«Можно делать хорошие вещи не только на русском или английском, но и на других нетитульных языках»

Круглый стол «Миллиард.Татар» с креативной татарской молодежью. Часть 2

«Миллиард.Татар» организовал первый круглый стол с представителями татарского креативного класса. В течение полутора часов музыканты, поэты, блогеры обсуждали, что необходимо для создания культурных продуктов мирового уровня на татарском языке и с помощью татарской айдентики. Вниманию читателей «МТ» - вторая часть стенограммы состоявшего разговора (первую часть см. здесь).


Участники:
Михаил Гордеев, гитарист группы ОММАЖ
Руслан Ибрагимов, художник-брызгист
Лейла Лерон, татарский блогер, фрилансер
Зулейха Камалова, журналист, поэтесса
Ильяс Хусаинов, московский татарский блогер
Динус Ягафаров, вокалист группы ОММАЖ

Модератор:
Регина Яфарова, видео корреспондент «Миллиард.Татар»

Гости:
Рамиль Гали, фотограф
Арслан Минвалеев, журналист, сооснователь проекта «Миллиард.Татар»


«Я русский, но я все равно люблю татарский язык»

Арслан Минвалеев. Можно спросить, почему вы все пошли делать продукт на татарском? Какая причина?

Лейла Лерон. Есть такое слово «ватанпәрвәр», «милли җанлы» по-татарски. Как оно переводится?

Зулейха Камалова. Национализм, но в хорошем ключе, позитивном.

Регина Яфарова. В твоем смысле, наверное, это воспитание в семье, от семьи.

З.К. Да необязательно.

Руслан Ибрагимов. Как будто Байбулата (Байбулат Батуллин – продюсер, актер, – прим. ред.) не воспитывали в национальной семье? Это его выбор, не татарское.

З.К. Я думаю, у него еще все впереди в этом плане.

А.М. А «Оммаж» почему на татарском?

Динус Ягафаров. Потому что это необычно.

А.М. То есть, это конкурентная свободная ниша?

Л.Л. Это не мейнстрим.

Р.И. А почему не на чувашском?

Михаил Гордеев. Это одна из причин. Также любовь к татарскому. Я вот, например, русский, но я все равно люблю татарский язык, в школе учил, и мне всегда нравился он.

Р.Я. Вот так вот!

Р.И. Круто!

Р.Я. Так что есть энтузиасты.

Д.Я. Нет, просто, например, есть такая категория музыки - анатолийский рок, это в Турции в 1970-х годах пели турецкие песни, например, Сельда Багджан, и это звучит круто, хотя они поют на турецком. И мне хотелось бы, чтобы это тоже звучало круто, хотя русскоязычные не могли бы ничего понять. Я же, например, по-турецки тоже ничего не могу сообразить, но, тем не менее, оно звучит качественно, и чтобы это касалось какого-то языка необычного, показать мелодичность, можно не только на русском языке или на английском делать хорошие вещи, но и еще на каких-то языках, которые не титульные в нашей стране, но которые тоже имеют место быть, чтобы это тоже звучало интересно, своеобразно.

А.М. Ильяс, а чем живут татары в Москве, есть молодежь, которая переживает за татарский, пытается что-то помимо вас делать?

Илья Хусаинов. В основном, это выходцы из Татарстана.

Р.Я. Они уже прям болеют за татарский язык, культуру всей душой.

И.Х. Я могу даже сказать, что они нездорово болеют этим, прям конкретно.

Р.Я. Они националисты?

И.Х. Крепкие националисты. Был однажды случай: сидит такой парень, говорит - давайте разговаривать только на татарском, какого рожна, грубо говоря, русские разговаривают на русском, а мы, татары, на татарском. Мы сидим, думаем - вроде сидим в Российской Федерации, надо немножечко понять, почему мы можем на русском языке разговаривать. Так, по поводу московских татар что я могу сказать? Смотрите, это же все-таки рождается все в Татарстане, и те, кто к нам приезжают - артисты, актеры, фильмы, например, - это все рождается в Татарстане, и мы, москвичи, это просто получаем. Мы же не можем что-то попросить, например, сказать, можно это все и так далее.

Р.Я. А что-то свое создать пытаются? Татарское, но в Москве?

И.Х. В основном, это заимствования какие-то. Но я это не поддерживаю.

А.М. Заимствования в каком смысле?

И.Х. Например, знаете, есть какие-то передачи на YouTube-площадках, и это все хочется только перевести на татарский. Но это, на мой взгляд, это не выход из положения, то есть, изобретать велосипед, только татарский велосипед, приклеив туда татарский орнамент - мне кажется, это нет.

З.К. Это, кстати, делали уже, есть татарский велосипед, с татарским названием, называется «Урам», по-моему.

Р.Я. А я думала, вы про одежду.

И.Х. Кстати, между прочим, я могу похвалить здесь одну свою знакомую, Альбина, которая занимается свитерами «Идель Маркет», если вы в курсе.

Л.Л. Она в Москве это делает?

И.Х. Да.

Л.Л. У меня есть ее жилетка.

И.Х. Но, я так понимаю, в Москве это тоже не так востребовано, как, например, сейчас в Татарстане.

Л.Л. У нее отсюда больше покупателей?

И.Х. Скорее всего, но, кстати, и русские тоже носят ее свитеры и жилетки. Видите, это просто тоже бросается в глаза, эти все орнаменты, все красиво, потому что может быть тепло и так далее. Вот, пожалуйста, вот оно, привлечение.

Р.Я. Она одна такая из немногих.

«Ай былбылым» выстрелил с «Зулейхой»

Л.Л. Это очень классно, на самом деле, почему ребята выбрали татарский, почему, например, Ильяс - единственный блогер, который пишет на татарском из Москвы. Очень легко выкатить на это новость и попасть в СМИ, когда ты единственный, электронную музыку пишешь на татарском, например, или блогер. Или «Лейла Лерон говорит семь дней только на родном языке» - думаешь, что за бред? Я говорю семь дней на родном языке, и про это пишут, вы в своем уме? То есть, очень легко на этом крене выйти. Если у тебя есть татарский сейчас, то ты каким-то образом становишься круче, если у тебя есть - ты можешь выделяться. Те люди, у которых его нет, они про тебя пишут, тиражируют тебя везде, таким образом можно аудиторию набрать.

Р.Я. А обратное такое работает действие?

Л.Л. Чем меньше людей знают этот язык, то ты среди них выделяешься.

И.Х. Просто проблема в том, что люди хотят, а главная проблема, что нет. Почему тогда они не делают этого, условно говоря? Вот мы хотим, например, чтобы все знали татарскую песню какую-то.

Л.Л. «Ай былбылым» выстрелил, получается, с «Зулейхой».

И.Х. Да, кстати.

Л.Л. Русские знают.

И.Х. «Зулейха открывает глаза» - сериал, который вызвал общественный резонанс, там по другой причине, конечно, но, тем не менее, посмотрели все равно. Кстати, Лейла напомнила об украинской музыке, мы же «Океан Эльзы» слушаем, например.

Р.Я. Это как раз о том, о чем говорил Динус о турецкой музыке, там больше из-за музыки, не то, что из-за слов, я тоже там не понимаю.

И.Х. При этом слушаем. Вот вариант того, как можно развить.

Р.Я. Вот на ваш взгляд - что нужно сделать, чтобы создать бренд, который будет такой мировой, чисто на ваш взгляд, с чего надо начинать, чтобы стремиться к этому?

И.Х. Во-первых, не слизывать, например, извините за такое, потому что надо реально что-то свое создавать.

Р.Я. А ты смотришь на других блогеров в твоем случае?

И.Х. Конечно, безусловно.

Р.Я. Ты смотришь просто, чтобы не повторяться?

И.Х. Да. У меня была идея брать интервью, например, но я понял, что это настолько заезженная тема сейчас, что если я сейчас выйду на площадку с этим, я буду не интересен, потому что посмотрят, что я сижу, напротив меня сидит интервьюируемый и все.

Л.Л. Это можно сделать, на самом деле, просто интересных личностей, с которыми хочется делать интервью, будет два-три, а потом тишина.

И.Х. Да, тоже верно. Потому что даже интересных личностей уже вдоль и поперек.

Л.Л. Мы работали тоже над YouTube, занимались YouTube, это очень сложно - найти интересных татарских личностей, их практически нет. Начинаешь там, думаешь, ладно, будет Нурбек, потом Ильшат Рахимбай, такие более-менее интересные.

Р.Я. Два-три человека и все. Это те, кто, собственно, на плаву, и все на этом, раз-два и обчелся, это проблема.

М.Г. Мне кажется, вот она, основная проблема, почему не появляется желание у массы людей заниматься татарским творчеством, единичные случаи только. Почему-то в якутском - это же, получается, движение снизу было изначально.

Р.Я. Сами люди, сами энтузиасты.

«Мы нашли выход - нам нужно ухудшить жизнь в Татарстане?»

М.Г. Много чуваков пытались делать кино с якутской тематикой национальной. Потом, когда уже какая-то масса набралась, просто уже прокатчики посмотрели - вон движение идет, надо на этом как-то зарабатывать уже, и пошли к ним. А у нас получается единичные, один блогер здесь, один в Москве - все, до свидания. Ладно, два в Казани, три. Художников тоже там, музыкантов парочка интересных есть. Почему нет такого массового движения снизу, которое потом «оседлается»?

Л.Л. Оно же есть, оно идет наверх, просто так - в Казани что-то тухло, давай-ка я в Москву.

Р.Я. Да, так это происходит.

Л.Л. И все, они есть, есть, есть, и потом в какой-то момент они уходят в Москву.

М.Г. Значит, им тухло, значит, им неинтересно здесь делать. А почему неинтересно?

Л.Л. Слишком много грабель впереди, и ты не видишь.

М.Г. Вот якутам не помешали грабли, это же все андеграунд.

Л.Л. Им далеко было до Москвы.

А.М. Там была экономика, там были кинотеатры пустые, туда просто московские прокатчики не заходили, там нечего было показывать.

Р.И. То есть, чем хуже, тем лучше, так? Как нам сделать хуже? Мы нашли выход - нам нужно ухудшить жизнь в Татарстане.

Л.Л. Так же и есть, смотри, забрали уроки татарского языка - а что случилось, что-то происходит? Когда только что-то происходит, мы начинаем - что происходит? Мне это понятно было десять лет назад, когда была последняя перепись, тогда уже надо было понять, что мы уменьшаемся, давайте что-то делать. Десять лет ждали, потом такие - надо ехать в Уфу, так это было? За месяц всем скажем.

А.М. Татары - это не стратегия, это тактика. Как у них подгорать начинает, они - давайте что-нибудь придумаем. Правда Ильяс говорит, что есть обратная тенденция - из Москвы в Казань едут, да?

И.Х. Это да, артисты в основном.

Р.Я. Удивительно.

И.Х. А почему нет? Ничего удивительного.

Р.Я. Я бы не уехала.

Л.Л. Я человек, который дважды уезжал из Москвы, и хочу сказать, что в Казани комфортней, чем в Москве.

Р.Я. А в каком смысле, в плане просто ритма жизни?

Л.Л. В плане того, что, если хочешь стать знаменитым человеком, в Казани это сделать намного проще, чем в Москве, конкуренция меньше, тут никто ничего не делает. Если хоть что-то сделать - ты уже все.

Р.И. С одной стороны, единичным людям это помогает, а с другой стороны - культура не развивается, потому что нужно массовое движение, нужно много людей, это же конкуренция, чем больше будет пробовать.

Л.Л. Ты же не можешь заставить людей хотеть.

Р.Я. А как их замотивировать, тогда вопрос возникает?

Р.И. Чтобы получилось хорошее искусство, нужно, чтобы много людей делало разное искусство, пробовали, пробовали, и потом чем-нибудь выстрелить.

Р.Я. Создавать конкуренцию друг другу.

Р.И. Не надо, чтобы один чувак пытался, да, конкурентно.

Р.Я. Как ты мотивируешь? Вебинары скоро начнешь продавать на художников?

Р.И. Как я мотивирую?

Р.Я. Да, вот как бы ты смотивировал, чтобы - давайте тоже начните рисовать, где мои конкуренты?

Р.И. Я ничего не делаю в этом направлении, чтоб мотивировать.

И.Х. Вот, кстати, по поводу музыки. Кто для вас конкурент, на ваш взгляд?

Д.Я. На татарской эстраде?

И.Х. Из татарской музыки, скажем так.

Р.Я. Попсовую эстраду не берем, среди вашей тусовки, скажем.

Д.Я. Локально.

Р.И. Андеграунд, типа.

И.Х. Можно и татарскую эстраду, почему нет.

Д.Я. Я даже не знаю. Тут понятия нет, зачем конкурировать-то, мы все разные. Мы, наоборот, дружим.

Р.И. В том-то и дело, тут слишком мало примеров, и конкуренция не возникает. Если бы в вашем стиле еще несколько групп работало, тогда было бы.

Д.Я. Вот на нас Ильгиз Шайхразиев похож.

Р.Я. Немножко только, он же разноформатный такой.

Д.Я. Но мы не считаем его своим конкурентом, мы его с собой тянем.

И.Х. Вы же понимаете прекрасно, что, например, аудитория условного Элвина Грея больше, чем у вас. А почему, на ваш взгляд?

Д.Я. Потому что его любят маленькие девочки.

А.М. А вас кто любит?

Д.Я. Я думаю, у него просто очень мощная пиар-кампания, наверное, его очень круто продвигают, там бюджеты.

А.М. Там экономика, там есть деньги.

Л.Л. Это неправильно, это сейчас его продвигают, а когда начинал-то он, он делал это сам.

Д.Я. Ну когда он сам делал, его никто и не знал.

Л.Л. Нет-нет, его очень хорошо знали и тогда.

«С Элвином Греем выступать не очень бы хотелось»

М.Г. Нет, давайте вспомним, как все началось. Насколько я помню, он начинал с того, что его позиционировали как певца, который поет на куче языков. Только в нашем Альметьевске он выступал в месяц по три-четыре раза, то есть, это уже изначально работа шла, на этом выезжали, на языках. Сейчас это превратилось в такой бизнес, хороший бизнес.

Р.И. Это PR-продукт изначально?

М.Г. Да. Я какие-то сравнения провожу, если брать поп-музыку, например, с русской параллель проводить, кто у нас сейчас самые такие? Валерий Меладзе у нас хороший.

А.М. Киркоров.

М.Г. Вот, это как раз Элвин Грей, и еще ряд можно привести исполнителей, у которых такая попса. Мы, например, поп-музыка, которая как Меладзе. Нет, Меладзе более-менее.

И.Х. Вы не хотите достичь этого уровня?

М.Г. Нет, там неинтересно, мне кажется, будет.

И.Х. Почему?

М.Г. Как сказать, если всей командой придем туда, тогда да, но не хочется среди них особо находиться, с Элвином Греем выступать не очень бы хотелось.

И.Х. Почему?

Р.Я. А чисто из выгоды?

М.Г. Выгода - это вообще последнее, что хочется, если честно.

Д.Я. Ну не совсем, все-таки о денежках тоже надо не забывать.

Л.Л. Уже несколько раз это говорила, что, например, когда ты молодой, ты не думаешь о деньгах, и это классно. Потом у тебя появляется семья, появляется ребенок, и все, ты уже не можешь быть просто талантливым гением, которого никто не понимает. Ты уже должен находить время, чтобы зарабатывать. В этот момент исчезают прям целыми пластами люди, которые пытались что-то делать в искусстве, они прямо отваливаются, потому что человек ушел в бизнес, ему надо, пришлось. Он хочет что-то делать, но уже не может, так бывает, поэтому если твое искусство не приносит тебе денег, то рано или поздно жена съест тебе плешь.

И.Х. Это такой эффект того, что ты работаешь на зачетку, чтобы потом зачетка работала на тебя, на мой взгляд.

Д.Я. Я бы правда очень, если честно, хотел заниматься только этим, если бы оно приносило мне достаточно денег, но я вынужден совмещать музыку и работу, потому что музыка меня на данный момент прокормить не может.

Р.И. Так вы же только сказали, что в этом году хорошо заработали?

Д.Я. Все деньги вкладываются.

М.Г. На развитие у нас все уходит, именно на жилье-былье нет.

Д.Я. Это в следующем году уже, значит, будет, как пойдет. Все песни мы на свои деньги записываем.

А.М. Сейчас прозвучала мысль, чтобы научить людей продавать свои продукты. Есть же Spotify, Яндекс-музыка.

М.Г. Там копейки.

А.М. То есть, невозможно на западный рынок выйти и заработать на татарской музыке там, это насколько реально?

М.Г. Там-то можно заработать, и в России можно заработать, но это должны быть миллионы прослушиваний.

А.М. Там нет спроса? Вы же делаете качественный продукт, анатолийский рок, идите в Spotify, пусть вас слушает Америка - это возможно?

Д.Я. Это возможно, но пока невозможно. Пока у нас прослушиваний мало, 1000-700 в месяц.

З.К. Ребят просто надо к Урганту отправить, на «Вечерний Ургант».

М.Г. Мы только учимся, мы только во все входим, понимаем, как все работает, но самая главная задача - писать хорошую музыку, остальное все потом.

Л.Л. Slava Marlow шесть лет писал до того, как стал знаменитым.

М.Г. Все может быть, измениться в один день.

Р.И. Все, значит нужно заражать, то есть, надо стараться делать такое искусство, именно национальное. Вот мы все сейчас собрались и делаем, и остальные люди будут заражаться и начинать хотеть тоже делать, чем больше они делают - тем шире круг людей, который делают.

Р.Я. В твоем случае понятно, у тебя там визуал такой, а в случае с Зулейхой написать тексты, как мотивировать молодежь, причем, писать хорошие тексты на татарском, стихи, это очень сложно, это сложнейший жанр.

Л.Л. Писать стихи на татарском - это ты не можешь вдохновить, заставить человека, должно изнутри, это самое сложное, мне кажется. Я на татарском говорю, но я в жизни ни одно стихотворение не написала.

А.М. Читаете стихи?

Л.Л. Читаю, конечно, я люблю.

«Красная книга для татарских поэтов»

М.Г. Мне кажется, поэтов татарских надо в Красную книгу вносить, или Зеленую книгу. Это большая редкость, у меня даже в голове не укладывается, чтобы сейчас кто-то начал писать, из молодежи взять, например, и начал стихи писать на татарском.

Р.Я. Молодежь сейчас считается до сорока двух, было в 2019 году, сейчас, наверно, еще больше увеличили.

Р.И. Я думал, что уже выпал, все, тридцать пять было же.

Р.Я. Главная проблема молодежи, что я к ней уже не отношусь.

Л.Л. Мы вот сидим, на самом деле, мы не молодежь уже. Какие бы цифры не писали, мы уже не молодежь. Молодежь - это лет десять-четырнадцать, их надо собирать, и с ними надо общаться, и у них спрашивать.

Р.Я. Они еще вообще «не але».

Л.Л. Это так кажется, они стараются. Вы зайдите, посмотрите, где Тик-Ток-дома, я сижу под комментариями и офигеваю - я в десять-четырнадцать лет такие мысли формулировать не умела, не могла, а они сейчас такие вещи строчат – «зачем, это же абьюз, когда ты такие вещи делаешь», думаешь - какие вы слова знаете, что с вами происходит! Вы же дети, играйте в игрушки, а они не играют, они уже по-другому мыслят, и скорее всего, возможно, наши дети еще татарские - они не такие. Мы все равно идем с отставанием чуть-чуть, может быть, тогда четырнадцать-шестнадцать лет надо брать детей, с ними общаться, кто в лагерях, «Сэлэт», «Архидети» посмотреть оттуда детей, с ними пообщаться, и они уже скажут нам то, что мы сейчас говорим, это уже не про молодежь, увы.

Р.Я. В следующий раз собираемся, Асылъяр проводит круглый стол, собираем детей с десяти лет.

Л.Л. Еще по поводу кино - зовут же детей туда, я все время замечала, мне почему-то казалось, что американские дети в фильмах намного лучше играют, а в русских - что за…, чей ребенок, продюсерский ребенок? Потом я посмотрела в оригинале языка английские фильмы, там дети тоже отвратительно играют, у нас вытягивает дубляж, оказывается, они тоже такие же, а хороший дубляж спасает. То же самое, если русские фильмы, которые середнячковые, переведут на татарский, хорошо переведут, то, возможно, это будет смотрибельно.

М.Г. Я бы поспорил, есть советское кино.

Л.Л. В советском кино хорошие дети были.

М.Г. Там дети потрясающие, можно было посмотреть и получить удовольствие.

Р.Я. Советские, это такие, как «Электроник».

Р.И. «Посторонним вход воспрещен».

Р.Я. Где одни дети только играют.

Л.Л. У них тоже проблема, они тоже сидят, собираются, типа русский умирает, в русском очень много заимствованных слов сейчас, ладно, к нам не приходит это, потому что татарский сам по себе уже умер и не развивается, а у них трансформируется.

Р.Я. Умер уже?

«Если говорить про татарскую культуру и что-то про татар, то я выбираю говорить на татарском»

Л.Л. Мы больше на русском говорим. Просто в последнее время, когда такие вещи происходят, я обычно молчу и не разговариваю, потому что, если говорить про татарскую культуру и что-то про татар, то я выбираю говорить на татарском. Если мы не говорим на татарском, то я лучше вообще промолчу. Как я вижу, как эту проблему можно исправить. Если вы хотите говорить про татарские проблемы - собирайте людей, которые говорят на татарском, а люди, которые не говорят на татарском - с ними рядом сидит переводчик и переводит им, они все сидят с «ухом» и слушают людей, которые говорят. А если тебе неприятно, и ты считаешь, что ты живешь в России и здесь русский государственный язык, то ты обижаешься и уходишь. То есть, говорят о татарских проблемах только на татарском, я это так вижу. Если так дальше будет продолжаться, то моя позиция, что я даже не буду открывать рот и что-то говорить.

А.М. Про кавказцев Рамиль-абый упоминал, что они все говорят на русском, но у них есть там какие-то маркеры - музыка, вставочки какие-то в русский язык, но им же не мешает это быть кавказцами?

Л.Л. У них ярко выраженное внешнее отличие, потому что отличаются очень сильно от русских, поэтому у них есть своя идентичность. Ты не можешь сказать, что ты русский, ты не можешь записать себя русским по одной причине - потому что ты не выглядишь как русский, а мы - хоть чуть-чуть, нас могут спутать.

И.Х. Тем более в кавказских семьях настолько упрощена эта проблема, мы видим, что даже маленькие дети на своем родном языке разговаривают так, как мы, например, на татарском сейчас не разговариваем.

З.К. Тут можно добавить, что, на самом деле, они-то между собой разговаривают на своем языке, они пытаются как-то разговаривать на русском языке с русским людьми.

Л.Л. Я тоже хотела сказать, что Рамиль-абый не очень прав, то, что они между собой очень громко, они все пространство занимают своим языком и, не стесняясь, говорят.

Р.Я. Типа, я вас сейчас научу.

Л.Л. Они не переходят на русский язык между собой, а у нас пока не так. Поэтому я все мечтаю, чтобы все татары, которые знают татарский язык, говорили на татарском, а те, кто не знает татарский язык и хотят говорить, и все говорят - я хочу выучить татарский - да у тебя нет среды, чтобы захотеть, чтобы это сделать. А если у тебя будет так, что ты хочешь высказаться, а ты не можешь высказаться, не слушают тебя, потому что ты говоришь на русском на эту тему - извини, иди, полгода подучи татарский и верни свой язык, и возвращайся, говори свою мысль, доноси. Или у тебя будет свой переводчик, который переведет твою мысль на татарский язык. Да, это будет дольше, да, это будет муторнее, потому что ходить на спектакль «Чын татар» («Настоящий татарин») и потом полспектакля слушать, как тебе переводят с татарского на русский, потому что в зале есть русские люди – ну, извините.

З.К. Это поначалу будет дольше, но впоследствии это будет намного быстрее, потому что в среде намного быстрее учишься обычно.

Л.Л. Да, и будет желание это делать, потому что человек говорит искренне, что он хочет выучить татарский язык, но причин этому у него и нет, а если ему захочется высказаться, выговориться - тогда ему можно будет выучить. Поэтому не знаю, как это решится, по идее, это всего лишь нужен переводчик, который будет сидеть и сурдопереводом заниматься.

З.К. У меня такая идея была по этому поводу - распространить такую информацию.

«Наклейки, сережки - чтобы мы друг друга могли идентифицировать»

Р.Я. Фейк-ньюс?

З.К. Нет, не фейк-ньюс, а у каждого татарина какая-то ленточка с татарстанским флагом. Вот ты видишь, что у него есть - он знает татарский язык, ты ему сразу говоришь на татарском. Кстати, это работает с тетеньками, с бабушками, у которых есть традиционные татарские серьги, по которым можно понять, что это татарская бабушка, по внешнему виду тоже, конечно, понятно.

Л.Л. На самом деле, у взрослых людей я как-то очень быстро определяю, татарин он или не татарин, потому что все равно - походка, мимика.

Р.И. У меня предложение - всегда начинать на татарском.

Л.Л. Отлично.

Р.И. Если не понимают, потом переходишь на русский, я так делаю с продавщицами в магазине - сначала на татарском говорю, потом если нет, то перевожу.

З.К. Эти наклейки делали же «Мин татарча сойлэшэм», они стояли в магазинах, и ты понимаешь, что в этом магазине ты можешь на татарском спокойно, тебя обслужат.

Р.Я. Этого очень мало, и это не будет поддерживаться.

З.К. Это мало, и это уже сейчас не распространяется. Эти наклейки, сережки - я тоже про это думала, чтобы мы друг друга могли идентифицировать, что этот человек может говорить с тобой на твоем.

Р.И. Секта.

Р.Я. Это деление людей. Десятилетние нас не поддержат, это национальный абьюз. Это какой-то кринж, я бы сказала.

А.М. Вчера и сегодня Олег Кашин на своем стриме сказал, что, увидев цифры, озвученные Управлением образования Казани о том, что 34 процента русских выбрали родным татарский, обратился к своим пользователям со словами – «мочите татар, Кириенко, они сволочи, русских заставляют татарский учить». Понятно, что ему за это ничего не будет.

Р.И. Заставляют? Они же сами выбрали.

А.М. Я так понял, эта ситуация ненормальная сложилась: если русский хочет, чтобы его ребенок учил татарский, он должен указать родным татарский, только в этом случае. Я так понимаю, эта аномалия возникла, и на эту аномалию отреагировал Собор русского народа - что там происходит в Казани, давайте-ка; Кашин, и сейчас идет накат. Поэтому сейчас вполне возможно, что это сектантство и дальше будет усугубляться в плане, что нам покажут свое место.

Нет, я имею в виду, что территория языка будет сжиматься, скорее всего, есть такая реальность, поэтому игры в то, что давайте будем помечать условной «Звездой Давида», что я знаю татарский...

«С Йолдыз Миннуллиной в щечки целуетесь?»

Л.Л. Давайте не помечать, а действительно начинать разговор с татарского языка, «Исэнмесез, исэнмесез, сез мин анлыйсызмы», это как бы как знак и уже мое желание - хочу я дальше продолжать говорить на татарском или не хочу. У меня часто бывает так, что я иногда не хочу говорить на татарском с некоторыми людьми, потому что татарский - это привилегированный язык, и кого-то я не хочу в это вводить, вот и все, такой момент есть.

Р.И. Я хотел вас спросить, а вы знаете про ситуацию в регионах? Вы знаете, например, про Челны, там классно все делают.

Л.Л. Я в Челны ездила недавно, там ребята с радио «Кунел» тоже собираются, очень сильно, активно работают над этим делом. «Урбан татар» имеешь ввиду?

Р.И. Классно все это делают.

Л.Л. Они молодцы. Вот эти ребята действительно энтузиасты, они делают этот не за деньги, а потому что у них внутренняя потребность делать контент на татарском языке, собирать контент на татарском языке. Их, действительно, как раз и надо культивировать, про них надо рассказывать.

А.М. То есть, центр татарской культуры там, в Челнах, получается?

Л.Л. Нет, зачем, просто там получилось так, что несколько ребят ярко горят сейчас там. Я не знаю, сколько они будут гореть, но пока они горят этим делом. У нас не центр, не централизовано, мы, татары, не умеем дружить, мы не умеем так классно друг друга поддерживать. Типа, она вышла с флагом - она татарка, но при этом она не говорит на татарском - фу, она не татарка, все, начинается деление, татарка - не татарка. Или, например, Загитова сказала, по-моему, я себя не ощущаю татаркой - и все, ее вычеркнули из списка татар, ах, ты не чувствуешь себя татаркой. Девочка спортсменка, спортсмены обычно не задумываются о таких вещах, надо было изначально верить в нее и вкладывать, когда она только начинала быть звездой. А когда она стала звездой, говорить - а теперь говори, что ты татарка - это не работает так, если человек сам себя не идентифицирует, ты уже все, опоздал, надо было делать это намного раньше. В Казани опять-таки есть люди, скажи Yummy Music - иди пообщайтесь на «Болгар радиосы» или «Татар радиосы», не помню, какая у них студия, уже Ильяс в жизни к ним не пойдет, мы не дружим, у нас всегда обособленность, мы здесь - вы здесь, это, возможно, момент нас всех сдерживает. То же самое и с казанскими блогерами - эти татарские блогеры стремные, это я про себя сейчас говорю, которые про коров снимают, меня бесят, они татар отгоняют назад, я никогда в жизни. Я, конечно, с ними поздороваюсь, но причислять себя к ним, что я такой же блогер, никогда бы не захотела.

Р.Я. А как же тракторист Василий, он же крутой?

Л.Л. У него своя аудитория, но есть такие аудитории, которые в Казани уже давно живут, но они продолжают вещать на такую деревенскую аудиторию. Так вытащи эту деревню из татар уже, сделай их более культурными, походи в театры, покажи что-то другое. А он приезжает - я снег чищу, тут навоз у меня, все одно и то же всегда. Он понимает, что этот контент заходит, он играет. Ребята не играют на свою аудиторию, под них не подстраиваются, а эти блогеры подстраиваются - ну вытащи ты, потеряй пару тысяч просмотров, но расскажи, театр покажи, что-то такое, библиотеку, куда-то туда выйди уже. Но нет. Поэтому я с ними стараюсь не общаться, я сейчас про себя говорю, что нет такой дружбы среди татар. Не знаю, среди поэтесс у вас есть дружба, Йолдыз Миннуллина, в щечки целуетесь?

З.К. Хотелось бы, конечно, с ней в особенности, она очень особенный человек.

Р.И. Мне кажется, дело не в татарах, у русских тоже может быть, на любом языке такое может быть.

Р.Я. Это клуб интересов.

Р.И. Мне кажется, здесь не важно, что татары.

«Вам не кажется, что создался эффект такого несколько навязчивого привлечения татарского языка»

Л.Л. Почему-то среди татар развито «икейозлелек» (лицемерие). В лицо они такие хей-хей, а потом за спиной... Не то, чтобы за спиной, даже может, не говорят никогда вслух, но у них четкая позиция, что типа с ним никогда ни за что, а в компании посидеть, пообщаться, почему нет. А поддержать, руку протянуть, дать совет, сказать - мы грант этот не победили, но у тебя есть шанс этот грант победить, давай туда сходи - вот такого нет. Даже про себя скажу, если какой-нибудь блогерский конкурс будет, то я в жизни никому не скажу, я сначала сама там поучаствую. Почему-то это так срабатывает.

З.К. Это, кстати, классная тема - очень не хватает, на самом деле, телеграмм-каналов, допустим, где соберутся все поэты, поэтессы, и там будут кидать конкурсы. Я сейчас сама думаю создать такой, потому что мне не хватает, я не знаю, где искать гранты, конкурсы всякие.

Р.Я. Вот креатив создался.

И.Х. Кстати, вам не кажется, что на сегодняшний день создался эффект такого несколько навязчивого привлечения татарского языка, и это как-то, наоборот, отпугивает самого человека? Потому что, например, я лично от себя скажу, у каждого свое мнение, по поводу героев мы тут говорили. Я хотел сказать насчет Дамира Юсупова. Все его отметили в нашей татарской движухе просто потому, что он татарин, все. Его боготворили, но все забыли вообще, какой ценой он достиг этого звания Герой России. Все забыли практически, что это вообще вопрос жизни и смерти, человек реально был на волоске от смерти, но при всем при этом он татарин. Как-то вот это меня реально немного бесило, потому что Дамир Юсупов спас мало того, что себя, так еще и жизни других, но давайте мы его похвалим, прежде всего, за то, что он татарин.

Р.Я. И забыли про второго пилота, эта больше несправедливость взбесила, что про второго вообще никто.

Л.Л. Год родных языков же был, и если спросить у русских, год каких родных языков был, все скажут - татарских. Хотя год родных языков - это, по идее, и русский, и чувашский, и мордовский, все языки должны были точно на уровне с татарским подниматься, но сделали упор только максимально на татарский, Visit Tatarstan тоже делали собрание, типа, надо что-то интересное делать, Татарстан - это национальная кухня, и они упираются опять в эчпочмаки и чак-чаки.

Р.Я. Этот выход за рамки - это везде. Я какое-то время назад перестала ходить в татарский театр, потому что меня достали эти рамки, я пресытилась. Помнишь, мы ходили в университете постоянно в театр Камала, очень часто, и в какой-то момент я поняла, что все, больше не хочу туда ходить, потому что везде было одинаково.

Л.Л. Сейчас можно сходить, если давно не были, то можно сходить, потому что новая волна.

Р.Я. Нет, я бывала потом, сегодня пойду на премьеру.

Л.Л. На «Ядэч», я тоже там буду. Так что что-то новое, будем надеяться, что что-то стоящее, потому что несколько премьер были не ахти.

Р.Я. Вообще не ахти!

Л.Л. И не скажешь же.

Р.Я. Можно написать, но лучше не писать, либо неплохо, либо ничего.

Л.Л. Это как о мертвом, получается, либо хорошо мы пишем про татарский театр, либо ничего.

Р.Я. Просто, когда Мансур Гилязов вышел и обплевался после этого, ты уже просто не в силах что-то написать или сказать, потому что ты с ним согласен и все.

Л.Л. И получается, Мансур Гилязов плохой, он же плохой, он же сказал.

Р.Я. Он это не общественно высказал, а просто.

Л.Л. Не для прессы, все ясно. Так и получается, что критиков нет, нормальных критиков, которые бы адекватно театральное искусство просто бы снесли на нет.

Р.Я. Это отдельная очень интересная тема. У нас в Intertat есть Рузиля Мухаметова, которая пишет про культуру и которая пишет всю правду, и ее очень за это не любят. Те же актеры Тинчуринского театра, так скажем, устоявшиеся, они постоянно ее недолюбливают, шеймят.

Р.И. Татарское слово.

З.К. А почему нет, «щеметэлэр» эле, татарское слово.

Л.Л. Ну она же не критик, она журналист.

Р.Я. Она критикует, конечно, они скандалят.

И.Х. Ну кому понравится, когда тебя гладят против шерсти.

Р.Я. И они сказали - вот вы про одних пишите, про других нет, что-то типа такого, а она очень жестко ответила, что вы сделайте что-нибудь путное, годный контент, или годное сыграйте, чтобы я на вас обратила внимание и написала про вас, а вы кто такие. Ну это правда, я понимаю, что туда сейчас пришел новый Фархад Мухаметзянов, актер, который в сериалах ТНВ-шных начинал, его взяли в Тинчурина, сегодня он будет там главную роль играть. И я надеюсь, его не задвинут, потому что действительно он хорош. Это такой вопрос, наверное, ко всему, потому что появляется кто-то, и потом они куда-то исчезают.

И.Х. Это как раз-таки вопрос о мотивации, для того, чтобы развивать нашу культуру, если это будет конструктивная критика, то человек будет как-то адекватно воспринимать это все, а не воинственно.

Р.Я. А критиков-то и нет. Есть один, но и то он на заказ и за деньги напишет, если ты заплатишь - напишет.

И.Х. Нет, подождите, я не хочу сейчас перетягивать одеяло на себя, но я критикую. У меня никакой заказухи нет, клянусь, может быть, я дурак.

Р.Я. Ты же не в Казани, если бы ты в Казани жил, ходил постоянно, тогда бы было интересно.

И.Х. Нет, я, например, могу раскритиковать концерт какого-то артиста, который к нам приехал, или театр, и так далее. У меня даже есть конфликт с некоторыми артистами по этому поводу - ты просто восприми мой комментарий, потому что я твой потенциальный зритель, я хочу видеть в тебе то, что, например, я не хочу в тебе видеть, но нет, все - ты кто такой?

Р.Я. Это тебя недолюбливают за правду.

И.Х. Понимаешь, если не воинственно настроенным быть к этой конструктивной критике, то «тогда наверняка вдруг запляшут облака», так что это как один из мотивационных моментов. Вы спрашиваете - как выйти на какой-то мировой уровень? Слишком, конечно, сейчас скажу - слушать свою аудиторию, воспринимать каждый комментарий, каждый отклик адекватно и, действительно, все пойдет так, как надо, потому что нужно слушать то, что хочет от тебя зритель, что от тебя хочет слушатель. Понятное дело, что ты хочешь создавать то, что ты хочешь делать, но это опять же я возвращаюсь к вопросу вкуса - это некое такое столкновение интересов двух людей: мне нравится белое, а ему нравится черное - можно создать как-то немного серое и все.

Р.И. С искусством это, конечно, не сработает.

Р.Я. Кто-то еще что-то хочет добавить? Мне кажется, мы уже захватили много сфер, поговорили.

М.Г. Надо идти работать, вывод такой. И я понял, что нужно делать, именно думать о том, как твое искусство мотивирует других, об этом думать в творчестве, какой-то акцент делать, чтобы это действительно мотивировало.

Р.Я. Привлекать молодежь. Молодежь где?

З.К. Это можно. Есть же чувак, который ромашки везде клеит, с ним можно.

Р.Я. Он, по-моему, по всем городам России проехал, потому что я в Питере и в Москве это видела, эти ромашки.

З.К. Можно УСАЛА везде поклеить.

Л.Л. Он тоже в номинации в «Инде» за плагиат. Почему нет? Малиновый антиОскар же есть, «Золотая малина», почему бы не получать такое.

Р.И. Главное, это привлечет кого-то.

Р.Я. Уважаемые участники, всем спасибо за участие, за свой вклад мысленный, читайте себя и смотрите на «Миллиард.Татар», критикуйте себя.

Следите за самым важным и интересным в Telegram-канале