Трансформация религиозного сознания и язык чувашей
На наш взгляд, ключом к пониманию проблемы религии «ясачной чюваши» и их предков является народная вера татар-кряшен (в частности, старокряшен). Эта rpyппa формировалась в Заказанье на тех же территориях, где упоминается «ясачная чюваша». Раннее принятие ими православия в XVI-XVII вв. «способствовало прерыванию у них процесса дальнейшей исламизации, приведшей у татар-мусульман к вытеснению и ассимиляции монотеистической традицией прежних религиозных верований». Мы солидарны с мнением Р.Р. Исхакова о том, что у татар процесс трансформации религиозного сознания, религиозно-мифологической картины мира и обрядности в сторону усиления влияния монотеистической традиции не был завершен в период присоединения Казанского края к Московскому царству. А также с тем, что «многие современные исследователи, оценивая религиозные процессы Средневековья, переносят и проецируют в прошлое социокультурные реалии, сложившиеся значительно позднее - в эпоху институционального ислама имперского периода, когда это вероучение действительно стало играть определяющую роль в культурной жизни татар».
Принципиальная схожесть картины мира и обрядовой практики чувашей и татар-кряшен (обряд добывания нового огня, культ мирового древа, почитание киреметей, обряд изгнания злых духов, схожие представления о Тенгри, праздник «свадьба плуга», полевые моления чук, семейные моления кёлё, представления о хозяевах мест и духах, похоронно-поминальная обрядность) говорит об их общей основе, по-видимому, позднебулгарской, и является иллюстрацией к понятию народного ислама в регионе периода Казанского ханства и ранее. То есть «чюваша», скажем, вполне могла хоронить по мусульманской традиции с использованием арабографичных надгробий, но при этом совершать полевые моления и поклоняться киреметям. Для средневекового человека в этом не было противоречия. Вспомним православных чувашей XIX в., которые шли после богомолья на киремети, и другие характерные черты уже православно-языческого двоеверия.
Говоря о языке «ясачной чюваши», самым сильным аргументом в пользу их татароязычности является то, что язык эпиграфических памятников XV— XVII вв., расположенных на территории Казанского ханства, относится к кыпчакскому, а не чувашскому типу. Также в источниках зафиксированы отдельные случаи, когда служилые татары переводили русской администрации речь «ясачных чувашей», из чего следует, что «татары» понимали язык «чувашей». О татароязычности нукратских «чувашей» может свидетельствовать именование их в некоторых жалованных грамотах «татарами». По мнению Д.М. Исхакова, упоминаемые в источниках начала XVII в. «чуваши», переименованные в середине этого же столетия в «татар», не могли поменять язык за 30-40 лет.
На наш взгляд, безусловно, язык можно поменять за жизнь двух поколений, чему есть масса как современных, так и исторических примеров, а понимание чувашами языка татар и наоборот может свидетельствовать лишь о знании двух языков в контактных зонах. Жалованные грамоты именуют некоторых нукратских и других чувашей «татарами» в связи со сменой (повышением) их социального статуса (попаданием в разряд служилых людей). Гораздо более весомым фактом служит язык надгробий. Однако он все же фиксирует принятую в обществе литературную норму, письменную традицию. То, что в XVI—XVII вв. письменным языком в регионе был поволжский тюрки (старотатарский), несомненно. То есть на нем была традиция записи арабскими буквами, известная еще с ордынского периода.
Такая традиция для булгарского языка была, вероятно, утеряна в тяжелое время разорения булгарской земли. Вероятно, и грамотные резчики по камню писали на основе этой традиции, что еще не говорит о разговорном языке людей, похороненных под этими камнями. В целом вопрос о языке надгробий XVI—XVII вв. еще не решен окончательно. Отдельные факты, зафиксированные в Предволжье, свидетельствуют о сохранении ряда эпитафий с чувашизмами вплоть до Сказанного времени.
В плане выяснения языка левобережных «чювашей» в XIV—XVII вв. есть собственно лингвистические данные. Это чувашизмы в удмуртском и коми языках, и среднем диалекте татарского (казанско-татарском).
Чуваши и бесермяне
Дополнительным свидетельством чувашеязычности части населения Нижнего Прикамья в XIV-XVI вв. являются надежные чувашские заимствования в языке бесермян. Бесермяне, наиболее вероятно, проникли на территорию современного проживания в бассейн р. Чепцы с территории Нижнего Прикамья-Заказанья («чюваша арская») в XIV—XVI вв. Напомним, что источники XVI-XVII вв. постоянно смешивают термины «чуваши» и «бесермяне» применительно к чепецкому краю, что может свидетельствовать об их совместной миграции. Наличие чувашеязычного населения на Чепце могло бы объяснить факт относительно позднего попадания ряда чувашских слов в язык коми.
Доказательством того, что чувашский язык был распространен на территории Казанского края (уезда) после XIII в., служат также чувашские топонимы. Наиболее яркий пример такого рода - гидронимы на -ширма (тат. ширмо), явно заимствованные из чуваш. цырма (опять же соответствующее языку уже чувашского типа). Например, д. Урумширма (cp. чуваш. Вйром рырма «длинная речка») и д. Кара-Ширма в Тюлячинском районе, д. Старая Икшурма и Татарская Икшурма в Сабинском районе (cp. чуваш. Ик цырма «две реки»), д. Ямашурма в Высокогорском районе Республики Татарстан.
Есть и ойконимы этнического происхождения (д. Чувашли Высокогорского района PT). Подробный анализ антропотопонимических материалов с территории Татарстана позволил языковедам Г.Ф. Саттарову и М.И. Скворцову сделать вывод о возможности их истолкования исключительно на чувашской базе. Р.Г. Ахметьянов отмечает чувашскую топонимику XIV-XV вв. в Заказанье вплоть до Вятки и, что особенно важно, «повторение около трех десятков названий сел в Северной Чувашии и Заказанье». Последний момент важен в плане миграций чувашского населения, вот только вопреки мнению Р.Г. Ахметьянова, миграция была в обратном направлении.
В.Д. Димитриев собрал сведения о том, что в XVII—XVIII вв. (до реформы 1781 г.) на территории современной Чувашии и в Закамье в Татарстане отдельными островками располагались чувашские деревни, переселившиеся из левобережного Казанского уезда, сохранявшие свою административную подчиненность. Их указанная принадлежность к Казанскому уезду доказывает, что они переселились в XVI-XVII вв. именно из ареала «ясачной чюваши». Таким образом, деревни, основанные «чювашой» Заказанья, до сих пор являются чувашскими. Это подтверждается и историческими преданиями об основании некоторых чувашских деревень выходцами из Закамья-Заволжья. Оснований предполагать, что после переселения татароязычная «чюваша» Заказанья поменяла татарский язык на чувашский, у нас нет.
Ассимиляция казанскими татарами
Интересно, что историческая хронология здесь в целом коррелирует с археологической - начало смешения марийцев и чуваш по материалам могильников датируется XVI в. Несколько старше датируют эти процессы лингвисты – XIV-XV вв. Думается, взаимная сверка источников в рамках междисциплинарных исследований позволит приблизиться к истине.
Таким образом, большая часть «ясачной чюваши» Казанского (и частично Свияжского) уездов была ассимилирована казанскими татарами и стала для них тем позднебулгарским субстратом (превосходившим в 4-5 раз «татарский»), на который наложился ордынско-татарский (кыпчакский) суперстрат. Причем, как считает Д.М. Исхаков, «вплоть до XVI - первой половины XVII вв. этническое взаимодействие булгарского и татарского этнических компонентов этнической общности казанских татар не было завершено». Вероятно, в предыдущий период - это взаимодействие было ограничено из-за разного социального статуса служилых и ясачных. Для чувашского народа «ясачная чуваша» - это суперстрат, поглотивший восточно-финский (в основном марийский) субстрат. И снова позволим процитировать Д.М. Исхакова: «часть потомков булгарского населения в этот же период переживала процесс этнического взаимодействия и с «черемисской» группой, вливаясь, таким образом, в состав формирующейся чувашской народности».
Из-за наличия столь многочисленного общего этнического компонента (позднебулгарского/«чювашского») у чувашей и казанских татар фиксируется огромный единый пласт культуры, который, к сожалению, принято скорее игнорировать, чем подчеркивать. Данные антропологии и генетики также демонстрируют значительную близость двух соседних народов. Антропологи в целом выделяют у чуваш и казанских татар те же антропологические типы, а генетики наибольшее генетическое разнообразие при близком наборе гаплогрупп (как по У-хромосоме, так и по митохондриальной ДНК). Отличаются лишь пропорции составляющих.
«Главное - это консолидация усилий чувашских и татарских ученых!»
Итак, мы считаем, что ключевой проблемой общей истории чувашей и казанских татар является проблема «ясачной чюваши». Для серьезного прорыва в ее исследовании необходимо существенное накопление источниковой базы и применение новых методик и подходов, в частности, междисциплинарное сотрудничество. Это должен быть многолетний проект, предполагающий сотрудничество языковедов, фольклористов и искусствоведов, антропологов и генетиков, этнографов, историков и археологов. Но самое главное - это консолидация усилий чувашских и татарских ученых!
Чисто в археографическом плане это должно быть выявление и анализ новых документов, упоминающих «ясачную чювашу» (например, спорные дела генерального межевания, актовый материал). Ключевым вопросом здесь является переселение чувашей из Казанского и Свияжского уездов на территорию Нижней Вятки, Закамья, Предволжья и основание ими ныне существующих деревень, хронология и география этого процесса. Вообще история изучения материнских деревень казанских татар и чувашей, более детальное знание об особенностях их поздних миграций будет важным подспорьем для дальнейших уже археологических изысканий.
Исследования в области сравнительного языкознания могли бы быть не менее продуктивными. Это касается, например, межъязыковых контактов. Какие чувашские слова в XVI—XVII вв. попали, например, в коми, удмуртский, марийский, татарский языки и их диалекты и наоборот? Другое перспективное направление - изучение антропонимикона «ясачной чюваши» и татар как в данное время, так и в последующее (первой половины XVIII в.), а также уточнение топонимики Приказанья и Присвияжья. Ценная информация могла бы быть получена при изучении арабографичных эпитафий, сохранявшихся как у татар, так и чувашей в XVI-XVII вв.
Фольклористы, искусствоведы и этнографы, анализирующие татарскую и чувашскую культуру XVIII—XIX вв. в ретроспективном плане могли бы сосредоточиться на различиях и сходствах двух народов. Однако эти исследования нужно проводить в широком сравнительном плане - сопоставляя схожие явления культуры не только двух народов, а привлекая финно-угорскую, русскую и тюркскую этнографию. Говоря о культуре татар, на наш взгляд актуальными являются компаративистские исследования отдельных этнографических групп татар: казанских татар, кряшен и мишарей. Выявление различий субэтнических групп чувашей (верховых, низовых, средненизовых) на современном научном уровне также необходимо. Все это позволит более аргументированно говорить об истоках сложения тех или иных этнографических особенностей.
В развитии данной тематики есть пространство для приложения сил антропологов и генетиков. Для этих направлений важно увеличивать репрезентативность выборок, привлекать палеоантропологические материалы и, самое главное, проводить исследования по единой методике, чтобы можно было объективно сравнивать две популяции.
Безусловно, археология могла бы очень серьезно помочь как минимум в уточнении этноконфессиональной характеристики «ясачной чуваши». Но эта работа только начинается. Исследователям были практически не интересны татарские кладбища XVI—XVII вв. К тому же, значительное их число используется или почитается до сих пор, и раскопки там затруднены по морально-этическим соображениям. Здесь можно было бы начать, например, с русских поселений вокруг Казани и по Волге, имеющих тюркские названия (Аракчино, Атлашкино, Киндери, Камаево и т.п.), упоминаемых в писцовых книгах, местное население которых было выселено во второй половине XVI в.
В целом, эти исследования должны носить комплексный характер и охватывать памятники разных типов: поселенческие, погребальные, культовые. Вообще, нужны опорные материалы, эталонные археологические комплексы чувашей и татар XV—XVII вв. Только отталкиваясь от них можно будет объективно изучать более ранний исторический пласт нашей общей истории, а данные письменной истории и этнографии помогут сопоставить полученные сведения с ситуацией XVIII-XIX вв. Таким образом, только совместные и междисциплинарные исследования, на наш взгляд, помогут продвинуть решение настоящей проблемы на качественно новый уровень.
Продолжение следует
Фото на постере: Рамиль Гали