6. Контактная татаро-башкирская зона: закономерность, случайная путаница или «злая воля татаристов»
Однажды Марк Твен заметил, что «человек самый интересный дурак, какого только можно вообразить. И самый эксцентричный… И это от него не зависит – так уж устроена путаница, которую он величает своим разумом». В полной мере эта сентенция относится к этноязыковой ситуации в Икско-Бельском междуречье в пределах бывшей Уфимской губернии. Она действительно похожа на слоеный пирог, типа губадии (да простят меня наши башкирские партнеры, рецепт татарский).
Самая большая сложность его не в том, что он многонациональный, поликонфессиональный и с различными хозяйственными укладами, а в том, что он вступил в эпоху модерна при наличии этнонациональных общностей разного порядка. Татарская нация, сложившаяся к концу XIX века, была одним из важнейших узлов консолидации не только мусульманских, но и многих других тюркоязычных групп за счет высокой культуры, системы образования и деловой успешности. В условиях Российской империи, сохранявшей, особенно в законодательстве и фискальной системе, многочисленные рудименты феодализма, именно сословные различия формировали и сплачивали различные другие общности, например, тех же тептярей и мещеряков, а также различные полукочевые общины, которых царская власть именовала по сословному признаку «башкирами».
После революции февраля 1917 года все эти сословные различия были уничтожены. Начались процессы формирования новых наций и расширения наций более высокого порядка – русских и татар. Здесь следует сказать, что г-н Бердин пытается раз за разом подчеркнуть, что его писанина, якобы, является неким трендом, который затвержен в историографии, а вот «аквариумная» татарская наука плывет против течения. Но если бы он взял себе за труд хотя бы прочитать труды ученых, которых считает, видимо, по элементарному невежеству, своими сторонниками, то сильно бы разочаровался.
Например, Раиль Кузеев, разумеется, ничего никогда не писал о «массированной ассимиляционной кампании» в Татарстане, как и М. Роднов, Д. Горенбург, Н. Томашевская. Но вот что действительно писал в свое время Р. Кузеев: «Как финноугорские, так и тюркоязычные народы Волго-Уральской области, за исключением поволжских татар, до революции не успели сложиться в нации капиталистического типа». И далее еще интереснее: «Вторая половина 1940-х - 1950-е гг. характеризуются дальнейшим развитием татарской и завершением формирования башкирской, чувашской, мордовской, удмуртской, марийской социалистических наций».
Понимаю, что замечательного этнографа и большого ученого Раиля Кузеева наши оппоненты хотят затащить в свои сторонники, поэтому раз за разом г-н Бердин пишет о нем через запятую с Янгузиным, Асфандияровым, Баишевым и другими, которых тот при жизни, мягко говоря, недолюбливал. И никаким сторонником насильственной «башкиризации» он не был. От слова никогда. Я был знаком с ним лично с начала 80-х годов, поэтому могу говорить об этом, как включенный наблюдатель. Судя по его словам, он считал себя татарином, хотя по паспорту, возможно, значился и кем-то другим. Но никакой «двойной идентичности» у него при этом не возникало. Как мог, он противостоял политике башкиризации – писал статьи и книги, готовил учеников, проводил дискуссии. Так, он фактически сорвал планы по созданию Башкирской академии наук, образовав свой отдельный центр, и как мог противостоял нажиму на науку. Власти Башкирии от Шакирова до Рахимова его тихо ненавидели, но вынуждены были терпеть. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, был патриотом своего родного края, и это давало власти возможность давить на него, заставлять лавировать, в высоких кабинетах говорить одно, а думать – совсем другое. Обычное советское двоемыслие, помноженное на специфику башкирского аквариума. Именно этот разлад, очевидно, стал спусковым механизмом случившейся с ним тяжелой болезни. И этого человека, эту научную глыбу мелкие социальные манипуляторы пытаются всунуть в прокрустово ложе своих убогих теорий. При всей неоднозначности и колебаниях он был выше их мечтаний. Не был он «великий зверь на малые дела» и не вписывается в убогий мирок «башкиризаторов».
Разумеется, сейчас его читают только в нашем аквариуме, а в уфимском, где подобные пассажи «читать не просто не велено», о нем стараются вообще не вспоминать или упоминать так, через запятую. Вот и наш оппонент его трудов явно не читал. Как, видимо, и книг историка Натальи Томашевской. Иначе бы вычитал в них, что башкиры являлись сословием, а их численность постоянно колебалась за счет включения в их число «новобашкир» из разных сословных групп. Это подтверждает мысль о том, что «башкиры» были не этнической, а этносословной общностью, чья численность сильно зависела не от демографических причин, а от политики царского правительства, допускавшего перемещение населения из одной сословной группы в другую. Когда же этот фактор перестал действовать, начали действовать совсем другие процессы. Но дремучим примордиалистам, которые и средневековое население из исторической области «Башгард» считают прямыми предками современных башкир, эти процессы остаются непонятны, заставляя осмысливать их только в категориях «злой воли татаристов-марджанистов».
С одной стороны, произошел распад искусственных сословных идентичностей. Например, ярким примером являются тептяри, просто исчезнувшие в восточном Прикамье, причем даже там, куда не могли до них дотянуться часто поминаемые нашим оппонентом «татаристы» с их «тотальным национализмом» и желанием «обнулить», а именно в Уфимской губернии и БАССР. Смешные попытки Р. Якупова с подачи башкирских властей возродить их окончились полным провалом, и никакой основой для пополнения башкирской идентичности они быть не могут, поскольку уже как восемь десятков лет исчезли, как могикане. Но башкирские социальные модельеры все еще пытаются вдохнуть жизнь в этот этномиф.
С другой, – татары, как сформировавшаяся нация с выстроенной системой образования, современной интеллигенцией и высокой культурой, были притягательны для тюркоязычных мусульман Волго-Уральского региона. Без какой-либо поддержки государства (а позднее и с прямым противодействием его) татарская нация развивалась. Красноречив такой факт: в 1926 году 46% всех башкир БАССР были татароязычными, а на ее северо-западе таковых было 89%. Вот главный ресурс успешности татарской нации – культура и образование! Если без всякого административного давления на северо-западе Башкирии родным языком указали почти 90% башкир, причем заметьте, что именно татарский, а не «диалект башкирского». Как нам сейчас пытаются парить мозги московские структурные лингвисты. Ясное дело, что им из Москвы виднее, что тот язык, который сами носители называли татарским еще в 1926 году, они сейчас объявляют диалектом башкирского! Вот уж точно – шли в комнату, а попали в другую!
Иными словами, контактная зона, где бы она не находилась, испытывает влияние нескольких национально-культурных центров и постепенно сокращается. Идеальная система множественной идентичности нигде реально долго не существует. В идеале это происходит постепенно, так сказать, естественным путем.
Так произошло и в Башкортостане, где с конца 1950-х годов случилась оттепель, начала формироваться башкирская элита, которая решила, что обычное течение этнокультурных процессов ее по многим причинам не устраивает. И тогда было решено не просто их подтолкнуть в нужном направлении, но и поставить это во главу угла национальной политики Башкортостана.
Повторяя агитки башкирской пропаганды, г-н Бердин с пылом вяленой воблы пытается убедить публику, что цель руководства Башкирии – сохранить удивительное языковое разнообразие и двойную идентичность. Ведь, якобы, «Башкирия всегда рассматривает любое будущее только вместе с большой татарской общиной в своем составе. Потому что братья. Доли, языки, диалекты – уже следующий вопрос». На деле реальная картина отличается от этой пасторали.
Практически все последние 70 лет политика башкирских властей, с некоторыми исключениями «гибкого подхода», как их именует наш оппонент, всегда выражались в жестком политическом и административном давлении на татар, с целью «обашкирить» их полностью. А все вопли и сопли о «двойной идентичности» – это не более чем та часть политики, где речь идет о «лисьем хвосте». Вот когда политика «волчьей пасти» начинает вызывать «кипение возмущенного разума» татар в Башкирии, а Москва требует унять ассимиляторский пыл башкирских властей, тогда на сцену выходят благообразные социальные модельеры. Они говорят «Jamais» и плачут по-французски», то есть, смахивая скупую слезу, несут ахинею о том, что татарский «национализм: очень книжная, а потому догматичная идеология», что «татаризм», дескать, «везде, где добивается господствующего положения, должен стать тотальным. А спорные группы – просто исчезнуть, сначала на бумаге», и просят за бедных башкир замолвить хоть слово.
Для того, чтобы эта крокодилова слеза имела хотя бы какой-то намек на правду, специалист по «либерально-консервативной философии» (что бы это ни значило) г-н Бердин жалуется всему миру на глубокую обиду, которую башкирским националистам нанесло то, что в ТАССР к 1926 году, якобы, бесследно исчезли 123 тысячи башкир. Не стану указывать нашему критику на японскую и мировую войны, русские революции, крестьянские войны и чудовищный голод. Понятно, что бесследно они и после этих ударов по демографии просто так исчезнуть не могли. Но тот же Д. Горенбург, незнанием статей которого попрекает нас строгий критик, чуть далее того момента, где закончил читать его статью нетерпеливый философ Бердин, дает вполне логичное объяснение этим процессам: «Оказавшись в Татарстане, мензелинские башкиры, почувствовав выгоду от принадлежности к титульной нации, вскоре стали татарами. Да и этническая культура их сильно походила на культуру казанских татар».
Таким образом, весь комплекс причин, включая и административное подчинение Казани, сыграл свою роль в «обнулении» сословной идентичности башкир в бывшем Мензелинском уезде. Никакой мистики и неправедного насилия в отношении этого населения не зафиксировано. Если по-простому, то я бы сказал даже проще: никакой системы образования на башкирском языке в то время просто не существовало, поэтому культурный перевес татарской нации просто завершил процесс аккультурации, который до этого сдерживался только и исключительно сословными перегородками.
Но эта «скорбь великая», почти безжалостный геноцид, нанесший непоправимую травму самосознанию башкир, нужны нашему румяному критику и другим социальным модельерам не истины ради, а чтобы оправдать вполне конкретные и совершенно беззаконные действия в отношении татар Башкортостана. Что-то типа варварского обычая «око за око». Проблема только в том, что как и что случилось с башкирами в 1920-е годы, однозначно установить сложно, а административный диктат в отношении татар совершается здесь и сейчас. Прямо на наших глазах.
7. В Башкирии есть полная свобода записаться во время переписи кем угодно. С условием, что под этим «кем угодно» будет значиться «башкир»
Примерно так, перефразируя слова Марка Твена, наш критик г-н Бердин многословно объяснял истоки и смысл этноязыковой политики, а затем откровенно и простодушно ее описал: «Но проблема с обучением родных языков на северо-западе Башкирии действительно была. Шакиров после консультации с учеными – Кузеевым, Янгузиным, Баишевым, Миржановой – понял всю остроту проблемы северо-западных башкир и в дискурсе формальной логики попытался привести обучение родному языку в школах этого субрегиона в соответствие с национальной идентичностью: если люди считают себя башкирами, то татарский язык в школах следует заменить башкирским. И просчитался. Поскольку не только татары, но и башкиры тех мест не принимали литературный канон башкирского языка в качестве родного». Как говорится, «переведем сей пассаж на нейтральный язык науки»: истоки и смысл «научного» обоснования политики «башкиризации» просты как мычание – «тащить и не пущать». Затаскивать всеми правдами и неправдами татар в башкиры и никак не пущать их вернуть себе свое имя. Благодарим, как говорится, за откровенность. И посмотрим, как эти башкирские «собиратели статистики» решали эти задачи.
Этап первый – массово записывать население Башкирии в башкиры. Обосновывалась эта политика просто – все, кто когда-то был при царском режиме записан «башкиром» должен считаться им, а остальные должны записываться башкирами, поскольку живут в Башкирии. Этот нехитрый прием при административном и политическом давлении действовал эффективно. Благо в СССР в паспорте была отметка «национальность», а в личном деле – пресловутая «пятая графа». В результате, по данным этнолога Коростелева, на северо-западе Башкортостана 40% деревень, учтенных в 1959 году как татарские, к 1979 году превратились в башкирские.
Выразительную картину этого произвола дает американский историк Д. Горенбург, которому верит даже наш оппонент и аттестует его как авторитетного ученого: «Выберем в качестве примера один из северо-западных районов Башкортостана – Балтачевский – и проследим его демографическую динамику за 1939-1989 гг. В 1939 г. 53% населения Балтачевского района составляли татары, а 24% – башкиры. В 1959 г. татар осталось лишь 17%, а башкиры увеличились до 62%. В последующие годы доля татар продолжала падать: в 1979 г. в районе было 6% татар и 74% башкир. Но к 1989 г. показатели 1939 г. были, по сути, восстановлены: башкир стало 22%, а татар – 59%». Весьма выразительные и красноречивые цифры, опровергающие все многословные доводы в пользу «двойной» или «множественной» идентичности, представляя ее тем, чем она и является – «мелкой философией на глубоких местах».
Под административным давлением татары были вынуждены записаться (или их, не спрашивая, переписали) в башкиры, но когда это давление исчезло, они вернулись к своей идентичности. Именно поэтому все бредни о «двойной» особой идентичности можно забыть. Уже в 1989 году татары прекрасно понимали, кто они по своей идентичности и открыто указывали ее, сделав ее протестной идентичностью в Башкирии.
Этап второй – просто обзываем татарский язык, в данном случае его мензелинский говор, «северо-западным диалектом» башкирского. Именно для этого заключаются договора с московскими лингвистами. Для чего это делается? Напомним, наш «упоительный Зоил» объясняет это с чисто французской откровенностью: «В дискурсе формальной логики» башкирские власти попытались «привести обучение родному языку в школах этого субрегиона в соответствии с национальной идентичностью: если люди считают себя башкирами, то татарский язык в школах следует заменить башкирским».
Эти его саморазоблачительные слова следует выбить на мраморе перед зданием правительства в Уфе, поскольку они раскрывают самую суть политики «башкиризации». Сначала хоть тушкой, хоть чучелом – объявляем часть татароязычных татар «башкирами», а затем начинаем приводить их в «формальную норму», заменяя татарский язык башкирским.
Судя по откровениям осведомленного философа Бердина, который щедро тратит «яд своих чернил», чтобы обосновать следующий, еще более радикальный шаг, башкирские, с позволения сказать, лингвисты собираются просто объявить татарский язык (пока только ряд его диалектов) башкирским! Привожу цитату дословно: «Северо-западный диалект башкирского фонетически ближе к старобашкирскому, то есть к тюрки. И отсюда – к современному татарскому, чем к этому канону. Потому и назывались – татароязычные башкиры. А принять этот диалект в качестве дополнительной нормы не хватало гибкости – этот шаг предлагали Баишев, Миржанова, позже Янгузин, но он был слишком новаторским для СССР. На него решились, наконец, только при Хабирове». Понимаешь, Карл, они на голубом глазу с помощью московских лингвистов хотят объявить татарский язык – башкирским. Следом, видимо, они объявят татар башкирами, а Татарстан – Республикой Таткурдистан. Все к этому и идет.
Наши оппоненты из «клуба взволнованных лоботрясов» в диком азарте все больше поднимают ставки, надеясь в очередном броске костей сорвать куш. Игрушечного дела людишки. Сначала объявили башкирами только тех, кто когда-то в прошлом относился к башкирскому сословию, потом стали присваивать себе высокую культуру и исторических деятелей-татар, затем заявили, что на северо-западе Башкирии есть некий диалект башкирского языка. Затем всех татар Башкирии стали заставлять учить не свой родной язык, а башкирский (ведь литературный татарский – это же искаженный диалект башкирского), потом заявили, что мензелинский диалект также является частью башкирского, а Великая Башкирия простиралась от Волги до Урала. А далее объявят Татарстану территориальные претензии? Ведь пишут же они уже о том, что столицу Волжской Булгарии основало племя булярцев. Видимо, неспроста.
Если задуматься, то в этом нет ничего нового. Именно в этом и состоит пресловутый «казус Баишева» – пробный шар, запущенный Башкирским обкомом с использованием татарского ренегата, чтобы проверить реакцию Москвы. Поскольку Москва смолчала, спустив письмо обратно, это было расценено как молчаливое одобрение. Прямо его обращение не поддержали, но, судя по откровению Бердина, именно такой modus operandi был выбран и реализовывался. Но что-то пошло не так.
Для описания того шабаша, который творился в Советской Башкирии, не станем цитировать Ф. Сафина, И. Габдрафикова, А. Халима и даже «великого и ужасного» Д. Исхакова, поскольку все они из одного аквариума. Дадим слово ученому совсем из другой песочницы, чей авторитет признает даже обычно очень скептичный и скупой на одобрение философ Бердин – американскому историку Д. Горенбургу: «Рост численности башкир в 1959 и 1979 гг., вероятно, в значительной степени обусловлен действиями властей в период проведения всеобщих переписей населения, в частности, административного давления на респондентов с целью заставить их записываться башкирами. Накануне переписи 1959 г. башкирское правительство провело пропагандистскую кампанию, разъясняя людям, что при ответе на вопрос переписчика о национальной принадлежности надо руководствоваться своим самосознанием, которое может не совпадать с родным языком. Население проинструктировали, что в случае несовпадения этих двух признаков национальность должна исходить из самосознания. Это противоречило сталинской концепции нации, согласно которой у народа может быть только один родной язык. Чтобы не допустить перехода татароязычных башкир в татары, эту разъяснительную работу проводили накануне всех последующих переписей населения».
Далее он описывает методы, которыми достигалась эта «башкиризация»: «Советские институты сыграли свою роль при формировании башкирской этничности в 1959-1979 гг. В этот период привилегии для лиц титульной национальности в Башкортостане увеличились еще больше. От татарских писателей требовали, чтобы они печатались на башкирском языке, а татарские художники и музыканты могли рассчитывать на успех, только если заявят о себе как башкиры. Татарину было непросто стать чиновником или директором предприятия. Поэтому тысячи татар стали записываться в официальных документах башкирами». Известен факт: в 1990 году в Бураевском районе был проведен опрос, который показал, что «24% населения официально являлись башкирами, хотя сами считали себя татарами» (Вечерняя Уфа. 1990. 24 августа).
Понятно, что эти действия власти вызвали бурю народного гнева, которая в конце концов смела Шакирова и на короткое время прекратила давление на татарскую общину Башкортостана. Интересно, что наш оппонент прекращение административного давления и пусть и краткое, но торжество демократических норм, именует «развязанной татарскими националистами конкуренцией», ставшей «для башкирского традиционного общества БАССР … невообразимой дикостью». Он искренне не понимает, как смели татары «развязывать конкуренцию», и негодует на татар, которые стойко выдержали административное давление и не сломались, не отказались от своего языка, истории и самосознания. Иными словами, разнузданное административное давление, граничащее с этноцидом, по мнению Бердина – это норма для «традиционного башкирского общества». Странно, что он полагает, что пружину можно затягивать только в одну сторону, не желая осознавать, что рано или поздно она разогнется.
Между тем, внеаквариумный авторитетный американский историк Д. Горенбург совершенно точно описывал эту ситуацию: «Из материалов переписей мы видели, что в 1979-1989 гг. большинство башкир в северо-западном Башкортостане вновь стало считать себя татарами. Большинство из них в действительности и не изменяли свою этничность, поскольку ранее записались башкирами лишь исходя из соображений экономической или политической выгоды. Это напоминает явление, когда многие башкиры в начале XX в. стали татарами. Смена национальности в северо-западном регионе в 1989 г. отличалась от прежних ее массовых перемен тем, что теперь имелась еще одна группа людей – это были прежде всего татароязычные башкиры – фактически изменившая свою личную, а не общественную этничность».
Разумеется, на этом история не прекратилась, и борьба татар за свой язык и свою идентичность с новой силой продолжилась в период президентства М. Рахимова. Пытаясь повернуть ситуацию в обратную сторону, он и его аппарат развернули кампанию, которая, возможно, превзошла по уровню фальсификации переписи 1959-1979 годов. Они были настолько вопиющими, что даже обычно лояльный к действиям башкирских властей академик В. Тишков был вынужден выступить с критикой. В том же интервью «Реальному времени» он вынужден был констатировать «неоспоримый этнографический факт»: «В итоге при Рахимове в переписи 2002 года наверняка не менее 100 тыс. человек было переписано в башкиры. Те в более спокойной ситуации, без воздействия, без пропаганды: «Если ты в Башкирии живешь, значит, должен быть башкиром», повели бы себя по-другому. Плюс там ситуация такая, что башкир там меньшинство, их меньше, чем русских и татар, им хотелось бы выйти хотя бы на второе место. Все-таки большинство мест в их правительстве, законодательном собрании принадлежит башкирам — и это явно недемократично с точки зрения гражданских прав».
Но борьба продолжается, и в будущем будет, уверен, еще много испытаний и невзгод. И нам нечего противопоставить судьбе, кроме своей несгибаемой воли, стойкости духа и веры в помощь Всевышнего. И против этой несокрушимой крепости посрамлен будет любой наш противник.
Искандер Измайлов
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции
Фото: архтв ИА "Татар-информ"
