В 1994 году высшее руководство Китая провело в Пекине большое собрание. На нем руководители Поднебесной говорили только об одном человеке. Поразительно, но этот «аксакал» китайской политики, которого в тот день поминали добрым словом, не был китайцем. При этом не многие достойные китайцы обращают на себя столь почтительное внимание вождей страны. О ком же шла речь, о каких заслугах?

Наш человек в Китае

Здесь прежде всего нужно упомянуть об одном важном факте. Одним из ключевых регионов, на которых сегодня основывается мощь Китая, является Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР). Он расположен на северо-западе страны и занимает одну шестую ее часть. Регион исключительно богат полезными ископаемыми, в том числе нефтью, цветными металлами, редкоземельными элементами. На этой территории компактно проживают 11 миллионов уйгур, а также другие тюркоязычные народы.

Речь пойдет о человеке, благодаря которому в 1949 году Синьцзян-Уйгурский регион вошел в состав Китайской народной республики. Хотя был (гипотетически) и вариант брака с Советским Союзом. О политике, ставшем близким соратником лидеров Китая – председателя Мао Цзедуна и премьер-министра Чжоу Эньлая, а позже – заместителем не менее легендарного китайского лидера, отца китайского экономического чуда Дэн Сяопина.

Это наш человек, родом из России, из Татарстана. Здесь живут его дальние родственники.

Звали этого тяжеловеса китайской политики татарского происхождения Бурхан Шахидуллин, или Бурхан Шахиди (Бо Ер Хан или Бао Эрхань – так его имя звучало на китайском).

Предки из Восточного Туркестана

В 1912 году в столице провинции Синьцзян городе Урумчи появляется молодой семнадцатилетний паренек по имени Бурхан. Путь сюда был не близок: Казань, потом Оренбург, Семипалатинск, Чугучак (это город в Западном Китае) и, наконец, Урумчи. Бурхан – новый сотрудник торговой компании татарских купцов Яппаровых, ведет бухгалтерию, контролирует закупки китайских товаров, поставки продукции из России.

Как юноша из простой татарской семьи оказался в столь дальних краях, впрочем, давно освоенных татарскими и русскими купцами?

Сам Бурхан Шахиди пишет об этом так: «Я родился 3 октября 1894 года в деревне Аксу Тетюшского уезда Казанской губернии. По рассказам деда Губайдуллы, мои предки были уйгурами, выходцами из далекого Китая, с берегов реки Аксу».

Сегодня родное село Шахиди находится в Буинском районе Татарстана.

В четырнадцатилетнем возрасте юноша приезжает в Казань. Здесь родственники, владеющие собственным крупным издательством, устраивают его продавцом в книжный магазин. При этом Бурхан не упускает возможность продолжить образование, начатое еще в сельском медресе. Поступает в знаменитое казанское медресе «Мухаммадия», расположенное ныне на улице Габдуллы Тукая в Казани. Тяга к знаниям, интерес к изучению языков всегда будут отличать его и в дальнейшем.

Через три года один из известных купцов из Семипалатинска Исмагил Яппаров примечает толкового юношу на Нижегородской ярмарке. Эта встреча круто и бесповоротно изменит жизнь Бурхана. Торговец предлагает ему поехать в Семипалатинск, поработать в торговой компании «Тянь Шань», ведущей дела с Китаем. Недолго думая, Бурхан соглашается и в скором времени оказывается в провинции Синьцзян – на земле своих предков.

Время возможностей

Что в это время представляет собой Китай? В первой половине ХХ века Китай политически раздроблен, по всей территории полыхают вооруженные конфликты. В 1911 году рушится императорская власть. Вместе с тем, это время дает талантливому и смышленому юноше шанс проявить себя. В этом плюс переломных эпох: границы между низами и верхами общества становятся проницаемыми, способные люди могут сделать карьеру и пробиться на самый верх. Потом лифты останавливаются и курсируют уже медленно, впуская пассажиров весьма выборочно.

Впрочем, в случае с Китаем Бурхану Шахиди можно было оказаться как на коне, так и остаться без головы. Оба варианта были в равной степени возможными. Юный Бурхан, легко устанавливавший контакты с людьми, смог оказаться нужным всем, и быстро стал полезен как своим работодателям, так и местным властям. Весьма возможно, что сообразительный юноша привлек внимание также советской и китайской разведок. Основания так думать есть. Только до сих пор непонятно, кто кого и в какой мере использовал.

Коммерсант и госслужащий

Первые годы работы в Китае у Шахиди связаны с коммерцией. Он успешно работает в торговой компании, устанавливает деловые и дружеские связи с китайскими, русскими, уйгурскими, татарскими предпринимателями. Но после введения в СССР монополии на внешнюю торговлю, бизнес, по всей видимости, начинает сжиматься.

К тому времени усердие и способности Бурхана не остаются незамеченными, и в начале 1920-х годов его приглашают на государственную службу. Работа на таможне, в транспортном управлении Синьцзяня и, одновременно, он – помощник и переводчик генерал-губернатора Синьцзяня. Здесь хорошую службу сыграло и прекрасное владение языками – китайским, уйгурским, русским, татарским. Позднее он овладеет и немецким языком. Ему поручают закупку технических товаров в Германии, и он неоднократно выезжает в Европу.

Неприятная встреча с Заки Валиди

В этот период, а именно в 1925 году, состоялась весьма недружеская встреча Бурхана Шахиди с Заки Валиди – известным политическим эмигрантом из Советской России. Об этом мы знаем из воспоминаний последнего. Заки Валиди – первый руководитель Башкирской республики, перешедший в стан непримиримых противников большевиков. Советские власти предпринимали попытки заманить его назад в страну, за ним охотилась советская контрразведка. Так вот, Заки Валиди, встретившись с Бурханом Шахиди, составил крайне неблагоприятный портрет нашего героя.

Итак, Заки Валиди пишет, что 10 декабря 1925 года к нему в Берлине зашел познакомиться некий образованный торговец по имени Бурхан Шахиди. «На визитке у него было написано «С. Бурхоус».

«Оказалось, - пишет Заки Валиди, - что он выходец из Казанской губернии, якобы родственник известных татарских писателей Бурхана и Галимзяна Шарафов, с 1912 года проживает в Урумчи».

«Этот Бурхан, - пишет Заки Валиди, - старавшийся казаться идеалистом, истинным националистом и мусульманином, рассказал, что с 1912 года занимается торговыми и общественными делами в Восточном Туркестане, вручил мне некоторые свои статьи, опубликованные на татарском языке. Сказал, что Синьцзянское правительство направило его в Берлин для закупки товаров, а также типографии».

На следующий день Заки Валиди, видимо, почувствовавший какую-то напряженность в разговоре, наводит справки о Бурхане Шахиди. Ему сообщают, что (цитирую Заки Валиди): «Шахиди – действительно торговец, который, с одной стороны, служит Чан Кайши, а, с другой – русским». Чан Кайши – это лидер республиканского правительства Гоминьдана в Китае, впоследствии непримиримый враг китайских коммунистов.

«Он стал членом парламента при правлении Чан Кайши, но верно служил только русским, - пишет Валиди. – Когда в конце 1949 года войска Чан Кайши вынуждены были отступить и в Китае к власти пришли красные, он оказался самым верным человеком коммунистов».

«Встреченный мною в Берлине этот Бурхан Шахиди, - заключает автор воспоминаний, - пожалуй, был самым страшным из встреченных мною предателей и провокаторов, с которыми я сталкивался в своей жизни. Перед уходом он сказал: «Мы еще встретимся с Вами». Я ответил, что крайне занят и совсем не имею свободного времени. Общение с ним оставляло весьма тяжкое и двусмысленное впечатление».

Чтобы как-то оценить столь жесткие подозрения и даже обвинения Заки Валиди, не мешает учесть исторический контекст. Во-первых, Заки Валиди подозрителен ко всем, кто так или иначе сотрудничает с Советской властью. Его подозрительность объяснима для активного участника гражданской войны в России, побывавшего на разных сторонах баррикад – и белых, и красных, и опять белых.

Во-вторых, Синьцзянь в эти годы – это тугой узел политических, национальных, религиозных противоречий. Крайне трудно давать однозначные оценки людям, жившим в столь сложных исторических условиях. Но, тем не менее, мнение Заки Валиди имеет место.

Однако некоторую информацию о своих тесных связях с советской разведкой дает нам в своих воспоминаниях сам Бурхан Шахиди. А именно – он сообщает, что в 1920-1930-х годах часто бывает в Германии и Советском Союзе, посещает Москву и Казань. Из Казани он даже вывозит в Синьцзян некоторых своих родственников. И все это уже в сталинскую эпоху. Трудно представить, что китайский гражданин мог бы столь свободно передвигаться по Советской России и решать в том числе и свои личные вопросы без покровительства властей.

В 1929-1933 годах Бурхан Шахиди, параллельно с работой торговым представителем правительства Синьцзяна в Германии, учится и оканчивает Берлинский университет. Это факт ему позже припомнят, объявив немецким шпионом. В 1937 году Бурхан Шахиди – консул Китая в СССР (в г. Зайсан).

Шесть лет тюрьмы за «шпионаж»

В 1934 году в Синьцзяне вспыхнуло уйгурской восстание против китайских властей и короткое время просуществовала Восточно-Туркестанская исламская республика. После ее военного поражения к власти в Синьцзяне, не без поддержки Советского Союза, пришел деятель по имени Шэн Шицай, вначале маскировавшийся под социалиста, под друга СССР.

Шахиди в воспоминаниях писал, что сам лично, вместе с прибывшими из Москвы советскими инструкторами участвовал в создании секретной службы для Шэн Шицая в Синьцзяне. Он упоминает о своих частых встречах с советскими дипломатами и сотрудниками НКВД.

Конечно, тут самое время задуматься, кто кого и как использовал? В какой-то момент Шахиди, возможно, вышел из-под контроля, стал проявлять самостоятельность. Стал неугоден ни советской, ни синьцзянской разведкам. И вскоре Шэн Шицай обвинил Бурхана Шахиди в шпионаже в пользу Германии и Японии и посадил его в тюрьму, в которой Шахиди пришлось провести шесть лет. Но все же ему повезло… Несмотря на указание Шэн Шицая умертвить Шахиди, ему чудом удалось избежать гибели.

Между тем Шэн Шицай вскоре отворачивается от советских покровителей и начинает преследовать коммунистов, своих политических оппонентов (одной из его жертв станет и родной брат Мао Цзедуна).

Ложный донос

Неординарные люди остаются такими и в тяжелых условиях. Вот и Бурхан Шахиди, сидя в тюрьме, не стал терять время даром. Энергичный человек находит для себя занятия: составляет трехъязычный уйгурско-русско-китайский словарь. И сочиняет стихи, посвященные Мао Цзедуну.

Там есть такие строки: «Вы открыли путь к истине и свободе, дорогу к счастью для рабочих… Я – звезда, которую Вы зажгли», - пишет Шахиди.

Что это: уникальное чутье, умение заглянуть за горизонт времени? А, может быть, и искренняя убежденность в коммунистической идее? Одно можно сказать наверняка – с выбором адресата стихотворения Шахиди не промахнулся.

Правление Шен Шицая ознаменовалось тотальной и, по некоторым оценкам, полуфашистской диктатурой. В 1944 году этот сатрап под давлением народного недовольства вынужден бежать из Синьцзяна. Вскоре Шахиди выходит на свободу и тут же назначается мэром Урумчи. В этот период происходит любопытный случай, описанный самим Шахиди в своей книге.

«Буквально через несколько дней, как я приступил к исполнению своих новых обязанностей, после возвращения с работы домой я застал непрошеного гостя – совершенно незнакомого мне русского человека». Оказалось, что тот специально прилетел из Москвы, чтобы принести Бурхану Шахиди официальные извинения от имени советского правительства за ложный донос прежнего советского советника по безопасности при губернаторе Синьцзяна. Этот донос и стал причиной злоключений Бурхана Шахиди.

Столь внимательное отношение советских властей к Шахиди, вернувшемуся в политику, позволяет предположить, что на него возлагались определенные надежды в какой-то сложной политической игре, которая все более активно разворачивалась в Синьцзяне.

Между СССР и Китаем

Что в это время происходило в Китае и, в частности, в Синьцзяне? Китай расколот на многочисленные противоборствующие стороны. С одной стороны, японцы, хозяйничающие в Маньчжурии, с другой правительство Китайской республики в Нанкине во главе с Чан Кайши, с третьей – коммунисты под предводительством Мао Цзедуна. Есть и более мелкие центры силы.

Все борются друг с другом. С севера влиятельный сосед – Советский Союз – активно поддерживает вооруженную борьбу Чан Кайши против Японии, с другой – китайских коммунистов, противостоящих правительству Чан Кайши. Плюс ко всему на северо-западе Китая, на территории трех округов Синьцзяна, уйгуры вместе с другими мусульманскими народами провозглашают вторую Восточно-Туркестанскую республику, настойчиво стремясь добиться максимальной автономии.

На территории остальных семи округов действует правительство, подконтрольное Чан Кайши. После ряда вооруженных столкновений с туркестанцами Чан Кайши предлагает им автономию и создание коалиционного правительства. Предложение принимается, и худо-бедно коалиционное правительство работает. Но до полноценного мира дело не доходит.

В 1948 году Чан Кайши назначает Бурхана Шахиди председателем коалиционного правительства Синьцзяна. И ключевые события в регионе происходят именно при нем. В 1949 году гоминьдановские войска, подчинявшиеся Чан Кайши, терпят от коммунистов поражение за поражением. Победа китайской компартии в гражданской войне становится очевидной.

Вокруг Восточно-Туркестанской республики складывается неблагоприятная обстановка. Республику долгое время поддерживает Советский Союз, заинтересованный в ослаблении правительства Чан Кайши. Но, когда победа коммунистов над Чан Кайши стала неизбежной, Сталин меняет политику.

Советскому руководству важно поддержать Мао Цзедуна, ведь он олицетворяет собой победу социалистической революции и установление власти коммунистической партии в дружеском теперь государстве. Государстве, вместе с СССР противостоящему империалистическому окружению. Восточный Туркестан теряет для Сталина актуальность, и республика лишается покровительства северного соседа.

В этой ситуации Бурхан Шахиди направляет Мао Цзедуну телеграмму о разрыве Синьцзяна с Чан Кайши, и готовности войти в состав новой Китайской республики.

Трудное решение

Это решение правительства Синьцзяна во главе с Бурханом Шахиди вызвало резкое недовольство сторонников независимости Восточного Туркестана тогда и вызывает критику со стороны уйгурской оппозиции сегодня. Сдача Синьцзяна расценивалась не иначе как предательство народов Восточно-Туркестанской республики.

Я сейчас отнюдь не рассуждаю о политической стороне уйгурского вопроса. Это внутреннее дело Китая. Но думаю, что не нужно торопиться с выводами по поводу Бурхана Шахиди.

Какими бы интересами он не руководствовался в тот момент на самом деле, кто бы гипотетически не пытался влиять на его решения – вариантов у него, скорее всего, не было. В случае какого-либо сопротивления на Синьцзян была готова двинуться почти трехмиллионная народно-освободительная армия Китая. Противостоять ей было невозможно.

В самом Синьцзяне насчитывалось всего около 100 тысяч гоминьдановских штыков. Восточный Туркестан располагал 10 тысячами солдат. Обреченность в случае столкновения была очевидна. Сам Шахиди впоследствии говорил, что благодаря этому решению удалось избежать многочисленных жертв среди мирного населения. Трудно с этим спорить.

Единство страны – в приоритете

1 октября 1949 года в Пекине была провозглашена Китайская народная республика, а 20 октября части китайской армии уже вошли в Урумчи. Да, решение о мирном вхождении Синьцзяна в КНР оказалось чрезвычайно выгодным для китайской компартии, но положило конец Республике Восточный Туркестан.

Бурхан Шахиди же, проявив, если угодно, политическую гибкость и дальновидность, вошел в историю Китая как решительный сторонник единства страны. Это обстоятельство по достоинству оценило новое руководство Китая.

Политический Олимп

Поначалу Шахиди оставили на посту председателя правительства Синьцзяна, но в 1951 году он передвигается на менее значимую должность – руководителя Народного консультативного совета Синьцзяна. Возникает ощущение, что Шахиди уходит на второй план. Ощущение обманчивое.

В 1953 году он стал одним из инициаторов создания Исламской ассоциации Китая и ее первым председателем. Его активность в объединении мусульманского сообщества Китая вокруг политики центральных властей заметна, предыдущие заслуги перед новой Китайской республикой не забыты.

И в 1955 году Бурхана Шахиди забирают в Пекин, где он занимает один из важных постов – его избирают заместителем председателя Всекитайского политического консультативного совета. Этот орган возглавляет премьер-министр Китая и министр иностранных дел Чжоу Эньлай. Одновременно Шахиди работает также заместителем главы парламентского комитета по делам национальностей. Это – пик его карьеры на китайском политическом Олимпе.

«Прорубить окно» в исламский мир

Чем запомнился Шахиди в это время? Помимо работы в парламенте, по поручению Чжоу Эньлая он с головой окунается в международную дипломатию. Перед новой Китайской республикой стоит сложная задача – добиться международного признания. А зарубежные страны с этим не спешат. «Прорубить окно» в исламский мир поручают Бурхану Шахиди. Кому как не ему – этническому тюрку и мусульманину – договариваться с единоверцами об установлении дипломатических отношений? Он берется за дело и преуспевает.

В ходе поездки по странам Ближнего Востока ему удается договориться об обмене послами с рядом исламских государств, среди которых Египет, Сирия, Йемен. Прошли очень важные для Китая переговоры Бурхана Шахиди с руководством Саудовской Аравии, Ливана, Иордании, Эфиопии, Судана. Процесс, что называется, пошел. Расчет китайского руководства оправдался, Шахиди не подвел. В конце 1950-х Бурхан Шахиди в составе китайской делегации встречается в Москве с главой СССР Никитой Хрущевым.

Жертва «культурной революции»

А дальше в его судьбу вмешивается неожиданное событие, перевернувшее, впрочем, вверх дном судьбы миллионов китайцев, событие, ввергнувшее страну в хаос. Это событие вошло в историю как «культурная революция» и растянулось на долгих десять лет. В 1966 году Мао Цзедун начинает атаку на окрепшую в руководстве страны оппозицию, считавшую его лично ответственным за череду экономических провалов, а также не принимавшую постепенно нараставший культ личности Мао. Мао Цзедун объявляет ряд партийных и государственных руководителей в предательстве интересов революции, симпатиях к капитализму, ревизионизме и прочих грехах.

В августе 1966 года Великий кормчий инициирует огонь по штабам. В поддержку Мао Цзедуна усиленно формируются отряды хунвейбинов и цзаофаней – это студенческая и рабочая молодежь, своего рода карательный меч народа, разящий политическую, экономическую элиту страны, ученых, писателей, объявленных новым эксплуататорским классом. Хунвейбинам разрешено все, они не подлежат никакой ответственности за совершаемое, даже за убийства.

В стране громятся университеты, сжигаются книги, разграбляются монастыри. Бывшие высокие чиновники компартии, профессура, учителя подвергаются гонениям, избиениям, их заставляют принудительно и прилюдно каяться в грехах. Тем из них, кого высылают на перевоспитание в деревню, еще сравнительно повезло. Кого-то забивают до смерти, как, к примеру, первую жертву – пятидесятилетнюю женщину – директора школы. Многие оказываются в тюрьме и погибают в застенках, как, например, второй человек в стране – бывший преемник Мао Цзедуна, председатель Китая Лю Шаоци.

Одними из жертв культурной революции стали Дэн Сяопин, и нынешний глава Китая Си Цзиньпинь, и его отец, бывший видным партийным чиновником. Молодой Си Цзинпинь был отправлен из города в деревню и жил, по его воспоминаниям, в пещере, испытывая тяжелые лишения.

В середине 1960-х годов поступают доносы и на Шахиди. Кто-то дает команду «фас» – и в результате его снимают со всех постов. Начинается травля и унижения. Летом 1966 года в его дом врываются хунвейбины. Они якобы ищут документы, изобличающие Шахиди в предательстве, но больше интересуются деньгами и драгоценностями, которые, по их мнению, обязательно должны были быть у столь важного в прошлом чиновника.

Но, к их глубокому разочарованию, ничего не находят. Обнаглевшие от безнаказанности молодчики, разграбив имущество и архив политика, уходят ни с чем, обязав Шахиди явиться для принятия критики. Так на китайском новоязе назывались процедуры публичного унижения. Уходя хунвейбины вешают на дом таблички, информирующие прохожих, что здесь живет семья международного шпиона Шахиди.

По воспоминаниям очевидцев, на публичных экзекуциях Шахиди держался с достоинством, в его взгляде читалось осознание своего превосходства над собравшейся толпой. Его избивали, унижали, и все это повторялось снова и снова. Через год семидесятилетнего старика заключают в одиночную камеру, в которой ему пришлось провести долгих восемь лет. Надежной его опорой являлась жена Рашида. Она носила ему передачи, присылала книги и журналы. Шахиди, как и в первый свой тюремный срок, занялся самообразованием, читал классиков марксизма.

И писал письма на имя Мао Цзедуна с доказательствами своей невиновности. Но ответа на письма не было.

Возвращение в большую политику

Освободили его из заключения только летом 1975 года, под самый конец культурной революции. Из тюрьмы Шахиди вышел уже восьмидесятилетним стариком, с серьезно пошатнувшимся здоровьем. Казалось бы, чего ждать в этом возрасте от будущего? Но это Китай, и герой наш – неординарный человек.

Итак, спустя несколько лет состоялось второе возвращение Бурхана Шахиди в большую политику. Дело в том, что все время, пока Шахиди провел в заключении, он оставался членом Народного политического консультативного совета Китая. Парадокс конечно, но мало ли в Китае парадоксального.

После долгого перерыва, пришедшегося на годы культурной революции, в 1978 году Совет вновь заработал. И Шахиди пришелся ко двору, тем более что в 1978 году Политический консультативный совет возглавил новый лидер Китая Дэн Сяопин, родоначальник экономических реформ, вскоре приведших Поднебесную к прорыву в будущее. В 1980 году Шахиди полностью реабилитируется и избирается заместителем Дэн Сяопина, а также членом комитета по внесению поправок в Конституцию Китая.

Работа в конституционной комиссии не стала для Шахиди простой формальностью. Он отстаивал права нацменьшинств, ратовал за расширение полномочий территорий, в которых проживали национальные меньшинства Китая, одними из которых были, конечно, уйгуры. Активно выступал за свободу вероисповедания. Верующие являются активными патриотами страны, и признание их веры принесет только пользу Китаю, считал Шахиди.

В это время китайский аксакал Шахиди успевает отметиться и в работе Исламской ассоциации, пишет материалы в Большую китайскую энциклопедию. Публикует научные и идеологические статьи, выдержанные в строгом партийном духе, посвященные в том числе Синьцзяну, истории его развития и вхождения в состав Китайской республики. В 1984 году выходит книга воспоминаний Бурхана Шахиди «50 лет жизни в Синьцзяне». Умудренный опытом пожилой политик продолжал удивлять окружающих своей активностью, хорошей памятью, ясностью ума.

Но возраст есть возраст, и в 1988 году Бурхан Шахиди подает в отставку. В возрасте 93 лет.

Похоронен по исламским обычаям. Партия не возражала

Он умер через год, 27 августа 1989 года, вскоре после событий на площади Тяньаньмэнь. Завещал похоронить себя по исламским обычаям, но при условии, что партия не будет против этого. Партия не возражала. Попрощаться с покойным пришла вся высшая лига китайского руководства, в т.ч. генсек компартии Цзянь Цземинь, председатель КНР Ян Шанькунь и прочие небожители.

«Свой» для Китая и Татарстана

У китайцев есть слово «лаовай», означающее иностранца, чужеземца. Оно носит оттенок пренебрежительности по отношению ко всякому чужеземцу, не владеющему китайским, не знающего китайской культуры и обычаев. Так вот, Бурхан Шахиди стал одним из немногих иностранцев, а может быть и единственным, признанным китайцами своим. Китайцы практически канонизировали его заслуги перед Китаем.

Но и нашим он не перестал быть. Поскреби уйгура Боа Эрханя, найдешь татарина Бурхана. Поэтому как бы кто не относился к нему как к политику, но человеком он оказался незаурядным.

Что касается политических итогов его деятельности – оценки зависят от того, из какой точки зрения исходить. Столь сложный человек не может оцениваться просто. Поэтому разные мнения о Бао Эрхане или Бурхане Шахидуллине были, есть и будут.

Нияз Ахмадуллин

При подготовке материала были использованы публикации Юлдуза Халиуллина «Татарин, ставший заместителем Мао Цзедуна», В. Бармина, С. Дмитриева, В. Шматова «Синьцзян: очерк истории региона», книги Рината Мингалиева «Бурхан Шахиди: следы в истории», Виктора Петрова «Мятежное сердце Азии: Синьцзян».