«Вписать историю своего народа в Священную историю»
– А что из себя представляют булгарские «таварихи»?
- Это устная традиция, историческая память региона, записанная, когда появилась такая возможность. На мой взгляд, «Таварихи» отражают не позицию каких-либо учёных, а историческую память народа. И учёных, кто эти «таварихи» записывали и систематизировали, издавали примерно так же. Это похоже на то, как Табари систематизировал предания – их надо записать.
– Недавно в издательстве «Садра» издали «Таварих» за авторством Мухаммада Али Чукури (Чокрый) в переводе Саитбатталова. Там автор не просто цитирует булгарскую легенду о принятии ислама от Муслими, но соглашается с ней, рассматривает это как достоверное предание. Мне понравилась его аргументация: «большие учёные говорят: «в нашу Булгарскую страну не приходили сподвижники»… впрочем… об этом широко известно народу, и все булгарские старики подтверждают это…».
- Вот, в этом нет никакой научно-исторической критики. Это традиция, принимаемая на веру. «Потому что это наша традиция, мы так себя понимаем», подчеркивается этим.
Для чего нужна эта историческая память? Чтобы обозначить своё место среди других народов. Поскольку это всё происходит внутри мусульманской культуры, получается, что вся эта историческая традиция возводится к раннему исламу. И история о том, что предки булгар приняли ислам от сахабов (сподвижников пророка Мухаммада) – отсюда же.
– Да, это распространенный мотив о происхождении для мусульманских народов. У чеченцев, например, распространена легенда об их происхождении от Ноя, бухарские легенды также возводили своё происхождение к пророкам, там есть их мифические мазары (могилы).
- Конечно. Какая цель? Вписать историю своего народа в Священную историю. Не критически изучать, что было с этим народом на самом деле, какими бы ни были исторические цели, а вписать себя в Священную историю, обратно в миф. Продлить этот миф на сегодняшнее историческое время.
«Выступает как «татарский Ибн Халдун»
– Как этот жанр – «таварихи» – повлиял на историографию двух мыслителей из разных эпох, но где первый оказал заметное влияние на второго: Ибн Халдуна («аль-Вафат») и Шихабуддина Марджани («Мустафад аль-Ахбар»)? Последний критически подходит к этим булгарским преданиям.
- Марджани критически оценивает эту традицию «таварихов». Но на чём он строит свой труд? Также на этих «таварихах», кроме того, на восточных источниках - среднеазиатских, персидских и арабских, к которым он сумел получить доступ. Но его заметное отличие в том, что он пытается всё это критически оценить. Он оценивает это на предмет достоверности, насколько это возможно с точки зрения здравого смысла – и так далее. В этом отношении он сильно отличается от подавляющего большинства старых домодерных историков, которые, в основном, просто пересказывали дошедшие до них сведения.
То, на кого он похож – и это отмечалось всеми немногими, кто подходили к этой теме – это Ибн Халдун. Сам он это, конечно, прекрасно понимает – он знаком с его текстом, сознательно ему подражает. Равно как и Ибн Халдун написал «Мукаддиму» (введение) к своей большой истории, так и Марджани тоже написал «Мукаддиму» к своей большой истории «Вафиййат ал-аслаф ва тахиййат ал-ахлаф». Ибн Халдуна он обильно цитирует: где-то указывая на цитирование, где-то не указывает, но воспроизводит почти дословно абзацами или большими предложениями. Он сам явно хочет быть и выступает как «татарский Ибн Халдун».
– Получается у него своя школа философии истории.
- Я бы даже больше сказал. И уже по неосторожности это говорил: Марджани – это одновременно и татарский Табари, и татарский Ибн Халдун. Табари в том смысле, что собирает все известные ему исторические сведения о татарах – из самых разных источников: устных и письменных, местных и иностранных. Создаёт максимально полный, для своего времени, свод этих сведений. В этом смысле он выступает как Табари.
Как Ибн Халдун он выступает в попытке это систематизировать и теоретизировать, что ещё важнее.
«У Ибн Халдуна в Каире было собственное медресе, как и у Марджани в Казани»
– Использует ли он халдунианскую философию истории? Пытается ли он через концепт «асабийи» (социальной солидарности) анализировать исторические процессы?
- Понимаете, эта постановка вопроса должна быть изменена. Халдунианскую концепцию «асабии» не использует и сам Ибн Халдун.
То есть он её излагает, как бы декларирует, как что-то имеющее место. Ибн Халдун написал блестящее теоретико-философское введение, где сформулировал законы истории в своём представлении – концепция, теория и так далее. В основном тексте «Китаб уль-Ибар», к которому, с технической точки зрения, «Мукаддима» и является введением. Он никак не пытается применить свою теоретическую рамку к изложению событий. То есть он просто излагает предание за преданием – в духе средневекового мусульманского историка. Единственный принцип, которому он следует – это хронология. Что, соответственно, и свойственно «тариху» - «что было раньше – что было позже».
И для западных исследователей это было большим вопросом – почему так? Он не применяет свою концепцию, данную во введении к самому тексту. Ответ, с моей точки зрения, стоит искать в проблематизации самого вопроса. Дело непосредственно в концепции «применения концепции»! То есть идея о существовании теории, которую мы должны сразу же применить на практике.
Это слепок типичного европейского модернистского мышления: «теория без практики мертва», «практика – критерий истины». У Ибн Халдуна логика обратная: есть у него Большая история, которую он собрал (на тысячу с лишним страниц!), осмыслил, и на основе этого выдвинул теорию. То есть, по европейской логике, «Введение» Ибн Халдуна – это заключение! Но он поместил это во введение… Потому что это не человек европейской культуры, но средневековой мусульманской.
Такой подход к истории происходит из исламской юриспруденции (фикха). Есть «асль» (основа, корень) и «фуру’» (ответвления). Это сложно передать через европейский аппарат «общего и частного». То есть «ответвления» — это совокупность всех вынесенных правовых решений, законов, а «основы» — это методы выведения этих решений, методология права.
Ибн Халдун сам был исламским правоведом маликитской традиции, что ещё сильнее сближает его с ханафитским муфтием Марджани. У Ибн Халдуна, кстати, в Каире было собственное медресе, где он преподавал – как и у Марджани, который преподавал в собственном медресе при мечети в Казани.
Похоже на то, что Ибн Халдун – как исламский правовед по основной сфере деятельности – нетипичный историк – не только по результатам, но и, по существу. Потому что большая часть мусульманских историков – это историки-литераторы, но здесь это факых, правовед. И, как мне кажется, он просто переносит логику исламского права на историю.
То есть сформулированные принципы в «Мукаддиме» — это «усуль», а дальше он просто излагает историю, то есть «фуру’». И у него нет задачи продемонстрировать работоспособность теории в каждом случае, а когда он хочет это сделать – он приводит конкретные примеры в своей «Мукаддиме». Как и в шариате: «усуль» проявляется не в каждой ветви.
Остальное остаётся для потомков: это их задача – совместить материал, собранный Ибн Халдуном, равно как и внешний исторический материал, с его исторической философией.
Карим Гайнуллин
Продолжение следует
