Участники:- Гузель Ахметгараева, одна из основательниц объединения URBANTATAR, куратор коворкинга Набережночелнинского государственного татарского драматического театра им. А. Гилязова;
- Рината Башарова, радиоведущая «Куңел радио»;
- Алсу Валиева, музыкальный редактор «Куңел радио»;
- Ландыш Габдрахманова, студентка, одна из организаторов Татарского форума молодежи;
- Шамиль Майлунов, студент, программист, участник объединения URBANTATAR;
- Регина Яфарова, модератор, видео корреспондент «Миллиард.Татар».
Регина Яфарова. Коллеги, рада приветствовать вас в Набережных Челнах. Мы в Казани относительно недавно проводили круглый стол с нашей казанской молодежью, и блогер Лейла Лерон рассказала, что в Челнах тоже есть очень активные ребята, и рассказала про URBANTATAR, а потом мы узнали про «Куңел радио», что есть такие ребята-энтузиасты, что они проводили марафон - 30 часов в эфире. И мы решили, что надо познакомиться и сделать что-то совместное. Вот почему, собственно, мы здесь находимся. У нас есть несколько интересующих нас вопросов, но это будет в формате дискуссии.
Хочется начать с того, что более взрослое поколение - я больше к вам отношусь, но мои коллеги, с которыми я работаю, рассказывали, что в 1990-е, например, Набережные Челны были более национально активным городом. Хочется спросить: этот город продолжает оставаться таким же, или же Казань его опередила? На ваш взгляд людей, которые здесь живут и ведут активный образ жизни, участвуют во всем?
Гузель Ахметгараева. Я думаю, что произошла некая трансформация. В 1990-х это был некий националистический костер, откуда все начиналось, Фаузия Байрамова и другие, организация «Азатлык». Потом, на самом деле, это все перетекло в Казань, позже такое именно хипстерское классное альтернативное движение зародилось в Казани. Но, мне кажется, сейчас в Челнах просто идет какая-то трансформация татарской темы. Это просто неравнозначные явления, потому что мы живем в разных контекстах с Казанью.
Р.Я. А в какой момент это произошло? Когда началась здесь эта активность хипстерская, так скажем?
Г.А. Мне кажется, хипстеры - это мы, татары. На самом деле, нет, была некая предтеча, я рассказываю свою субъективную оценку, потому что я знаю. Наверное, в 2010-х годах были очень популярны дискотеки «Чак-чак-Party», татарские дискотеки, их делали TATAR PRODUCTION, сейчас современная «Әйдә ШаяРТ», Рамиль Агдеев и другие, и это было прямо суперпопулярное мероприятие.
Р.Я. Это именно для татароязычной молодежи, я правильно понимаю?
Г.А. Не только, я просто помню, моя сестра рассказывала, что ее русские одногруппники «Авылга, авылга» пели, это было востребовано различной аудиторией. Поэтому, мне кажется, предтеча была вот эта, я за URBANTATAR могу сказать, и вся деятельность, которая происходила - просто мы совсем молодые, в 2019 году наше сообщество было организовано. И, например, тот же самый фестиваль-акцию «Мин татарча сойләшәм» проводила уже Рината [Башарова].
Рината Башарова. В свое время, когда я была студентом, организация у нас была под названием «Чулман», мы проводили акцию «Мин татарча сөйләшәм» в Челнах. Сейчас, так полагаю, такой организации нет, но в нашем учебном заведении (тогда оно было ИНЭКА, сейчас присоединилось к КФУ) мы активно вели такую татарскую деятельность, устраивали национальные фестивали, «Карга боткасы», Сабантуи устраивали среди студентов.
Р.Я. А когда она прекратила существование?
Р.Б. Мы все выпустились, именно основной костяк, и она распалась. Не знаю, может, сейчас что-то есть, я, честно, давно уже не была в универе, закончила его 5 лет назад. Когда мы учились, мы были очень активные, у нас была большая компания, даже русскоязычные ребята. Как и сказала Гузель, нас, татар, поддерживали, эти все акции - и «Мин татарча сөйләшәм», и «Карга боткасы», еще какие-то такие мероприятия проводили, они каждый раз охотно участвовали. А сейчас - например, если вспомнить наши студенческие годы, татарский КВН проводился в Челнах всегда, потом он перешел в Казань, и в Челны, я помню, приезжали полуфинал проводить и все, а когда мы еще учились, он полностью был в Челнах. Хочу сказать, что вся движуха перетекла в Казань.
Р.Я. А почему это произошло? Потому что здесь перестала быть активной молодежь?
Р.Б. Возможно, возможно, именно вот наше поколение, допустим, я 1993-го года, оно такое более татароязычное было, более такое национальное, а сейчас уже эта молодежь, возможно, уже поколение другое, либо как-то так произошло, что потихоньку все начали переезжать в Казань, вот честно, не знаю.
Г.А. Мне кажется, это не совсем так, это больше связано с личностью. Вообще, все татарские проекты очень завязаны на личности. Есть одна личность, которая является ядром какого-то проекта, потом элементарно, если это девушка - она выходит замуж, она рожает ребенка, и все.
Р.Б. Кстати, да, у нас была такая история, было также. Когда мы еще учились, она уже была беременна, потом она родила, но у нас еще существовала наша организация. А потом, когда все выпустились и у нее появился уже второй ребенок, приоритеты поменялись. То есть до этого если она училась в магистратуре или была как-то связана со студенческой жизнью, то потом, с появлением семьи, все изменилось.
Г.А. Мне кажется, такая же ситуация с Рамилем Авдеевым, он просто переехал в Казань.
Алсу Валиева. Я тоже хотела сказать, что основные активисты КВН тоже в Казани, они начали как-то там все организовывать, поэтому и КВН перекочевал туда. Они даже сами говорят, что последователи в Челнах у них есть, но не настолько активные, как они.
Г.А. Я не считаю, что это плохо, я считаю, это естественный процесс. Иногда, когда ты общественник, просто хочется жить простой жизнью.
Р.Я. Это да, но почему молодежь уезжает из Челнов? Вот не считая вас.
Г.А. Нет, мне тоже казалось, что в городе миграция, но на самом деле это не так, это просто естественный процесс, эта текучка происходит из Казани в Челны. Например, пока я жила два года, я знаю много ребят, которые вернулись обратно в Челны, это нормальная тенденция. Кто-то уезжает в Казань, кто-то в Челны - это не ограничивается двумя городами, это очень естественный живой процесс, это круто, на самом деле, это культурное обогащение. Сейчас, мне кажется, стираются какие-то рамки, что-то проводится не только в Казани или в Челнах.
Мы не такие два сообщества, которые друг друга абсолютно не знают, потому что я знаю, «Кунелгә» постоянно приезжают, музыканты выступают, мы едем, делаем совместные проекты. Нас, например, звали в Альметьевск, мы делали площадку в рамках «Каракуз Fest»а. Не знаю, мне кажется, это вообще суперкрутая тенденция, когда и Челны, и Казань воспринимаются как два полноценных татарских города, мы просто делаем разные вещи, а в сумме это коллаборация.
Р.Я. Хочется, чтобы вы рассказали о проектах URBANTATAR. На каком языкн они больше делаются, на русском или татарском? Вы делаете на этом акцент, вообще, это для вас важно?
Г.А. Когда я переехала в Челны, я абсолютно никого не знала.
Р.Я. Откуда вы переехали?
Г.А. Я училась в Казани пять лет, я думала, все, перееду в Казань, поступлю, столичная, сказала маме, что переезжаю, а потом я поняла, что люблю Челны и вернулась, очень спонтанно. Сидели на кухне на январских каникулах, типа, надо сделать какой-то татарский проект – ну, давайте! Имя искали долго, давайте «Городские татары» (URBANTATAR) - ну окей, вот так это зародилось, и сегодня это полноценное комьюнити. Я просто в диком восторге от того, что у нас все происходит, на днях мы выиграли в издании «Инде», это было супернеожиданно и суперприятно. URBANTATAR - это такое хипстерское татарское сообщество, и нас, на самом деле, хейтят за то, что мы делаем иногда и русскоязычные вещи. посты можем опубликовать, например.
Р.Я. Хейтят именно за язык?
Г.А. Не только за язык, но и за нашу концепцию, но это лучше, чем если бы к нам были равнодушны. Например, мы выпустили футболки «Милләт бетә» («Нация заканчивается»), и нам тоже поступало очень много сообщений - зачем мы не написали «Мин татар»?
Р.Я. Очень оригинальный такой призыв к проблеме.
Г.А. Да, на самом деле, это просто такой тригер, что человек в повседневности вообще не думает о милләт (нации), и тут такой видит - в смысле, «Милләт бетә»? Он сам себя начинает программировать, что нет, на самом деле бетми (не заканчивается). Если говорить о проектах, это такое комьюнити, мы реализуем различные проекты. самый крупный - это наше радио URBANTATAR RADIO. Мы, можно сказать, коллеги с «Куңел радио».
Если они придерживаются, не знаю, насколько правильно я скажу, более эстрадной музыки, то мы делаем акцент на экспериментальных, альтернативных артистах. Это круто, что в Челнах есть два полноценно функционирующих радио, которые обволакивают вообще всю татарскую музыку. У нас только интернет-радио, мы не вещаем на FM, и тоже интересно, что на двух площадках. У нас есть приложения для iOs и Android, в этом году выпустили, это суперкруто, когда в AppStore вводишь URBANTATAR и там что-то выходит, это дико приятно. Это радио, где у нас три стрима, также есть виниловая музыка, татарские сказки, мы выпустили свой подкаст.
Р.Я. Он на русском или татарском?
Г.А. Он на татарском, но следующий сезон, мы все-таки думаем, возможно, будет двуязычный. Хотя и в самих подкастах мы разговариваем на двух языках. Я сама городская татарка, могу комфортно говорить только на татарском или только на русском, но в повседневной жизни этот билингвизм из меня выпирает. Надо мной тоже смеются, что я разговариваю на «тат-русском».
Р.Я. А молодежь, например, в вашем комьюнити, - она больше татароязычная?
Г.А. По-разному, на самом деле. Основной костяк татароязычные, но когда мы привлекаем каких-то специалистов, фотографов или ребят, которые занимаются генеративным дизайном, то есть узких специалистов, нам абсолютно неважно, на каком языке разговаривает человек. Например, мы делали перфоманс, и если я буду только замыкаться на том, что мне нужен татароязычный видеограф, я не знаю... Важен конечный результат, что на татарском перфомансе будет крутой видеоряд.
Р.Я. Почему я спрашиваю про язык - мне интересно, есть ли у молодежи, которая сейчас активна, осознание того, что нужно делать национальный продукт на своем языке, то есть было ли это осознание в 2017 году, когда отменили татарский обязательный в школах? Я считаю, что это проблема, например, и было ли это осознание здесь, в Челнах, и что произошло после этого?
Г.А. В 2017 году я была в Казани, я дико это переживала, но я думаю, что миссия URBANTATAR - это проявление лояльности, мы не обучаем языку.
Р.Я. Вы не разграничиваете людей?
Г.А. Мы за мультикультурность, но в приоритете, конечно, татарская тема. Я знаю, что «Куңел» только на татарском, это круто.
Р.Я. Еще такая тема, лично мне интересно, я об этом давно думала и решила спросить у вас. Со своими ребятами в Казани мы почему-то не дошли до этого разговора. В общем, наши популярные татарские артисты почему-то не поднимают проблему своего народа, как, например, голливудские звезды. Например, Димаш - его уже во всем мире знают, и он обращается к своей аудитории на казахском, и люди пишут в комментариях, спрашивают о том, на каком языке он говорит. То же самое было с певицей TATARKA, у нее же визуальный ряд очень красивый, и люди писали - на каком языке она поет? То есть она привлекает внимание, и люди интересуются, что это за язык, типа, я бы даже хотел изучить его, чтобы понимать, о чем он или она говорят и поют. Почему у нас этого нет?
А.В. Вы имеете в виду, чтобы обращались к мировому сообществу на национальном, на татарском языке?
Р.Я. Конечно! Популярные люди, например, артисты, Фирдус Тямаев, чтобы он говорил. Он, конечно, выступает, я против него ничего не имею, я уважительно отношусь к нему как к артисту и вообще как к человеку, но все -таки о каких-то таких серьезных проблемах, которые существуют у татар, они не говорят, они не вещают об этом. Почему, на ваш взгляд? Мне интересно как человеку, как журналисту.
А.В. Я бы не сказала, что совсем не вещают. Возможно, масштабы их вещания идут не на мир или еще куда-то в крупные сообщества, а так, если взять, мне кажется, национальное самосознание, оно у тех же артистов сейчас, наоборот, поднимается. Потому что если взять того же Элвина Грея, он вообще, когда еще был на пике, так скажем, позиционировал себя так, что его тоже немножко поругивали: «Вот, ты пытаешься и на русском, и на английском, и на башкирском петь», а он говорит: «Я, наоборот, хочу». Позиция его была такая и есть, я думаю: «Я хочу делать качественную татарскую музыку, не обязательно татарскую, на башкирском языке, но именно, чтобы за пределами Татарстана, Башкортостана, России нас знали». Он, наоборот, позиционирует себя так, что «Я хочу нести эту культуру, я хочу, чтобы татарами гордились, я хочу, чтобы знали эти языки - татарский, башкирский».
То есть, есть такие активисты, тот же Тямаев, та же Ильсия Бадретдинова - они всегда себя позиционируют, как мне кажется, такими патриотами, что ли. Единственное что, вышли ли они за границы своей культуры, своей эстрады - это другой вопрос. Собирать какие-то большие марафоны, какие-то большие круглые столы, встречи - честно, вот этого я тоже не особо вижу.
Р.Я. Я немножко не это имела в виду. Приведу яркий пример, который мне запомнился за последнее время. Бейонсе выпустила альбом, и в каком-то из клипов на свою песню - она на коне, на ней комбинезон, в поддержку движения Black Lives Matter, на котором написаны имена темнокожих людей, которых убили полицейские. Как бы вот проблема, вот она освещается так, и об этом знает весь мир. Я не говорю, что татары должны на весь мир вещать также, я говорю о том, что почему они не говорят о проблемах? Большинство не говорит.
Р.Б. У того же Тямаева есть песня «Татарлар».
Р.Я. Тямаев - он прямо борец, да, он один, а другие?
А.В. Вы хотите сказать, что мало, что это чуть ли не в единственном экземпляре?
Р.Я. Да-да. Почему, от чего это зависит?
А.В. Может, это вообще связано с национальной культурой? Всегда же говорят, татары - народ терпеливый, они до последнего скромные, это, может, в традициях как-то заложено? Сейчас появляется довольно активная молодежь, та же Лэйна, например. Конечно, про ее клип про белого барса понятно, что он такой «попсушный», но все равно делаются какие-то попытки все это унифицировать. А в плане проблем...
Г.А. Ну не знаю, мы живем в России. Вы представьте аналогичную ситуацию, что Бейонсе или какой-то исполнитель выйдет в одежде, исписанной именами татарских политзаключенных.
А.В. Это уж совсем радикальный пример…
Р.Я. Да, это радикальный пример, во-первых, и это был такой пример, который - вот они сделали так, а что могут придумать татары? Вот что имелось в виду.
Г.А. Это какая-то наша проблема, когда мы пытаемся - они делают, а мы не делаем. Тем более, это обращение к творческим людям, первично должно быть самовыражение и классный качественный продукт.
А.В. Мне тоже кажется, что у нас как-то нет такой особой… у нас не политизированная культура, она у нас пока на уровне культуры, не как у тех, кого вы привели в пример. То есть получается, они уже выходят за грань своего творчества, куда-то в более серьезные моря-океаны, а наши, мне кажется, пока больше сконцентрированы на своем творчестве. Как-то продвигать какие-то политические, проблемные вещи - не знаю, может, не доросли еще?
Р.Я. Они как раз-таки этим и объясняют свою позицию: «Мы не хотим лезть в политику». Но многие вещи - это не политика, это чисто человеческое, которое надо просто отстаивать. И раз ты публичный человек, будь добр, наверное, нести что-то такое хорошее и полезное. Это мое мнение.
Р.Б Недавно вела эфир с актером театра, который исполнял главную роль в фильме «Исәнмесез!», который скоро выйдет на экраны. В этом фильме так же говорится, что татары скромные, каждый раз мы себя как-то сдерживаем: «Ладно, нет, не скажу, а если скажу, вдруг что-то будет?» Вот как-то так... А в этом фильме немножко - я пока не видела, но как его позиционировали, показано, что татары тоже могут быть не скромными, а выражать свое мнение. Есть какие-то такие попытки, даже через фильмы, вот как он сказал - этот фильм все равно на голову выше других фильмов.
А.В. В плане самосознания?
Р.Б. Да!
Р.Я. Впервые за много лет, хочется отметить, что-то годное вышло.
А.В. Он вышел сначала в виде спектакля.
Р.Б. Поэтому хочу сказать, что такие сдвиги немножко есть. Это, возможно, не совсем в тему публичных личностей, но хочу сказать, что татары все-таки скромный народ, на самом деле.
А.В. И традиционный, я бы еще сказала.
Г.А. С кем вы общаетесь? У меня в окружении нормальные татары, которые могут высказаться, я прямо вообще в шоке от того, что вы говорите.
Р.Б. Это, наверное, такое поколение. Нынешняя молодежь выражает свое мнение, а наши родители, допустим, говорили: «Нельзя, слушайте мужа».
А.В. Даже если вспомнить, когда у нас выходят какие-то альтернативные, необычные, нестандартные вещи, тот же фестиваль «Узгәреш җиле» когда появился - сколько его ругали.
Р.Я. До сих пор ругают, будем честны.
А.В. Да, поэтому я и говорю, что наш народ все-таки действительно тяжел к переменам. Не в плане того, что они темные, а в плане того, что это довольно-таки тяжеловато.
Р.Я. То есть они постоянно находятся в рамках.
А.В. В общем, да.
Р.Я. И я для себя обозначаю - почему боятся выйти за рамки? Я приведу пример, собственное мое наблюдение. Я в студенческие годы очень часто ходила в театр Камала, он был напротив моего университета. И в какой-то момент мне так надоело - одни и те же эмоции… постановки меняются, а эмоции, игра из спектакля в спектакль не меняются. Но недавно была премьера в театре Тинчурина, туда пришел новый актер Фархад Мухаметзянов, они поставили спектакль «Ядәч! Исемдә!», и это было так необычно для татарского театра! Надо сказать, что поставил венгерский режиссер, он когда-то уехал из Татарстана, и, по сути, это его автопортрет. Но это было так необычно, я считаю, что это уже выход за определенные рамки. Но театр Камала пока никуда не движется, он просто застрял и никуда за эти рамки…
Г.А. Тут надо просто разграничивать, что это академический театр, они не смогут делать постановки, как у Нурбека Батуллы, это просто разные вещи.
Р.Я. У них там нет ограничений, вот именно что. Они просто этого не делают.
Г.А. Нет, они делают, сейчас «Театр горожан», Ксюша Шачнева поставила у них спектакль.
Р.Я. Это другое немножко.
Г.А. Но это запрос Камаловского театра. На самом деле, очень много всего, и экспериментальных режиссеров в татарском театре достаточно много, просто они недостаточно популярны.
А.В. Я тоже хотела сказать, что это, может быть, все-таки из-за того, что это недостаточно пропагандируется, недостаточно популяризируется, не так продвигается, как обычная, традиционная культура?
Г.А. Это естественно, элитарный продукт всегда остается для элитарной аудитории, это никогда не будет, это или суперхайпово будет и выстрелит, а так, не знаю... Вокруг меня живут суперклассные, открытые татары.
Р.Я. Просто до недавнего времени, я, например, с 2011 года хожу на фестиваль мусульманского кино, в этом году я там тоже была, говорила с режиссерами из разных стран, в том числе с феноменом якутского кино, вы же знаете, там Сардана Саввина, очень известный продюсер. Я спросила: «В чем феномен якутского кино?». И она сказала, что мы начали просто что-то снимать, а в какой-то момент наши местные прокатчики начали нас поддерживать, и вот оно выстрелило. У нас в Татарстане так не происходит.
Еще другие режиссеры говорят: «Вот, у вас есть целый фестиваль!» Я говорю: «Да, но смотрим мы на этом фестивале чужие фильмы, не свои». Вот «Исәнмесез!» - хорошо, там еще показали и документальный фильм, но про это я даже говорить не буду, там настолько все плохо.
А.В. А почему это получается? Какие-то фильмы вроде бы тоже снимаются, наше «Татаркино» достаточно неплохо сейчас работает. Я имею в виду в плане количества, про качество не буду рассуждать.
Р.Я. Какое татарское кино вы бы порекомендовали посмотреть, если бы я вас спросила, или какой-то иностранец? Я бы сейчас порекомендовала «Исәнмесез!», а до этого я бы задумалась. Ну, может быть, «Зулейху» старую.
А.В. Я, кстати, недавно видела на канале «BEZ» короткометражный фильм, к сожалению, не запомнила название, мне было очень интересно, кто его снял. Очень классный художественный фильм, тоже связанный с татарскостью, с нашим самосознанием. Про девочку, которую в школе обижали за то, что она татарка, смысл не буду сейчас перевирать... Рината правильно говорит - попытки есть, и, как вы правильно говорите, много чего происходит. Мне кажется, мы просто этого не знаем, а от того, что это мало популяризировано, скорее всего, и господдержки не хватает. Может, все-таки должна быть и какая-то господдержка в этом, чтобы все это продвигать?
Р.Я. Кстати, Гузель, хотела у вас спросить – как вы привлекаете спонсоров? Вы же создаете проекты на что-то? Я могу сказать на примере Yummy Music Ильяса Гафарова - они организовали все за свой счет, у них вообще нет никакой господдержки.
Г.А. У нас все нормально.
А.В. А у вас прямо государственная поддержка есть?
Г.А. Вообще, мы смотрим и на Минкульт, и на Минмол, мы занимаемся грантами, фандрайзим ресурсы, у нас есть отдельные люди, которые этим занимаются. На самом деле, вытащить сегодня деньги - это не проблема. Или привлекаем спонсоров, общаемся.
Р.Я. Если бы вы сказали это некоторым ребятам из Казани, они бы с вами очень не согласились.
Г.А. Значит, они просто необразованные, вот и все. Сегодня от России, от Татарстана очень крутая грантовая поддержка, которая как раз заточена на то, чтобы... Господи, пройти в YouTube обучение десять минут, как заполнять грант, отчитаться и сделать. Очень крутая поддержка. На самом деле, это просто от незнания, вот и все. В наших проектах ты тоже крутишься-вертишься, как белка в колесе, и мы свои деньги тоже вкладываем, но это естественный процесс, то есть какое-то предпринимательское мышление. Если человек понимает, как работать с деньгами, то все возможно, просто надо грамотно делегировать все процессы.
Р.Я. А есть что-то, что мешает реализации ваших планов, если не считать материальную сторону?
Г.А. Время и человеческий ресурс. Мы очень сильно выгораем и устаем. Других проблем у нас нет.
Р.Я. А сколько человек занимается вашим комьюнити?
Г.А. Основной костяк - человек десять.
Р.Я. И вам недостаточно?
Г.А. Нет, конечно. Это же полный процесс - от начала, создания идеи проекта. Я очень люблю наши мероприятия, потому что мы организовываем каждую деталь от и до. Ребята из команды знают - даже центрирование сториз должно быть одинаковое, продумать, чтобы каждый человек, который придет на мероприятие, должен уйти супердовольным, пройти все точки касания на мероприятии и остаться довольным. Мы просто иногда выгораем. Сейчас нормально, а раньше, когда мы делали мероприятия, мы могли полгода не видеться, потому что ненавидели друг друга, уставали друг от друга, просто хотели спать. А сейчас мы уже выстроили систему, когда выгораем не так сильно.
Р.Я. Вы говорите, что у вас очень много ребят. А почему другие не участвуют?
Г.А. Это опять-таки человеческий ресурс.
Р.Я. То есть вы не заставляете?
Г.А. Нет, конечно, нет. У нас нет обязаловки, нет такого ресурса - заставлять, мы за идею топим, и все. Когда я только переехала в Челны, у нас вообще ничего не было. Помню, говорим Руслану Харисову: «Как найти волонтеров?». Он отвечает: «Надо подарить надежду». Вот, собственно, этим и занимаемся - дарим надежду. У нас все по приколу. Может, это и плохо, но зато мы делаем все на лайте и делаем то, что нам нравится. От этого к нам люди и приходят, потому что они видят, что мы горим этим, нам реально это классно, интересно, а не для галочки. Побольше бы времени в сутках. Возраст у ребят 18-25, то есть, естественно у них есть учеба, а когда ты на первом курсе, ты не понимаешь, как на эти пары ходить и совмещать, ты просто хочешь поспать, покушать, у тебя элементарно нет денег. Например, мы собираемся поздно вечером и в 11 уезжаем, некоторые студенты не могут позволить себе уехать на такси. Это такие чисто человеческие ресурсы, но в остальное, в принципе, все в порядке.
Р.Я. Ландыш, хотелось бы, чтобы вы рассказали про форум татарской молодежи, одним из организаторов которого вы являетесь. Как это все происходит здесь, в Набережных Челнах?
Ландыш Габдрахманова. В Челнах это происходит очень круто. Думаю, потому что это организовывает URBANTATAR. Одна из главных вещей - это потому что у нас хорошая команда. Форум мы организуем в октябре, проводили уже два раза. Основная мысль форума - собрать татарскую молодежь, как-то их прокачать, познакомить с современными татарскими трендами и вообще современной татарской культурой, музыкой.
В том году мы создавали вместе с ребятами новые проекты, в этом году модернизировали, развивали уже существующие. Распространенный проект, например, КВН, «Әйдә шаярт», мы звали спикеров. Спикеры рассказывали о своих проектах, потом делили ребят на команды, и каждый что-то придумывал, предлагал свои очень интересные идеи. После они выступали с этими предложениями по развитию проектов.
Р.Я. А что это за проекты, о чем они? Для развития чего? Для кино, для живописи?
Л.Г. Допустим, первая команда развивала татарский драматический коворкинг при нашем Челнинском театре.
Р.Я. Интересно, вот URBANTATAR: вы ориентируетесь на кого-то, или вам важно сохранить свое? Ребята на нашем первом круглом столе привели в пример индейцев, которых сейчас знает весь мир. Но они варились в своей культуре и именно поэтому о них узнали. Может, татарам тоже не надо ни на кого смотреть, создавать и развивать свою культуру и свое наследие, не лезть никуда и никого не копировать? Что вы думаете на этот счет? Вообще во всех сферах, я имею в виду.
Г.А. Мне кажется, татары самодостаточные. Но в нас все равно сейчас вшит и западный формат, мы поглощаем эту информацию тоннами.
Р.Я. То есть невозможно избежать?
Г.А. Конечно, нет. ТикТок, Инстаграм, YouTube, иностранные песни - в сознании это все равно откладывается. И это хорошо, почему бы не интегрировать это во что-то? Все равно национальная идентичность живет внутри, ты все равно мыслишь на татарском и национальными татарскими кодами.
А.В. Я постарше, и учитывая, что мы работаем на традиционном эстрадном радио, могу вам сказать, что, как мне кажется, мы сейчас живем на какой-то границе. Сейчас такой момент, когда предыдущее поколение еще в силе, и они хотят продвигать свое традиционное, но уже выросло новое поколение, которое хочет мыслить более свободно, с уже вшитыми европейскими картинками. И мне кажется, что сейчас происходит какой-то перелом и даже конфликт поколений.
Р.Я. Это больше хорошо или плохо, на ваш взгляд?
А.В. На мой взгляд, это не плохо. Двигаться куда-то в новом направлении, обогащать, меняться - это не плохо. Но, все-таки, почему я понимаю предыдущее поколение? Потому что они везде трубят: не потеряйте корни, то есть в стремлении интегрироваться в мировое сообщество не потеряйте свое, исконное, суть свою татарскую, вот об этом они трубят. Поэтому это все не плохо, но просто надо стараться не забыть, кто мы, что мы.
Г.А. Мне иногда кажется, что я более татарское поколение, чем мои родители. Они все-таки поколение «совок».
Р.Я. Есть такое ощущение, да, согласна с вами.
Г.А. Но я считаю, что у меня национальная идентичность передалась от поколения бабушек и дедушек. Внутренний иман, то, что я летом ездила в деревню, как мой дедушка слушал радио «Азатлык» - это на меня настолько сильно повлияло, эти вещи в меня вшиты. У нас в семье разговаривали на татарском, и у наших родителей это живет за счет того, что мы росли с нашими бабушками и дедушками, и в нашем поколении это сейчас живет. Мне кажется, самое важное для нас сейчас - передать это следующему поколению.
И, возвращаясь к первой теме, когда мы говорили, что уезжают личности. Это очень естественный процесс, и самое главное - это держать преемственность. Раньше одни ребята организовывали «Мин татарча сөйләшәм», теперь мы его организуем, важно, чтобы, когда мы уйдем, должен остаться человек, который будет делать «Мин татарча сөйләшәм» на том же уровне. Самое главное - сохранить эту преемственность. Поэтому иногда мне кажется, что мы более татарское поколение, которое открыто выражает любую свою идентичность, в том числе национальную.
Фото: Илья Репин
