности, лично принимавший участие в ряде сопутствующих событий).
Как мы сейчас можем охарактеризовать этот документ? По большей части это был «акт доброй воли» с обеих сторон, говорящий лишь о том, что эти стороны выбрали компромисс, а не конфронтацию. Если посмотреть на него с точки зрения юриста, можно отметить, что в договоре было много юридических противоречий и неясностей; все эти нюансы документа позже могли привести к серьезным проблемам для более слабой стороны, участвующей в соглашении. Де-юре, как я уже сказал, договор содержал много противоречий как внутри себя, так и с другими существующими документами по данному вопросу; весьма показательна оценка этого текста политологом Кэтрин Грейни: «Юридически февральский договор 1994 года довел ситуацию вокруг разделения полномочий между Москвой и Казанью почти до грани абсурда».
Тем не менее, «сухим остатком» договора стало снижение напряженности между федеральным центром и Татарстаном; при всех своих компромиссах он предоставлял Татарстану довольно широкие права суверенного субъекта, например, возможность вести внешнеэкономическую и отчасти внешнеполитическую деятельность. Это был первый подобный документ в Российской Федерации (впоследствии многие субъекты РФ подписали аналогичные договоры с федеральным центром). Так или иначе, этот Договор заложил первый, пусть и несовершенный, кирпич в здание реальной федерации в России. Первый президент РТ Минтимер Шаймиев впоследствии так оценил его историческую роль: «Величайшее значение договора для нас в том, что все постепенно успокоились».