«Имам из среды бедного нижегородского крестьянства был очень близок прихожанам»
Строительство мечети было видимо, завершено в 1907 г., во всяком случае именно тогда Губернским Правлением к мечети был назначен мулла Нурмухамед Асфандияров (по устным сведениям, в 1907-1909 гг., в настоящее время датировки уточняются), а также был признан способным быть мугаллимом. Мечеть и приход при ней получили №14.
Родился имам в 1864 г. Происходил из крестьян Нижегородской губернии, Сергачского уезда, Семеновской волости, деревни Кочкопожарок. В 1884 г. был призван в армию на родине и зачислен в ратники ополчения 1 разряда. В начале ХХ века окончил Казанское татарское Азимовское училище (по тем временам очень хорошее среднее образование, дававшее право на занятие должности имама и учителя мектебе). Затем перебрался по коммерческим делам в Астрахань, где и стал одним из инициаторов строительства новой мечети.
Назначение Асфандиярова было встречено махаллей с ликованием. Имам, сам выходец из среды бедного нижегородского крестьянства, был очень близок прихожанам. Производили впечатление и его набожность и богословская образованность. Он охотно согласился обучать детей грамоте, прихожане арендовали дом под мектебе. Начали собирать деньги на строительство собственного здания для школы.
Конфликт с общиной
Но очень скоро отношения имама и махалли обостряются, а затем сами прихожане начинают просить астраханские власти отстранить Нурмухамеда Асфандиярова от преподавания и лишить прав приходского имама. Дело в итоге дошло и до политических обвинений и следствия в жандармерии. Камнем преткновения оказалось как раз мектебе, в котором начали обучаться дети прихода №14.
В первой половине июля 1913 г. уполномоченными от прихожан соборной мечети №14 было подано прошение астраханскому губернатору о пресечении незаконных действий муллы Нурмухамеда Асфандиярова. Просьба уполномоченных Фейзурахмана Семирханова, Хасяна Вильданова, Абдул-Карима Мамлеева, Хабибуллы Абдуллаева, Изатуллы Патеева и Хасана Иртуганова состояла в том, чтобы власти запретили Асфандиярову совершать сборы пожертвований с прихожан на постройку здания для училища во дворе мечети.
В том же прошении уполномоченные сообщали, что согласно постановлению прихожан, они сами приступили к ремонту здания, в котором располагалось мужское мектебе с русским классом. На что прихожане уполномочили вышеперечисленных лиц собрать пожертвования как деньгами, так и строительными материалами, вести точную запись прихода-расхода средств и по окончании работ представить отчет прихожанам.
Дела строительные
Согласно смете, которая была утверждена в июне 1914 года, на ремонт здания медресе, по словам уполномоченных, «капиталу потребовалось немало», так что пожертвований прихожан не хватило и пришлось занять у соседних приходов и частных лиц «с обязательством уплатить долг по мере поступления от прихожан».
В то же время некоторые состоятельные татары начали помогать деньгами и стройматериалами. Купец Хусаин Хаников пожертвовал 400 рублей. Муся Самакаев, владелец лесопилки, привез на школьный двор строевой лес. Но все деньги забрал имам и истратил их на оштукатуривание здания мечети, а лес вывез на свой двор (о чем был составлен акт приставом 5 участка). Также в руках священника, по словам просителей, оказалось 80 руб., собранных с квартирантов в принадлежащем приходу здании по Собачьему переулку, собранные 37 руб. на постройку школы, а также деньги, собранные прихожанами деньги во время пятничных богослужений 15 и 22 августа (суммы неизвестны). Все эти деньги мулла забрал. К концу лета 1913 года здание школы уже было вчерне готово и требовались деньги на внутреннюю отделку и штукатурку стен. Асфандияров же деньги не выдавал, сознательно затягивая ремонтные работы, с тем, чтобы мектебе с русским классом не открылось к началу учебного года.
Горе от кадимизма
Уполномоченные просили губернское начальство приказать Асфандиярову вернуть присвоенные им деньги, пожертвованные специально на школу. А также запретить ему впредь сбор денег в мечети без ведома и согласия прихожан. О чем объявить ему в мечети в присутствии самих прихожан.
Почему же священник препятствовал такому благому, казалось бы, делу? И здесь мы подходим к самой главной проблеме, которая тогда охватила весь, без преувеличения, мусульманский мир России.
Как выпускник Азимовского медресе, Н. Асфандияров был приверженцем традиции кадимизма в исламском образовании. И самое главное – противником идеи обучения детей мусульман русскому языку и светским предметам.
«Доходы составляли 300-400 руб. в год»
А время требовало свое. Городские татары, так или иначе, вовлекались в социально-экономические отношения российского общества, этноконфессиональная замкнутость махалли становится серьезным препятствием на пути интеграции и успешного взаимодействия с этим обществом. Даже самые ортодоксальные мусульмане начинают понимать необходимость изучения русского языка и других наук. Не ведая даже сути теоретических споров, прихожане, сами того не зная, настаивали на претворении в жизнь в их мектебе джадидистской педагогики, ярым противником которой был их имам.
Не последним фактором было и то, что имам получал деньги в качестве платы за обучение детей в мектебе. Доходы составляли 300-400 руб. в год. Но это – до появления учителя русского языка. Мы говорим не о жадности священника. Царское правительство никакого жалования мусульманскому духовенству не выплачивало, и содержание имама было целиком возложено на приход. В этих условиях мулла вынужден был, особенно в бедных приходах (каковым и являлся приход Криушинской мечети), изыскивать способы зарабатывать деньги. И обучение детей грамоте становилось очень существенной статьей дохода.
«Собирает у себя своих «поклонников» и совершает с ними какую-то молитву»
Тем временем дело разрасталось. Прошение уполномоченных губернское правление пересылает в Оренбургское Духовное управление мусульман. А в Астрахани Асфандияров тем временем становится объектом внимания жандармерии.
В дело включился известный астраханский общественный деятель, бессменный заведующий первым русско-татарским училищем, джадид по убеждениям, цензор литературы на татарском языке Искак Халильуллевич Искендеров. 16 марта 1913 года он доложил губернатору о состоявшейся беседе с уполномоченными от прихожан мечети №14 Хасяном Иртугановым и Изатуллой Патеевым. Они сообщили Искендерову, что мулла Асфандияров выдает себя в приходе «за святого проповедника». И в последние три года (т.е. с 1910 года), еженедельно, по пятницам, около двух часов дня, собирает у себя своих «поклонников» (мюридов) и «совершает с ними какую-то молитву». Собиралось, якобы, человек 40-50. Также, по показаниям свидетелей, за это Асфандияров брал с этих людей деньги.
Чтобы скрыть это от полиции, Асфандияров проводил «эти сборища» не в своем собственном доме на 4-Бакалдинской улице, а в доме своего бывшего учителя муллы Ады Япарова (к тому времени умершего).
«Был признан сторонником учения «ишанов»
Сам имам и мугаллим Н. Асфандияров на сообщение Искендерова, которое губернатором было передано в губернское жандармское управление, поспешил направить оправдательное заявление на имя губернатора. К тому же еще 1 февраля 1913 года директором народных училищ губернии ему было запрещено преподавание в приходской школе. И в своем заявлении он также просил «разъяснить, какие такие незаконные действия были мои и почему я устранен».
С 1 апреля 1913 года, по распоряжению Дирекции народных училищ, «вследствие незаконных» с его стороны действий Н. Асфандияров был отстранен и от руководства учебным заведением. 7 августа 1913 года за ним было установлено негласное полицейское наблюдение. В тот же день он был впервые допрошен жандармами. 22 августа было вынесено предварительное постановление о виновности Асфандиярова, в котором он был признан сторонником учения «ишанов». Но практически сразу это обвинение было снято.
Жандармерия признала, что мнения о личности Асфандиярова в обществе разделились. С одной стороны, некоторые считали, что мулла представлял собой некую разновидность религиозного фанатика, принадлежащего секте, «напоминающей русское масонство». Он «мнил казаться святым, произносил восторженные речи и поучения религиозного свойства». С другой стороны, были и люди, которые считали все это напускным: «…святость его приноровлена лишь к тому, чтобы вернее действовать на народную темноту и больше привлечь к себе поклонников-мюридов, которых он поучал единственно с корыстной целью».
Припомнили 300-летие дома Романовых
Но, так или иначе, с точки зрения жандармов деятельность и поучения Асфандиярова носили антиправительственный характер, так как он «фанатично проповедовал против обрусения татар и в особенности татарских детей, а также против отдачи их в русские школы». Причем по этому поводу у муллы со своим приходом и вышел основной конфликт. Он очень не хотел открытия при мечети класса с русским языком
Недовольство властей вызывало, прежде всего, явно выраженное враждебное отношение священника к русским. Особенно примечательным оказался пример с празднованием юбилея дома Романовых. По случаю празднования 21 февраля 1913 года его 300-летия, дирекция народных училищ предписала Асфандиярову, в этот день никаких занятий не проводить, а по возможности собрать учеников и их родителей в здании мектебе для вознесения молитвы во здравие всех здравствующих членов Царствующего Дома. Но в день юбилея «все принадлежности для иллюминации и украшения мечети и школы – флаги, фонари и прочее, были куплены помимо него, а Асфандияров не служил в этот день в школе молебна».
Такие действия Асфандиярова, хотя и попадают в поле зрения политической полиции, но «политические задачи его не определены с достаточной ясностью». Даже жандармы приходят к выводу, что это никакой не панисламизм, а деятельность с чисто корыстными целями. Но, ввиду признания начальником Астраханского губернского жандармского управления действий Асфандиярова противоправительственными, власти посчитали возможным «возбудить против него переписку в порядке охраны», дабы иметь данные о степени вреда для государственного порядка и спокойствия со стороны Асфандиярова.
«Преследуют единственную цель – обращение детей татар в православие»
Директор народных училищ Астраханской губернии, опрошенный как «ближайший начальник школ, состоящих при мечетях», подтвердил, что по сведениям, полученным им от прихожан мечети №14, Асфандияров «прежде других и самым решительным образом восставал против предложения учебного начальства открыть при всех мектебе, согласно требованиям закона, классы русского языка».
С этой целью он, «пользуясь некультурностью большинства прихожан, прибегал и к воздействию на них и заведомой лжи». Так, в мечети, после молитвы, он уверял прихожан, «что учебное начальство – директор и инспектор народных училищ, настаивая на открытии русских классов в примечетных мектебе, преследуют единственную цель – обращение детей татар в православие, а потому нужно всячески противодействовать их требованию». Естественным следствием такой «пропаганды» стало то, что часть прихожан «стала недоверчиво относиться к служебному начальству, а также и к своим единоверцам – сторонникам этого начальства».
Затем, поняв, что открытие русского класса при мектебе дело неизбежное, Асфандияров стал «уговаривать прихожан послать своих детей для обучения не в мектебе, а к нему домой». Таким образом, у него на квартире образовалась «как бы новая приходская школа, но без преподавания русского языка, хозяином которой являлся только сам Асфандияров».
После неоднократных требований дирекции и прихожан прекратить частное преподавание на дому, от Асфандиярова инспектором народных училищ «было отобрано обязательство в том, что он отказывается обучать детей у себя на дому, ибо в противном случае делу будет дан законный ход».
Под гласный надзор полиции
Следствие тем временем продолжалось, и 12 октября 1913 года жандармский полковник Федоренко вынес постановление о том, что подследственный может быть признан «лицом политически неблагонадежным». Переписка же о нем была направлена астраханскому губернатору с ходатайством «о внесении таковой в Особое Совещание, образованное при министерстве внутренних дел, на предмет высылки Асфандиярова за пределы Астраханской губернии под гласный надзор полиции и на срок по усмотрению Особого Совещания».
Следствие достаточно мягко отнеслось к Асфандиярову. Обыск у него не проводился, арестован он не был, к предварительному следствию или формальному дознанию не привлекался. К моменту начала следствия Нурмухамед Асфандияров был уже немолодым человеком, ему было 49 лет, он имел 3 взрослых сыновей и 1 замужнюю дочь.
Высылка в Варшаву
В октябре 1913 года прихожанам Криушинской мечети было разъяснено, что по поводу присвоения денег Асфандияровым прихожане могут подать на него иск в суд.
В конце ноября 1913 года министр внутренних дел вынес постановление: «подчинить Н. Асфандиярова гласному надзору полиции в избранном им самим месте жительства, за исключением Астраханской, Казанской, Уфимской, Оренбургской губернии и степного края (т.е. мест со значительным мусульманским населением) на 3 года, исчисляя с 15 ноября 1913 г.».
18 декабря астраханский полицмейстер сообщил, что Асфандияров избрал местом жительства город Варшаву, следовать куда просил не этапным порядком, а в сопровождении городового астраханской полицейской команды, расходы по передвижению которого и содержание в пути в оба конца он принимает за свой счет. Уже 20 декабря Асфандияров на вышеозначенных условиях отправился в Варшаву, причем ему не разрешили устроить «прощальное» богослужение в мечети из опасения, что он устроит скандал.
Варшава в огне
Летом 1914 года началась Первая мировая война, и Варшава оказалась в эпицентре боевых действий. В первой половине июля 1915 года пристав 5 участка Астрахани задержал на улице бывшего муллу Н. Асфандиярова, о чем поспешил сообщить полицмейстеру.
До сведения последнего дошли и другие сведения. Едва успев вернуться, Асфандияров сразу созвал прихожан в мечети и устроил сбор в пользу раненых на войне, но деньги в итоге присвоил.
Но, как оказалось, Асфандияров появился в городе на вполне законных основаниях. Еще 4 июня он направил варшавскому полицмейстеру прошение о выезде из города в связи с приближающимися военными действиями. От варшавской полиции он имел свидетельство, в котором было прописано право на «свободное проживание в пределах Российской Империи впредь до получения надлежащего вида на жительство». Отпущен Асфандияров был в связи с эвакуацией Варшавы.
25 декабря варшавский обер-полицмейстер сообщил астраханскому губернатору, что Н. Асфандияров прибыл в Варшаву и «подчинен гласному надзору полиции».
«Все ручаемся за него»
14 июля 1915 года Асфандияров зарегистрировался в своем доме на 3-Бакалдинской улице. А 27 июля пристав 5 участка Попов составил протокол. Согласно ему, прибыв в дом бывшего муллы, пристав «обнаружил его в среде своего семейства». Здесь осужденный к административной ссылке заявил, что новым местом жительства он выбрал город Царицын, о чем и возбудил ходатайство перед варшавским обер-полицмейстером. Выехать в Царицын планировал в ближайшие дни. Астраханский губернатор 31 июля неожиданно получает прошение от уполномоченных от прихожан мечети №14. Бывшие противники муллы Асфандиярова – Изатулла Патеев, Насретдин Маликов, Хабибулла Абдуллин и еще 49 человек, ходатайствовали перед властями о смягчении участи Асфандиярова, чтобы ему позволили остаться в городе, где жила его семья и где он владел недвижимостью, проживал в собственном доме.
В прошении говорилось о том, что бывшему мулле уже 53 года, «он наш, местный житель». Прихожане «все ручались за него, так как знали его только с хорошей стороны» (куда же делись прежние разногласия?). Прихожане просили губернатора «снизойти к ходатайству и оставить Асфандиярова в городе на жительство, о чем и сделать надлежащее распоряжение». Пока же бывший мулла был оставлен только на время праздника Ураза-байрам. Если же оставить в городе возможности не представится, просили разрешить следовать Асфандиярову до места назначения не этапным порядком, «так как высылка таким путем наносит нравственную обиду, тем более он не молодой человек».
«Дополнительное расследование о его деятельности удовлетворению подлежать не может»
Но в этот же день губернатор пишет полицмейстеру: «…предлагаю Вам Н. Асфандиярова из-под стражи освободить, отобрать от него отзыв об избрании места жительства. Независимо от сего Вы имеете право привлечь Асфандиярова за самовольную отлучку в г. Астрахань к ответственности».
Сам бывший мулла пытается возобновить следствие по своему делу. Он пытается дать ход делу двухгодичной давности, заявив в своем ходатайстве в жандармерию, что в феврале 1913 года, в день 300-летия Дома Романовых, молебен служил. Но жандармерия не собиралась возвращаться к давно решенному делу: «…производство, …дополнительное расследование о его деятельности, преступность которого была вполне доказана – удовлетворению подлежать не может».
Высылка в Царицын
Поняв тщетность своих попыток, Асфандияров в следующем прошении просит дозволения отправиться в Царицын, который он избрал для проживания до конца отбытия срока ссылки, не этапом, а самостоятельно за свой счет. Разрешение он получил.
Но в начале октября пристав 5 участка сообщил полицмейстеру, что Асфандияров все еще не выехал из Астрахани. Оказалось, что он сломал ногу, правое бедро, и просто не в состоянии ходить, все время проводит дома в постели. Был освидетельствован врачами, которые подтвердили этот факт, добавив, что перелом очень сложный и выздоровление займет не менее трех месяцев.
В январе 1916 года губернские власти вновь вспоминают об опальном мулле и полицмейстер запрашивает пристава о состоянии здоровья Асфандиярова. А также о сроках, в которые последний может покинуть Астрахань. 25 февраля губернатор потребовал от врачебного отделения губернского правления освидетельствовать Асфандиярова вновь. 1 марта врач Мургузов при осмотре больного выяснил, что для полного излечение потребуется еще 3-4 месяца. Перелом сросся неправильно, больной испытывал при передвижении сильную боль, правая нога стала короче левой на 6 см, кроме того, начались проблемы с сердцем.
Но власти настаивали на исполнении закона, и 26 апреля Нурмухамед Асфандияров, так и не излечившись окончательно, отбыл в Царицын, где и умер в июне 1916 года.
В 1932 году мечеть была закрыта советской властью
В июне 1914 года вторым и последним в предреволюционный период имамом (по неподтвержденным архивным данным) стал уроженец д. Шубино Сергачского района Нижегородской области Жиганша Абдулжаббаров 1880 г.р. В 1937 году он был репрессирован. В звании указного муллы Абдулжаббаров был утвержден Оренбургским Духовным управлением мусульман 13 августа 1909 года. По свидетельствам современников, он был одним из сильных знатоков Корана.
В 1932 году мечеть была закрыта советской властью. С этого времени ее здание использовалось как складское помещение. В 1952 году в нем было решено устроить Дом культуры членов артелей кооперации инвалидов Астраханской области. К началу 1990-х годов мечеть находилась в полуразрушенном состоянии. В 1997 году ее здание передали верующим. Она получила порядковый номер 38. По согласованию с руководством Астраханского регионального духовного управления мусульман мечеть с 2004 года начала восстанавливать азербайджанская диаспора Астрахани. В настоящее время она функционирует как шиитский храм, получивший новое название – мечеть «Бакы».
Марина Имашева
Кандидат исторических наук