«Народный суфизм»
Известный татарский фразеологизм говорит о значимости живых и необходимости знать места упокоения мертвых («Исәннәрнең кадерен бел, үлгәннәрнең каберен бел»). Для мусульманской традиции Поволжья, Приуралья и Сибири «почитание могил» - часть доктринального целостного восприятия себя. Странный, если не сказать вызывающий, тезис. Читающая публика всегда может возразить, что хадис гласит: «Поистине, когда какой-нибудь праведный человек из них умирает, они строят у его могилы храм для поклонения, расписывая его подобными изображениями. В День воскресения такие (люди) окажутся наихудшими созданиями пред Аллахом!». И поэтому все это от лукавого.
Религиозная практика, как правило, несколько сложнее. И для этого есть ряд причин. Во-первых, внутренняя логика суфизма или народного суфизма, подсказывала что люди при жизни имевшие некие «способности», носившие «божественное благословение – «карамат» и после смерти оставались «аулия». В идеале «аулия» – «приближенные к Богу», стяжавшие свою святость своими действиями. Поэтому их прижизненные заговоры «өшкерү», и выделения как дыхание или слюни считались сверхъестественными, способными исцелять, а молитвы – просьбы «теләк-келәү», обращенные к ним сбывались быстрее. Люди верили, что «ишаны» (и не всегда ассоциированные с тарикатом (суфийское братство – ред.) после смерти могли выступать в качестве посредников между богом и человеком. Соответственно, почитание этих «ишанов-аулия» форма народного спиритизма, заключавшегося в посещении могил святых и обращения к их духам с просьбами об излечении или исполнения желаний. Один из озабоченных имамов в начале XX века описывал его так: придя на могилу, страждущие, втирают пыль в глаза и взывают к духам покойных: «О, ходжа Бахаэтдин! О, шейх Габделкадир! О, ходжа Ахмед Ясави!», прося их о выздоровлении или иной помощи.
Три сахаба (асхаба)
А во-вторых, как не парадоксально звучит, этому явлению способствовала татарская улама (богословы). В начале XIX века, широко распространились условно историографические тексты «Таварих-и Булгария» Хисматедина Булгари и Таджетдина Ялчугула. Анализ данных трудов подробно представлен в работах М. Усманова, М. Ахметзянова, А. Франка и М. Кемпера, поэтому вместо повторения, хочу обратить внимание читателя на ряд деталей.
Один из основных сюжетов обоих текстов это легенда о сахабах. Ее короткое изложение: Пророк, избрав трех сподвижников, отправил их в Булгар проповедовать. Один из этих сподвижников – Габдаррахман бен Зубейр, второй – Хантал бен Рабиг (в версии Хисаметдина Булгари – Талха бен Усман), третий – Зубейр бен Джагда. Далее следует повествование об излечении дочери местного хана и логичное принятие ислама булгарами: «В 12-м году хиджры, в год овцы, в 26 день созвездия Рыбы, в 12 день благословенного Рамазана асхабы обратили булгарский народ в мусульмане». Эти трое асхабов оставались в Булгаре 10 лет. Построили медресе, обучили народ. После этого Габдаррахман бен Зубейр и Зубейр бен Джада вдвоем отбыли в Медину. Хантал остался в Булгаре. Он женился на упомянутой исцеленной девушке. Прожив некоторое время, Хантал бен Рабиг умер». Видимо, эти сообщения и легли в основу почитания могил сахабов в Булгаре.
«Возле могил сахабов ты не плакал, зато возле камней рыдаешь»
Для нашего разговора важна неправдивость или ложность этой легенды, ее критиковал еще Ш.Марджани. А факт того, что в начале XIX века в широких кругах верующих была распространена история о сахабах, и почиталось место их погребения. Н. П. Рычкова в 1769-1770 годы, упоминает, что к руинам пригорода Билярска «съезжаются летом» «башкирцы» и «магометанцы». Эти люди верили, что внутри каменных зданий погребены их святые, которые не только в жизни своей, но и ныне еще делают различные чудеса». Не совсем понятно, связано ли это именно с этой легендой или ее вариацией.
Описывая посещения Булгарского городища в начале XX века, Юсуф Акчура, отдельно остановился на реакции муджавира (хранителя), на восхищение архитектурой, а не могилами: «Возле могил сахабов ты не плакал, зато возле камней рыдаешь, сам начитанным кажешься, и все ж на могилах Корана не читал, руки сложив молитвы, не сотворил...». Для хранителя показалось возмутительным, что приезжий не стал взывать к душам усопших, но растрогался при виде средневековых руин. Сам автор указывает, что, действительно, большинство «паломников»: «приезжают поклониться могилам и просить заступничества мертвых».
Часть «священной географии»
Видный татарский историк Гайнетдин Ахмеров также посетивший руины Булгара в селе Спасском, писал, что паломничество происходит после весеннего сева в мае-июне. Он же приводит слова жителя деревни Утямышево Тетюшского уезда: «В такой-то день, договорившись на шунгатинском базаре, в одну из пятниц собрались до 300 человек, отправились в Булгар, среди них было человек 20 мулл. В русских деревнях напротив Булгара наняли большие лодки для переправы. В Булгаре посетили все места, во время всех намазов молитвы читали на месте Великой мечети. В Булгаре много овец зарезали».
По мнению А. Франка, подобные святые могилы являлись частью «священной географии», связывающей местную мусульманскую общину с этой территорией (через почитание могил), и одновременно со всем регионом Волго-Уралья «сакральным началом Булгарского мусульманского общества». Люди получали ответ о месте их народа в истории ислама, и через могилы даже мнимых сахабов приобщались к священной географии исламского мира.
Однако, возникает вопрос насколько это продукт народного творчества, а насколько осознанное конструирование прошлого?
Конструирование прошлого или продукт народного творчества?
На мой взгляд, оба ответы правильные. Однако в тексте Хисамутдина Муслими есть следы этого конструкта, приведу небольшой пример из раздела о табигыйн (последователях) из Булгарских областей:
«Далее поведаем о Субае и Шангалчи, родных братьях, сыновьях Барысхана. Они отправились в город Булгар и присягнули асхабам быть их верными учениками и последователями. Их сотоварищи с берегов реки Зай: Багул сын Айдагула, Атай сын Джанли, Чаллы сын Туксабая, Аксары сын Байсары. Они пришли (в Булгар) с берегов реки Зай и присягнули асхабам на верность. Они также последователи, могилы их недалеко от реки Зай.»
И так, понятно, что не все поверят и не все поедут к могилам сахабов за 200-300 километров по дорогам начала XIX века, с территории современного Нижнекамского и Заинского района в Болгар. Что мы делаем? Создаем учеников сахабов из устья Зая. Чудесным образом, они оказываются основателями окружных деревень.
Субай – название речки, текла через Большое и Малое Афанасово черта города Нижнекамска;
Шангальчи –деревня в Нижнекамском районе;
Багул – Байгулово –деревня в Нижнекамском районе;
Атай – Большие и Малые Аты (Уська) Нижнекамского района;
Чаллы – Верхние, Средние и Нижние Челны Нижнекамского района;
Аксары - Аксарово Заинского района.
Таким «кустовым» методом, иногда вплетая имена реальных людей, автор создал около 15 районов. Более того в Заказанье жители деревни Айши могут приобщиться к могиле еще одного сахаба Хаджи Армали, который учился у самого Пророка и был отцом уже известной Айши.
История о наших местных «праведных предках», создавала иллюзию прямой передачи знаний и бараката от Пророка к мусульманам Поволжья и Приуралья.
И, в-третьих сложная система сакральной географии использовалась для прозелитизма. Не смотря на раздельное проживание, и очевидные различия в религиозных взглядах, освоение и осмысление пространств приводило к наслоению интерпретаций одних и тех же объектов в разных конфессиях.
«Жители деревни Акбулат намеривались принести в жертву белого коня в местности «Хуҗалар тавы»
Ярким примером служат руины Билярска. Посещение этого места требовало соблюдения определенного церемониала: до совершения молитвы с просьбами о заступничестве или излечении, необходимо было принести в жертву животных. По свидетельству одного из жителей селения Старый Разяп, летом к «Хуҗалар тавы» – почитаемой горе в окрестностях Билярска, по средам стекаются толпы народа разных вер и этничности, ведя с собой «коз и овец». По сведениям Ф. Тарзиманова и Г. Рахима и в 1920-х годах все эти церемонии и жертвоприношения возглавляли суфии. Следуя этим поверьям, жители деревни Акбулат Чистопольского уезда Казанской губернии летом 1906 году намеривались принести в жертву белого коня в местности «Хуҗалар тавы». Таким образом, жители деревни хотели избавиться от засухи, губившей урожай. Лишь увещевания местного имама убедили селян отказаться от этого намерения. В некоторых местностях подобные обряды были привязаны к календарю.
Просьба об урожае или дожде адресованная «святому» иногда сопровождалась жертвой (әүлия корбаны). По сведениям Р.К. Уразмановой в д. Тат. Багана Чистопольского уезда на месте древнего захоронения «кадерле ата башы» проводился обряд жертвоприношения.
Религиозная сознательность массы верующих была поверхностна?
Еще дореволюционные исследователи обратили внимание, на что эти «керемети», сакральные места в верованиях тюркских и финно-угорских народов, подвержены исламизации. Осуществляя призыв (дагват) и проповедь, мусульмане включали такие места в сакральную географию края «исправляя» обряды почитания, теперь эти обряды свершались именем Аллаха.
В чем причина? На мой взгляд, причина в том, что среди условных мусульман были сильны доисламские верования. Во многом «Таварих-и Булгария» бросает тень на представление о состоянии мусульманской религиозности среди сельских обывателей мусульман XVIII и более раннего периода. Можно рассуҗдать, что политика христианизации и снос мечетей привели к таким последствиям, что «мусульманство» приходилось «привязывать» к точкам на карте. Но дело все же в завышенных ожиданиях: религиозная сознательность массы верующих «гавәм халык» в XVIII в. была весьма поверхностна и требовала дополнительных мер поддержки. Т.е. сакральная география стала инструментом интеллектуальной исламизации края.
Ильдар Шафиков
Фото на анонсе: Альберт Бурганов
Мнение редакции может не совпадать с мнением нашего автора
