Притча о твороге, или как ТАССР жила в СССР
Советская система была, как известно, крайне централизованной – как, впрочем, и предшествовавшая ей царская (достаточно вспомнить, что женам декабристов для того, чтобы поехать вместе с мужьями на каторгу, требовалась личная виза императора). Конечно, определенная логика в централизации есть, таким образом как будто бы сохраняется «высший» контроль над ситуацией. Однако зачастую, особенно в условиях огромной страны, эта логика стремится к нулю. Не зря в США, которые территориально можно сравнить с нашими пространствами, очень многие вопросы относятся к компетенции самих штатов, а не федерального правительства. В СССР все республики, как союзные, так и автономные, должны были направлять часть своего бюджета в Москву, а уже затем Москва перераспределяла деньги по регионам в соответствии с их политическим статусом — в союзные республики поступало больше, в автономные – меньше.
Особенно несправедливо это выглядело по отношению к республикам-донорам, таким как ТАССР, на территории которой после войны были разведаны богатые нефтяные месторождения. Первый президент РТ Минтимер Шаймиев так вспоминал то время: «Инфраструктура не развивалась. Не было дорог, газификация охватывала только города, строительство жилья было минимальным. Ветшал жилой фонд. Полки в магазинах были полупустыми. Доходило до того, что люди ездили в Москву, чтобы привезти продукты питания, которые они сами же производили».
Зачастую все это доходило до абсурда. Любимым примером этой сверхцентрализации, неоднократно озвучивавшимся Минтимером Шариповичем в его интервью, была ситуация с жирностью творога (в процентах), которая для Казанского молочного комбината задавалась непосредственно из Москвы, без возможности ее изменения на месте. Еще одной точкой различия в статусе союзных и автономных республик была ситуация в культурной сфере. Количество национальных школ (с национальным языком обучения), газет и журналов, теле- и радиовещания также было выше для союзных республик и ниже для автономных. Все было строго лимитировано.
Все эти моменты не могли не вызывать глухого недовольства своим положением как среди интеллектуальной и политической элиты Татарии, так и среди представителей простого народа, недовольного как минимум незначительным присутствием родного татарского языка в обиходе. Неудивительно, что в любое время потепления политической ситуации татары начинали проявлять активность – это было и в 1905-1907 гг., и в первые постреволюционные годы (после 1917), это произошло и в конце 1980-х. В Татарии активизируются национальные движения, идеи которых частично подхватывают политический истеблишмент и представители национальной интеллигенции.
На этой волне поднятия национального самосознания в 1990 году принимается «Декларация о государственном суверенитете ТССР», проводится референдум о статусе республики (21 марта 1992 года), и на основе этих программных документов принимается Конституция РТ (1992 год). Наступает самое сложное время в контактах с федеральным центром (1992-1994), который был крайне недоволен проявлениями «суверенности» строптивого региона.
«Как можно договариваться с собственным регионом?»
В этих условиях руководством РТ принимается решение закрепить особый статус республики договором о разграничении полномочий между Казанью и Москвой, тем более что регион не подписал Федеративный договор. Без особого энтузиазма, но федеральный центр соглашается на данный маневр. Начинается непростой процесс переговоров по подготовке договора. Как отмечает исследователь Алексей Бушуев, эти переговоры начались еще 12 августа 1991 года. Делегацию с российской стороны возглавлял тогдашний госсекретарь РСФСР Геннадий Бурбулис (постоянный советник Бориса Ельцина в то время), а со стороны Татарстана – вице-президент ТССР Василий Лихачев. 19 августа 1991 года планировалась встреча президентов Ельцина и Шаймиева, однако она, по причине путча, не состоялась.
Характерно, что участники событий вспоминали, что представители российской делегации зачастую просто не могли понять, как можно договариваться с собственным регионом. И это неудивительно, если знать нюансы «демократии» 90-х. Они были очень четко охарактеризованы одним из депутатов Ленсовета, который вспоминал позицию мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака по поводу демократии в этом самом Ленсовете. Депутат говорил, что Анатолий Александрович рассуждал примерно так: я ведь демократ? – Демократ. Значит, этого более чем достаточно для города, позиции депутатов Ленсовета (вдруг они окажутся недемократами, не приведи господь, - коммунистами, например) неважны. Такие настроения витали в воздухе, что неудивительно – откуда взяться демократии в умах людей, которые ее никогда не видели?
Летом 1992 года переговоры возобновились. Документы, обнаруженные Бушуевым и непосредственным участником переговорного процесса профессором Индусом Тагировым в Государственном архиве РФ, свидетельствуют о том, что в ходе переговоров применялись самые различные средства, вплоть до мелких интриг – к примеру, некоторые члены российской делегации предлагали использовать тактику проволочек и известной еще со времен средневековья волокиты.
«Хорошие полицейские» и «плохие парни»
Некоторые наиболее умные и дальновидные члены делегации, изучив психологическую составляющую борьбы за независимость в РТ, предлагали тактику «мишуры» – не уступая делегации Татарстана по сути, давать ей иллюзию собственной значимости через незначительные уступки по форме. К таковым относился, например, Валерий Тишков, тогда – председатель Государственного комитета по национальной политике. Он достаточно тонко подметил, что главным нюансом, отличающим ситуацию в РТ от ситуации в других подобных регионах, является даже не борьба за материальные ресурсы (это было везде), а «вопросы национального престижа». Поэтому и меры он предлагал соответствующие - тешить национальное самосознание татар без уступок по сути.
В частности, в письме президенту Ельцину он предлагал назначать профессионалов из числа татар на госдолжности в аппарат РФ (не наблюдаем ли мы это сейчас?), провести в Казани ряд научных и научно-популярных конференций (это было выполнено в полной мере), предоставить квоты на радио и телевидении РФ для вещания на татарском языке (не выполнено), включать татар в делегации, выезжающие в «страны зарубежного Востока», широко освещать в российских СМИ предстоящий Всемирный конгресс татар и – самое главное – часть средств, выделяемых Международным валютным фондом для РФ (во многом Россия жила в то время на эти деньги, что подтвердил кризис 1998 года), зарезервировать непосредственно для РТ. В целом, мы видим тактику «задабривания» оппонента дарами, что всегда широко использовалось в мировой практике.
При этом необходимо отметить, что если Тишков играл роль «хорошего полицейского» (и до сих пор его место в переговорном процессе татарстанской стороной оценивается положительно), то были и «плохие парни». В частности, эту роль выполнял Сергей Станкевич (тогда – государственный советник президента РФ по политическим вопросам, позднее попавший у Ельцина в опалу), который рекомендовал вести переговоры максимально жестко, не уступая делегации РТ ни в чем. Тогда эта тактика была бы провальной, так как сил контролировать ситуацию у федерального центра было немного.
Татарское отделение Демократической партии России строчило в Москву письма, достаточно тонко и многогранно описывающие ситуацию в РТ и возможности маневров для федерального центра при ведении переговоров с Казанью. Политический боевик под названием «Борьба вокруг суверенитета Татарстана» набирал обороты и развивался по всем канонам жанра.
Продолжение следует
