— Здравствуйте! Стало известно, что ваша группа претерпела небольшие изменения в составе. Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.
Александра Мустафина: До недавнего времени в группе у нас было восемь человек, пока не ушел гитарист Марат Латыпов. В группе образовалась пара — басистка и гитарист, у них родился малыш, и поэтому они по очереди приняли решение покинуть состав.
Ания Файзрахманова: Сначала ушла Ира, и я думала, что Марат сразу уйдет за ней, но он продержался еще года полтора.
А. М.: Еще в составе у нас играет басист Марат Шаяхметов, который является басистом и группы Gauga, перкуссионисты Петр Егоров и Екатерина Ростова, а также саунд-продюсер Тимур Милюков.
А. Ф.: Есть у нас также онлайн-участник — флейтист Сергей Прокофьев, который сейчас живет в Москве и выступает с нами, когда мы приезжаем в столицу, или помогает нам на фестивалях в других городах.
— Расскажите о новом альбоме «Аманат» и победе в пяти номинациях на G8.
А. Ф.: Мы в шоке, потому что именно с победой в этой премии нас так активно поздравляют.
— Вы не ожидали, что удастся выиграть на таком мероприятии?
А. М.: У нас есть привычка подавать заявки на все, что видим. Я подавала заявку на G8 и забыла. Недавно высветилось напоминание, что сегодня огласят результаты, и подряд называли группу Juna. Я была, мягко говоря, шокирована. Я знаю, что это известная премия в области пиара, однако в этом году они ввели номинации в области музыкальной сферы.
А. Ф.: У них была номинация «Мастерство», и года два назад мы думали податься на нее. Там могли участвовать любые культурные проекты вне зависимости от сферы. Но вышло так, что мы подались в этом году.
А. М.: В итоге я подавала заявку на семь номинаций, и мы одержали победу в пяти из них.
— На какие еще премии или фестивали вы подавали заявки в этом году?
А. Ф.: В этом году мы мало заявлялись, потому что у нас была цель дописать альбом. Но мы все-таки подали заявку на онлайн-этнофестиваль «Музыка мира». Там мы выиграли благодаря зрительскому голосованию.
А. М.: На будущий год мы опять поедем в Санкт-Петербург благодаря этой победе. Также в 2020-м мы успели съездить на фестиваль «Части света», одним из организаторов которого является Борис Гребенщиков. Обычно туда зовут зарубежных артистов, но в этом году из-за закрытых границ позвали только местных артистов, среди которых были и мы.
Эльвира Бикмуллина: Приглашение произошло спонтанно, буквально за три недели до начала фестиваля.
— Можете сравнить Tat Cult Fest и фестиваль в Санкт-Петербурге в период пандемии.
А. Ф.: Мне понравились оба по уровню организации и звука.
А. М.: На «Части света» к нам относились с большим пиететом, потому что там в принципе меньше участников. У нас была своя гримерка.
Э. Б.: Участвовало в Санкт-Петербурге всего восемь групп. Четыре на большой и четыре на малой сцене. Мы выступали на малой, и запомнилось, что менеджеры очень о нас заботились. Сам Гребенщиков к нам подходил и нас объявлял. Нам было приятно такое гостеприимство.
— Расскажите про общение с Борисом Гребенщиковым.
Э. Б.: От творчества БГ фанатеет больше всех наш звукорежиссер Тимур Милюков. Мы тоже интересуемся его творчеством. Мне как скрипачке, которая много лет исполняет кельтский фолк, интересен флейтист Гребенщикова — Брайан Финнеган. Поэтому было здорово повидаться с кумирами и даже поиграть с Гребенщиковым и Финнеганом на одной сцене.
А. Ф.: Причем Эля не поверила, что это БГ, когда он к нам подошел.
Э. Б.: Он всегда ходит в темных очках, на лице у него борода, а на голове шляпа, поэтому узнать его на лицо сложно, разве что по носу. Но в итоге, когда он заговорил, все стало понятно.
— Почему вы вложили столько средств и времени на альбом «Аманат»?
А. Ф.: Это наш первый полноформатный альбом, и поэтому нам в любом случае нужно было искать финансирование. Сначала нам предложили запустить краудфандинг (способ привлечь средства с помощью интернет-площадок. — Ред.), а потом появился грант. При этом даже если бы у нас не было проекта альбома, то мы бы его все равно придумали. Когда мы подавались, мы позиционировали себя так, что у нас есть готовый материал, но на самом деле он был на стадии разработки.
А. М.: Были не все песни к альбому, не все аранжировки готовы, и были только черновики.
— То есть вы готовы были записать альбом и меньшими средствами? Без гранта, например.
А. Ф.: Альбом можно записать и за небольшую сумму, просто чем больше средств, тем больше возможностей в плане звука. Например, если брать более дорогую аппаратуру и снимать студию. Мы имели возможность записываться в одной из лучших, которая есть в Казани на данный момент. Посчитав смету с нашим звукорежиссером Ильясом Гафаровым, включили туда диски, которые предложили на краудфандинге в качестве презента нашим донатерам. В итоге все получилось дороже, потому что прошло время…
А. М.: Также деньги позволили провести презентацию, которая состоялась благодаря гранту.
— А сколько всего средств и времени ушло на запись альбома?
А. Ф.: Грант составил около 230 тыс. рублей. Благодаря краудфандингу удалось собрать около 60 тыс. рублей — на онлайн-сборе и концерте в поддержку записи альбома. Причем эти суммы мы как-то могли контролировать на уровне расхода. Потому что кроме этого каждый из нас что-то вкладывал. Если взять те же трансферы с места на место. Есть еще у нас и общий бюджет группы, который формируется благодаря выступлениям, и эти средства также были задействованы.
А. М.: Общая сумма, потраченная на запись и презентацию альбома, составила примерно 350 тыс. рублей.
А. Ф.: По времени у нас ушло около трех лет. Но мы ведь все параллельно работаем, и у нас были театральные проекты, от которых мы не могли отказаться.
— Для текстов альбома вы использовали стихи татарских поэтов. Как вы набирали материал?
А. Ф.: Все происходило постепенно. На момент начала записи мы уже дружили с некоторыми поэтами — Йолдыз Миннуллиной, Луизой Янсуар. Мы использовали три текста Луизы Янсуар, два стихотворения Йолдыз Миннуллиной и по одному у Азата Миргаязова, Эльмиры Шарифуллиной и Радика (Роберта) Ахметжанова. Азата Миргаязова я встретила на одном из вечеров проекта «Калеб», и Радиф Кашапов сказал брать у молодых авторов стихи и делать из них песни. Его произведение было выбрано потому, что у него очень музыкальные строчки. Я его предупредила, что возьму его стихотворение, и года два ему не писала, потому что мне показалось, что ему не понравится. В итоге все обошлось, я написала ему за неделю до презентации альбома.
А. М.: На Эльмиру Шарифуллину мы вышли через поэта Эльнара Байназарова. У меня родилась мелодия в голове, и я написала ему, чтобы он прислал максимально позитивные стихи. Байназаров скинул мне несколько авторов, и работа Шарифуллиной нам очень подошла. Причем она узнала, что мы сделали песню на ее стихотворение, когда альбом уже вышел. Все обошлось, и нам передали, что ей все понравилось.
А. Ф.: Стихотворение Роберта Ахметжанова пришло после прогулки по татарскому кладбищу. Раньше мы там гуляли по таким местам вместо парка, потому что там тихо и спокойно. Там я и увидела его могилу и вспомнила, что это любимый поэт Йолдыз Миннуллиной. А учитывая, что в татарской поэзии мы не очень разбираемся, то решили взять. Придя домой, мы начали искать его стихи и увидели, что у него очень много природных образов, которые можно истолковать по-разному. Очень удобно, когда чужой текст абстрактный и можно его под себя подстроить. В этом плане Роберт Ахметжанов просто находка. Следующая песня, кстати, будет на его стихи.
— Для следующего альбома вам может понадобиться примерно такая же сумма?
А. Ф.: В следующий раз мы будем также исходить из того, сколько удастся привлечь средств. Ведь не все решается с помощью денег. Где-то можно договориться. Например, у нас может появиться возможность записываться в новой студии Нацбиблиотеки РТ, где теперь базируется лейбл Yummy music. Но пока мы ничего здесь делать не пробовали. Раньше студия Yummy music находилась на улице Лобачевского, где мы провели много времени.
А. М.: С той студией связано много воспоминаний, потому что в этом же здании находится общественная баня. И порой, когда мы проходили по коридору, нам навстречу попадались мужчины, обернутые полотенцем, все здание в тараканах и порой бегали крысы. Условия были дикими.
А. Ф.: Главный минус, что студия без окон и летом там душно, а зимой было тепло только тогда, когда затапливали баню.
А. М.: У нас даже была идея снять клип в бане.
— Будете ли вы поддерживать связь с «Татнефтью» и вновь подаваться на их грант?
А. М.: Пока мы точно не знаем, можно ли второй раз получить грант. Причем до того как они нам проспонсировали, то писали огромное количество писем примерно в 50 различных организаций. «Татнефть» — единственная компания, которая ответила нам на письмо.
А. Ф.: То есть сначала мы написали им спонсорское письмо, они нам перезвонили, предложили выступить на празднике День нефтяника. Однако в итоге мы там не смогли выступить, а просто подались на грант.
— Каким образом вас еще поддерживают в республике?
А. М.: Однажды мы пробивали заявку на премию имени Мусы Джалиля, и первый вопрос, который нам задали, был: «К какому ДК вы принадлежите?» То есть там до сих пор работает советская система, при которой артист не может быть сам по себе, а обязательно должен принадлежать какой бы то ни было организации. Сейчас я понимаю, что тогда мы еще не совсем выросли, да и сама премия нам особо не подходит.
А. Ф.: При этом мы подавались не ради самой премии, а для того, чтобы найти финансирование.
— Можете ли сейчас сказать, что в Татарстане можно зарабатывать исключительно музыкой?
Э. Б.: Таким группам, как Juna, заработать на жизнь только музыкой невозможно. В республике можно так зарабатывать, если вы Салават и у вас гастроли каждую неделю по татарским деревням Татарстана и Башкирии. Сейчас много певцов татарского поп-стиля, которые зарабатывают музыкой. Мы же не относимся к мейнстриму, и, возможно, только через года мы станем популярными классиками татарской музыки. То есть мы стараемся идти в ногу со временем. Мне как музыканту приходится сейчас преподавать в музыкальной школе, играть в оркестре и трех группах. Таким образом, на жизнь мне хватает. У нас в группе не все музыканты профессиональные. Александра, например, даже не училась в музыкальной школе, Ания окончила школу искусств по классу вокала и фортепьяно.
— Музыка для вас скорее хобби?
А. Ф.: Нет, скорее работа. Потому что невозможно относиться к этому как к хобби.
А. М.: Слишком много на этом завязано. Потому что если один из нашей группы начнет к этому так относиться, он просто потянет всех вниз.
— А есть ли у вас сейчас менеджер?
А. Ф.: Пока нет. Ильяс Гафаров помогает нам своими связями и подкидывает предложения. Благодаря ему нас позвали в театр Камала делать музыку к спектаклю «Угасшие звезды» — «Сунгэн йолдызлар». Мы сейчас думаем завести себе менеджера, чтобы он занимался конкретно нами, потому что первое время мы это делали сами и у нас получалось. Но через года два мы поняли, что просто не успеваем.
А. М.: Вести соцсети, со всеми списываться и договариваться о техрайдере — это можно все делать, но лучше, чтобы это делал отдельный человек.
— А вы никогда не рассматривали вариант писать музыку в более популярном жанре для молодежи?
А. М.: Мы делаем только то, что нам нравится, и нет желания всем угодить.
А. Ф.: Хочется самостоятельно реализоваться в музыкальном плане. Сейчас мы написали альбом и хотя бы представляем, какую музыку делаем. Когда мы только начинали, то думали об этом. А если делать группу как бизнес-проект, то нужно заранее просчитать, какое конкретно направление у тебя будет и что нужно делать. У нас история про другое, и поэтому на музыке мы сейчас не зарабатываем. Если мы начнем переориентироваться на коммерческую музыку, то я не уверена, что мы протянем дальше, нам станет неинтересно. Для такой музыки, нехайповой и немейнстримовой, нужно вкладываться в продвижение. Но опять-таки на это может уйти много времени.
А. М.: В России у многих групп такие проблемы. Может быть, в Европе и США ситуация лучше.
Э. Б.: Жалко, что пандемия нагрянула. Потому что у нас были большие планы в этом году поехать в Германию, Данию и Чехию с концертами. В Дании нас пригласили на Евровидение малых народов, и у нас уже была поддержка Минкульта РТ. Причем Минкульт у нас очень контактный.
А. М.: Они оплатили нам поездку в Екатеринбург на большой фестиваль Ural music night. И, к примеру, музыкантам из других регионов, которые от своих министерств культуры совершенно ничего не могут допроситься.
— Возможно, как только вы выступите в Европе, у вас появится шанс попутешествовать по миру со своей группой…
Э. Б.: Когда наш альбом послушали организаторы в Германии, то предложили дополнительно выступить в другом городе. Им очень понравился наш альбом. Поэтому сейчас самое время открывать границы.
А. М.: Да, пока мы не разучились играть наш альбом. Потому что выступлений сейчас мало.
— Как часто вы собираетесь для репетиций?
А. Ф.: В основном перед выступлениями. В основном приходится заниматься организационными моментами вроде заявок.
А. М.: Причем мы репетируем в арендованной репточке. А делать свою студию для нас будет накладно.
— Расскажите о том, как развивалось ваше творчество в период пандемии.
А. Ф.: Прошлой зимой нам предложили подготовить артистов Нурбека Батуллу и Анастасию Радвогину к спектаклю «Моң», чтобы они спели там определенное количество песен, и написать один трек им в репертуар. Этим мы занимались с басистом нашей группы Маратом Шаяхметовым. Во время локдауна по Zoom я преподавала уроки вокала с инструментами. Это был странный, но интересный формат.
А. М.: Также в театре Тинчурина скоро будет премьера спектакля «Сайдаш. Бессонница» по биографии композитора Салиха Сайдашева. Им занимается команда, которая сделала «Карурман», — Резеда Гарипова и Луиза Янсуар. Для этой постановки мы все делаем дома у компьютера, потому что туда нужен более цифровой саундтрек. В качестве референсов нам говорили, что сцены должны быть с определенным настроением, и мы пытались им соответствовать. У нас уже почти все готово, помимо фонов. Там две песни, одна из них хоровая, которую мы писали вживую в театре Тинчурина, а подклады все в основном электронные. Также Зарина Вильданова будет петь вживую, и Марат отдельно записывал тувинскую скрипку в один из треков.
А. Ф.: Для этого спектакля не было задачи дать инструментальную музыку, а была задача передать настроение. Нам рассказывали о жизни Сайдашева, ее трагических моментах, ужас которых мы должны были передать с помощью музыки.
— Легче ли вам после опыта в нескольких спектаклях работать в этой сфере?
А. М.: Все зависит от команды. С Резедой Гариповой и Луизой Янсуар работать приятно. Также большую роль играет сама пьеса. Потому что некоторые сцены пишутся прямо на ходу. Например, сцена на две минуты растягивается на пятнадцать, и это отражается в музыке. А пьесы вроде «Сунгэн йолдызлар» — все сразу понятно и по длительности, и по содержанию сцен.
А. Ф.: Для спектакля «Угасшие звезды» мы долго разрабатывали и собирали материал. Потом приходили на репетицию, ставили, Фарид Бикчантаев говорил нам, что к чему, и потом мы шли и доделывали. После главреж театра Камала мог мешать музыку под разные сцены. Получилось интересно, и, самое главное, все подходило.
— Хотели бы вы писать музыку, например, еще и для кино?
А. М.: Я бы хотела делать музыку для компьютерных игр. Потому что, когда играешь в некоторые игры, там порой играет волшебный саундтрек. Это просто отдельный вид искусства.
— Какими новыми инструментами пополнился арсенал вашей группы?
А. М.: Я недавно купила инструмент под названием дошпулуур. Это тувинский национальный инструмент, квадратная безладовая гитара. Я бы хотела научиться на ней играть, и, возможно, мы будем вставлять ее в нашу музыку.
Э. Б.: Мне бы хотелось приобрести колесную лиру или норвежскую скрипку Хардангерфеле, но они очень дорого стоят.
А. М.: Мы бы хотели привлечь для нашей музыки хор, потому что нам понравилось с ними работать.
Э. Б.: Нас больше тянет в электронную музыку, в нашей музыке много электронных звуков. Мы уже приобрели синтезатор Korg Volca и в дальнейшем планируем приобрести драм-машину.
А. М.: Это будет для нас эксперимент.
Э. Б.: У нас и так много живых инструментов, и хотим попробовать такой интересный синтез.
— Как, на ваш взгляд, звучит татарский язык в музыке?
Э. Б.: В нашей музыке он звучит по-другому. Потому что все зависит от произношения. Сразу скажу — не всем нравится произношение Ании, но мне ее татарский язык ближе по духу, потому что он слышится музыкальнее.
А. М.: Язык сложно оценивать изнутри. Иногда говорят про пение Ании, что будто бы она поет на французском.
А. Ф.: Многие говорят, что татарский очень мелодичный язык и создан для музыки. Но опять-таки, я сама не могу его оценить. У каждого свое представление о языке. Для меня татарский ассоциируется с глубоко ранним детством. Мое детство прошло в Марий Эл, и в Татарстан мы семьей приезжали к бабушке с дедушкой. Татарский язык — это что-то домашнее и уютное, внутренняя шкатулка. В обычной жизни я не говорю на татарском, хотя окончила татарскую гимназию. Мне легче перейти на английский, нежели говорить на татарском. Возможно, барьер остался со времени обучения в гимназии, где моя подруга все время смеялась над моим произношением, когда я читала на уроках татарской литературы. Причем в обыденной жизни я не разговариваю на татарском.
— А вам предъявляли претензии касательно пения на татарском?
А. Ф.: Еще как. Но лично для меня это субъективный момент, что я не говорю на татарском, однако пою и считаю, что это мой родной язык. Я его понимаю, мне нравится смотреть спектакли на татарском языке. У меня к татарскому индивидуальное отношение, как бы пафосно это ни звучало — как к святому. При этом многие люди говорят, что мы язык коверкаем. Однако порой мы это делаем для того, чтобы текст лучше ложился на музыку. Мы показывали тексты Луизе Янсуар, и она говорила: «Нет, здесь ударения стоят неправильно…» Но потом мы демонстрировали, как текст должен ложиться на музыку, и, поняв это, она с нами согласилась. Когда мы делаем песни, для нас музыка первична. Если стоит выбрать — сохранить чистоту языка или сохранить музыку, то мы выбираем второе.
А. М.: Красивой татарской речи в музыке много, и можно кого угодно включать и слушать.
А. Ф.: Когда на нас впервые пошли такие нападки, музыкант Радиф Кашапов написал в комментариях: «Татары живут по всему миру, и у них у всех свой акцент».
Э. Б.: Даже в Татарстане есть разные этносы татар.
А. М.: Мне недавно пришла мысль, что Ания татарка и говорит по-татарски по-своему. Я по-татарски говорю еще хуже, хотя у меня тоже есть татарские корни. Возможно, именно так складывается современный язык, возможно, он отличается от нормы, но это срез языка, который сегодня звучит в городах.
А. Ф.: Несмотря на это, нужно стремиться сохранять язык, просто наша группа этим не занимается.
А. М.: Мы работаем над татарским языком, чтобы он звучал более правильно, но пока получается вот так.
А. Ф.: Порой в комментариях пишут: «Что бы это ни было, главное, поют на татарском». Это страшный сон, потому что нам бы хотелось, чтобы люди не обращали внимания на язык и слушали прежде всего музыку. Татарский в наших песнях скорее приятный бонус. Но если человек захочет понять смысл слов, то, скорее всего, ему придется открыть текст и прочитать его.
— Поделитесь планами на будущее.
А. Ф.: У нас впереди запись песни на стихи Роберта Ахметжанова.
А. М.: Дальше будем выпускать что-то более мелкого формата, возможно EP (мини-альбом). Потому что большой полноформатный альбом — это долго и тяжело.
Э. Б.: Нас уже ждут на фестивале в Санкт-Петербурге под названием «Музыки мира».
А. М.: Возможно, поедем на фестиваль «Дикая мята», который проводится в Подмосковье. Но пока очень тяжело судить. Может, еще подвернутся театральные проекты.
— А много ли сейчас в России проводится этнофестивалей, где вы могли бы выступить?
А. М.: Наверно, не больше десяти. Причем большая их часть проводится в Сибири. И я бы хотела попасть с группой на фестиваль «Мир Сибири», осталось лишь послать наш альбом организаторам. За рубежом хотелось бы попасть на самый большой этно-шоукейс-фестиваль в мире под названием Womex, который каждый год проводится в разных странах.
