Казанское востоковедение: «Крупных преемников у Френа не нашлось»

Казанский спор востоковедов

Менее положительным окажется, вероятно, отзыв истории относительно казанской арабистики. Крупных преемников у Френа не нашлось. Сменивший его в 1819 г., по его же рекомендации, земляк по Ростокскому университету Ф. Эрдман (1793-1863) не оправдал возлагавшихся на него надежд и не оказался достойной фигурой. В противоположность Френу, как выражается Н. И. Веселовский, он был «надуто-педантичен и при гелертерской внешности мало знающ и бестолков». Однако он писал и печатал много по самым разнообразным сюжетам, поверхностно пользуясь материалами трех ближневосточных языков, и умел импонировать людям малосведущим или власть имущим, почему достиг чинов и степеней известных, нередко выполняя должности декана (1822-1836) и проректора. Френ, относившийся благожелательно ко всем серьезным научным стремлениям, от кого бы они ни исходили, был выведен из терпения самоуверенным невежеством своего соотечественника и, кажется, единственный раз в жизни нарушил академический тон и позволил себе выступить с уничтожающим и резким памфлетом под псевдонимом доктора Адернсона «Дождевые черви на поле восточной нумизматики» (1836), направив свои стрелы преимущественно на два больших, роскошно изданных Эрдманом тома с анекдотически неудовлетворительным описанием нумизматической коллекции.

В Казани Эрдман пробыл долго, но следов своей деятельности не оставил, симпатий не приобрел и после 25-летнего срока предпочел в 1845 г. оставить Казань для административной должности директора училищ в Новгородской губернии. Биографические словари выражаются иногда о нем сдержанно: «Он напечатал в повременных изданиях значительное число статей на русском, немецком, французском и латинском языках по вопросам лингвистическим, историко-литературным, историческим, нумизматическим и др., но деятельность его в науке прошла, не оставив глубоких следов; хотя филологические и исторические знания у него были обширны, но он не обладал достаточными критическими дарованиями и философской подготовкой, чтобы использовать их научно». Наш историк востоковедения В. В. Бартольд выразился определение со свойственной ему лаконичностью: «Как ученый, Эрдман не имел успеха ни на своей родине, ни в России...». История оправдала этот приговор многочисленные работы Эрдмана, как основанные на персидских материалах, так арабистические и особенно нумизматические, почти никогда не упоминаются в современной науке.

Плеяда казанских востоковедов 

С 1826.г в Казанском университете начал свою деятельность уже известный нам А. К. Казембек (1802-1870), который за 23-летнее пребывание здесь неоднократно преподавал и арабский язык не только в университете, но и в гимназии и в Духовной академии, хотя он не являлся его главной специальностью. Он не без оснований считается создателем казанской школы востоковедения, на которую наложил отпечаток своей слагающейся научной индивидуальностью, где, как выразился его биограф, «фонд составляли сведения, приобретенные им в восточной школе, и уже на эту основу легла ткань европейской науки». Типичной чертой для этой школы и теперь и, как мы уже видели, в Петербурге являлось то, что «требования научного востоковедения всецело приносились в жертву действительным или мнимым требованиям государственной жизни». Из учеников его и Эрдмана многие впоследствии преподавали арабский язык в Казани, и прошли в нашей науке смутной тенью. Таков был М. Г. Первухин, преподававший в 1834-1840 гг.; впоследствии он оставил науку и по одной из своих должностей в 1849 г. сопровождал в Петербург слона, подаренного эмиром бухарским. В 1840.г в приложении к изданному им в Казани «Турецко-татарско-русскому словарю» он дал список арабских и персидских слов. Еще менее нам известен И. П. Жуков (1842-1846), смененный в 1847 г., как мы видели, М. Навроцким. Позже действовал И. Н. Холмогоров, дважды появлявшийся на университетской кафедре (1848-1852 и 1861-1868).

Казанское востоковедение этой эпохи, не менее чем петербургское, было связано с востоковедной традицией Виленского университета, прежде всего благодаря знаменитому впоследствии монголисту О. М. Ковалевскому (1800-1878); в молодые годы, после высылки в Казань, он усиленно занимался арабским языком, и в его бумагах сохранилось значительное количество переводов из Корана на латинский язык. Некоторый след оставил в арабистике и менее известный товарищ его по несчастью И. А. (Ян) Верниковский (1799-1877). Уже в своем родном университете под влиянием ориентализма в литературе его времени он, как и многие другие, ознакомился не только с еврейским, но и с персидским языком, так что мог поместить в журналах несколько переводов из Хафиза. Высланный вместе с Ковалевским в 1824 г. по делу «филаретов и филоматов» в Казань, он усовершенствовал свои познания, отчасти благодаря Мицкевичу, который снабжал своего университетского товарища арабистическими пособиями из Петербурга и Москвы; уже с 1827 г. он начал преподавать в первой Казанской гимназии арабский и персидский языки, пользуясь для первого хрестоматией Болдырева. Один из учеников гимназии за это время вспоминал Верниковского как пример тех учителей, которые «особенно выдвигались по своим познаниям и способу преподавания».

Из Европы в Казань

Приходилось ему обучать и другим предметам уже в Университете, где он читал древнюю историю и географию. Востоковедная деятельность его была кратковременна - в 1834 г. за участие в «противоправительственной пропаганде» он был выслан из Казани, и Герцен, бывший в Вятке, вспоминает в «Былом и думах», как «просвещенное начальство определило в той же Вятской гимназии известного ориенталиста, товарища Ковалевского и Мицкевича, Верниковского, сосланного по делу филаретова, учителем французского языка». В середине 40-х годов он упоминается как учитель латинского языка в Симбирской гимназии, одно время исполнявший должность инспектора Казанской гимназии. Памятником его литературной деятельности на русской почве осталось только несколько стихотворений в журнале «Заволжский муравей», но еще в 60-х годах пишет о нем О. М. Ковалевскому попечитель Харьковского учебного округа. В самом конце 40-х годов, уже накануне ликвидации разряда восточной словесности, на университетской кафедре, впервые после Френа, появился серьезный арабист с основательной подготовкой И .Ф. Готвальд (1813-1897).

Уроженец Ратибора в Силезии, славянин по происхождению, он прошел курс Бреславльского университета (1832-1836), где главными наставниками его были крупный арабист Хр. М. Хабихт (1775-1839), первым издавший «1001 ночь» в Европе, и сиролог Г. Х. Бернштейн (1787-1860). Еще студентом он, в связи с одной рукописью Бреславльского университета, заинтересовался историей Х в. Хамзы Исфаханского, издание и перевод которой (1844-1848) приобрели ему известность и до сих пор служат всем арабистам. Переехав в Россию (в 1838 г.) сперва в качестве домашнего учителя, он с 1841 г. по рекомендации Френа стал работать в Публичной библиотеке, где занимался главным образом описанием восточных рукописей. В эти годы у него завязалась тесная дружба с Шейхом Тантави, которая впоследствии поддерживалась перепиской до тяжелой болезни Шейха. В 1849 г. Готвальд переехал в Казань, получив Кафедру арабского и персидского языков вместо Казембека, назначенного в Петербург.

Конец казанской школы

К этому времени все университетское востоковедение в Казани уже клонилось к закату, и с открытием Факультета восточных языков в 1855 г. разряд восточной словесности был ликвидирован. Начав преподавание по серьезно продуманной программе, Готвальд через несколько лет должен был его прекратить и больше к нему уже не возвращался. При временном восстановлении Кафедры в 1861 г. по конкурсу на нее был избран Холмогоров, получивший одним голосом больше. Несмотря на это, Готвальд связал всю свою жизнь с Казанью, где провел почти пятьдесят лет в скромной должности библиотекаря Университета и инспектора университетской типографии, сделав очень много для арабистики не только в местном масштабе. Заботясь в ранние годы о подготовке пособий, он составил «Опыт арабско-русского словаря на Коран, моаллакат и стихотворения Имруулкейса» (186-1863), первый большой словарь на русском языке, важный тем, что он систематически дает ссылки, так что и теперь может заменить конкорданс к соответствующим произведениям.

Само оформление его послужило через двадцать лет некоторым прототипом «Словарю» Гиргаса. Серьезное значение сохраняет и другой его труд – «Описание арабских рукописей» библиотеки Казанского университета (1854-1855). Это был второй в нашей стране опыт после дорновского каталога рукописей Публичной библиотеки, составленный с учетом всех требований своего времени. Рукописи как раз в эти годы перешли в библиотеку Петербургского университета, которая благодаря работе Готвальда располагает теперь полным каталогом самой крупной части своего старого фонда, со до сих пор не имеет к нему продолжения. Будучи другом Тантавй и сумев войти, как Френ, в близкое общение с местной средой, Готвальд приспособил находившуюся под его наблюдением типографскую базу для издания ряда арабских произведений, пользовавшихся большой популярностью среди мусульманских народностей России и особенно татар Поволжья.

Бесценные рукописи и прекращение обучению арабскому

Для европейской науки, совершенно не знакомой с ними, они представляли немалый интерес. Учитывая возможность их распространения в соответствующей среде, Готвальд не мог, конечно, придать им внешность настоящих критических изданий, но их высоко оценили даже такие строгие специалисты, как Хр. Снук Хюргронье (1857-1936); некоторые из этих изданий и до сих пор не заменены лучшими. Наблюдение за типографией позволяло Готвальду следить за качеством выпускаемых изданий, и печатавшийся в Казани «Словарь» Гиргаса немало обязан ему своей удовлетворительной внешностью. Поддерживая близкую связь с учеными Петербурга и с Академией наук, членом-корреспондентом которой он состоял с 1870 г., Готвальд по поручению последней нередко давал обстоятельные отзывы на представляемые сочинения. Им была, таким образом, разобрана книга Н. Торнау «Изложение начал мусульманского законоведения» (1851), равно как известные нам труды Д. Хвольсона (1870) и А. Гаркави (1872) об арабских авторах, писавших о древней Руси. Обширная библиотека Готвальда перешла в Казанский университет и содержит значительное количество оставшихся в рукописи его работ как характера учебных пособий, так и набросков исследований, главным образом в области мусульманского права.

Эти бумаги Готвальда были описаны уже последним профессором восточных языков в Казанском университете Н. Ф. Катановым (1862-1922), с которым и кончилось здесь преподавание арабского, являвшегося и для него лишь побочной специальностью. После закрытия разряда восточной словесности в 1855 г. права арабского языка в Университете восстанавливались дважды. Первый раз, как мы видели, преподавание его было возобновлено Холмогоровым, но с выходом его в отставку в 1868 г. прекратилось уже на значительный срок до нового восстановления на Историко-филологическом факультете двух кафедр восточных языков – угро-финских и тюркско-татарских только в конце 80-х годов. Последняя и была через несколько лет замещена Н. Ф. Катановым. Талантливый енисейский тюрок и выдающийся тюрколог, он кончил курс Факультета восточных языков в Петербурге в 1888 г. и четыре года провел в работе над местными тюркскими диалектами Сибири, Монголии и Туркестана. В 1893 г., по рекомендации двух академиков, тюрколога Радлова и арабиста Розена, он был назначен в Казанский университет, где с 1894 г. начал преподавание тюркских наречий, а в следующем в дополнение к ним персидского и арабского языков, что и продолжал до ликвидации Кафедры уже после Октябрьской революции. И в своих широко известных работах, уделяя основное внимание тюркологии, он все же иногда обращался специально к арабистическим сюжетам. Его влекли памятники материальной культуры с арабскими надписями; в одной из таких областей изучении металлических зеркал - он стал специалистом, посвятив ей ряд статей. Интересовали его и вопросы арабской эпиграфики вообще, равно как и другие вспомогательные исторические дисциплины, например, хронологию он рассматривал в большой сводной работе.

Противомусульманское отделение

Наряду с этим он анализировал и разбирал арабские сюжеты и книги, находившие себе распространение среди русских мусульман, особенно среди татар. Он был большим знатоком этих тем, расширяя свое внимание до самого новейшего времени, до самых злободневных вопросов. Все это широко отразилось в его многочисленных статьях, главным образом в органах казанской прессы. Приведенные примеры и Готвальда, и Холмогорова, и Катанова говорят нам, что во второй половине XIX в., в противоположность первой, арабистика была все же случайной гостьей в Казанском университете. Отчасти это, быть может, объяснялось тем, что уже с середины 50-х годов она стала концентрироваться в Казани около Духовной академии и, в особенности, около специального «противомусульманского» отделения, открытие которого в 1854 г. почти совпало с закрытием разряда восточной словесности в Университете. В наших академиях с самого их основания восточные языки были представлены, как известно, только одним еврейским. Хотя преподавание его продолжалось без перерыва, лишенное базы других областей семитологии, не могло создать серьезной научной традиции; энергия отдельных, иногда выдающихся лиц оказывалась здесь бессильной.

В Казанской академии, в связи с ее географическим положением, так же как и в некоторых семинариях, возникала потребность изучения и других языков, служивших орудием мусульманской или буддийской культуры. С восстановлением Казанской академии в 1842 г. попытки преподавания в ней арабского и татарского, монгольского и калмыцкого языков стали принимать более регулярный характер со стремлением подготовить преподавателей из воспитанников самой Академии. В середине 40-х годов и здесь основным деятелем явился тот же А. К. Казембек, посвящавший главное внимание арабскому, предпочтительно перед татарским. В помощь ему был приглашен татарин Г. Махмудов (1820-1891), популярный и долголетний казанский преподаватель, специалист по восточной каллиграфии, но обучавший в разное время в Университете и гимназии татарскому языку. Здесь он «упражнял учащихся в правильном чтении арабского текста»; пособием, как и в других случаях, служила хрестоматия Болдырева.

Источник: Академик И.Ю.Крачковский. Избранные сочинения
Автор: академик Игнатий Юлианович Крачковский
Подготовил: Владислав Безменов

Источник иллюстрации на анонсе: ru.wikipedia.org