«У татарского костюма есть большое будущее на подмостках недели мод в Милане, в Лондоне»

«В России люди не готовы отдавать больше $300 за изделие ручной работы»

- Возвращаясь к России, если здесь, кроме вас специалисты, занимающиеся sustainable fashion и с какими проблемами они сталкиваются?

- В Питере есть ребята, перешивающие старые пиджаки. Однако в России, всегда встает вопрос о цене. В Нью-Йорке, например, можно делать носибельное искусство, выставлять в галерее и продавать за дорого. Там есть много менеджеров из творческих индустрий. Тот же Голливуд, который купит за очень дорого, и все будут понимать, что транслирует их одежда. А России есть разделение на интеллектуалов и богатых. Те, кто понимают, не могут себе позволить. А те, кто могут себе позволить, не всегда заинтересованы в том, чтобы понимать. Когда я в России пыталась продавать, даже в Москве мне сказали, что это дорого, хотя, когда я вывозила ту же самую единицу за рубеж, то там за нее отдавали минимум 1000 фунтов. В России люди не готовы отдавать больше 300 долларов, за изделие ручной работы, на изготовление которого уходит как минимум месяц.

Возможно, это все лимитировано зарплатами. То есть им интересно и хочется осознанно потреблять, но пока еще не на уровне sustainable luxury, а просто sustainable. Знаю, что в Москве запускалось несколько sustainable брендов, однако в России, люди, которые этим занимаются, они этим не живут и делают это только потому, что модно. А если ты этим не живешь, то это транслируется как ложь. В Казани проводили экологичную конференцию и пригласили меня как спикера. 

Там одна из участниц проводила анализ sustainable брендов России, она сказала, что, живя в Казани, невозможно найти sustainable бренды. А если мы говорим о Питере, то это опять же доставка, выброс СО2 в атмосферу. Если же мы говорим про чистый sustainable бренд, то, живя в Казани, к такой одежде нет доступа, независимо от ценового сегмента. Да и в целом в России комплексного sustainable сегмента еще пока нет. Где-то отдельно есть green office, где-то отдельно сортируют пластик. А чтобы на всех уровнях производства, а также внутри компании функционировали принципы sustainable, то такого пока еще нет. Однако появляются запросы. Тем не менее, людям всегда важен вопрос цены. Обычно компании говорят, если цена не меняется, и мы при этом экологичный бренд, тогда все окей. Другие готовы заплатить на немного больше за производство, лишь для того чтобы звучать по-другому и занять определенный сегмент рынка. Но так, чтобы целенаправленно менять весь цикл производства, к такому компании пока не готовы. Многие даже не знают, что существует направление sustainable. Многие не знают, как это применить. Например я, когда начинала заниматься sustainable, то думала, может быть шить только днем, при дневном свете? А как стирать? Может стирать ткани с чем-то еще, чтобы до конца заполнить стиральную машину. То есть ты начинаешь думать не о том, как снизить цену, а о том, как минимизировать ущерб окружающей среде. Это становиться какой-то болезнью. И здесь важно найти здоровый баланс. Потому что если мы говорим о 100% sustainable, то надо, наверное, шить иглами из костей и нитками из бересты и только днем (смеется). Но на дворе 21 век и надо находить баланс. Большинство экономик нацелено на производство и потребление, а нужно, чтобы было производство-потребление-переработка. Но на данный момент этого не происходит. Многие говорят, вот если все станет экологичным, люди перестанут покупать, и экономика встанет. Я в это не верю. Я верю, что дизайн в современном мире, как и бизнес, является решением проблемы. То есть это не витаминки, а таблетки. Потому что, если будут проблемы, то будет бизнес, нацеленный на решение этих проблем. И мы будем развиваться в другом направлении рука об руку вместе с природой и этикой, а не против них.

«Хороший дизайнер – это тот же самый ребенок, который не боится проговаривать сумасшедшие идеи»

- Что, на ваш взгляд, нужно для развития легкой промышленности в нашей стране и почему мы пока еще уступаем ведущим странам мира?

- Мне кажется, что в России не хватает гибкости, а где-то, может быть, какой-то авантюры. Не хватает дизайн-лабораторий, где можно было бы экспериментировать. Возможно, эти лаборатории должны работать совместно с академиями наук и университетами, чтобы мы не говорили там «как говорят британские ученые». Ведь кто такие британские ученые? Это студенты, аспиранты и доктора. Большинство инноваций создается молодыми людьми до 27 лет. То есть это какие-то сумасшедшие идеи, которые не тормозят на выходе. А у нас в России часто происходит копирование западных аналогов с небольшими изменениями и с пришиванием собственного логотипа. Разница между Европой и Россией в том, что в Европе это эволюция, они знают откуда это растет, как это видоизменяется, а мы в России, открываем европейские глянцевые журналы и видим там стулья разного цвета в интерьере, но не знаем, что их притащили туда по нужде. Копируем, и говорим, что это евроремонт. Тут большая пропасть между тем, как дошли до этого на Западе и между тем, как мы все это скопировали. Мы не стали изучать их философию и культуру сбора разной мебели в одном пространстве, как это сделали бы японцы. Мы просто увидели, нам понравился визуал и мы попытались скопировать. Я считаю, что любая копия хуже оригинала. И пока мы не будем сами хотеть производить с нуля, поддерживать таланты, которые, разъезжаются, к сожалению, поддерживать инициативы, то в ряды первых нам не выбиться. Например, сейчас я веду занятия в двух школах. В одной веду sustainable design, а в другой направление искусства. Там три страны участвуют в конкурсе, я веду украинскую группу. Что я заметила, так это то, что дети боятся сказать что-то неправильно. Я задаю тему и говорю, мне нужно ваше мнение. Дети учатся по классической системе образования, где есть учитель во главе всего и есть правильно и неправильно. И они боятся, может быть осуждения одноклассников, существует так называемая gilt culture – культура вины и страх того, что нас осудят. Поработав с детьми из разных стран, я поняла, что мы не даем им возможности самовыражения и блокируем идеи еще в зародыше. А потом это становится нормой. Я думаю, что, когда они станут молодыми профессионалами, они также будут бояться высказать свои идеи. Мой подход таков: нужно совершать ошибки и говорить ерунду со мной здесь и сейчас, независимо от того преподаю я sustainable design на английском или искусство. Мне важно, чтобы они выговаривались и видели, какой у них внутри интересный мир. Потому что хороший дизайнер – это тот же самый ребенок, который не боится проговаривать сумасшедшие идеи, так как любая сумасшедшая идея и любая ошибка – это то, что может стать инновацией. Сейчас дизайнер должен уметь прогнозировать то, что понравится человеку через семь лет и без сумасшедших идей это сделать невозможно. То же касается и промышленности, если мы будем использовать устаревшие методики, мы не шагнем вперед. И мы будем продолжать повторять и делать плохие копии, а потом не знать кому их сбыть, потому что у нас не будет своей уникальности. 

«И когда показываешь людям 0,1 грамма джинсовой ткани, на производство которой ушло 1,5 литра воды…» 

- Как вы думаете, как мода влияет на экологию?

- Это мой любимый вопрос (смеется). Три дня назад я была в Муйнаке. Муйнак это один самых северных районов Узбекистана – Автономная Республика Каракалпакстан. Раньше это был крупный город на берегу Аральского моря. Что сделали люди? Они решили поменять направления рек, решили сыграть роль Господа Бога. Люди решили сделать хлопковые поля там, где с точки зрения водоснабжения это было сделать нереально. Мы осушили море. Море отступило на 150–170 километров и оставило за собой соль и песок и ежегодно 70–80 млн тон этой соли и песка поднимается в воздух.

Получилась экологическая катастрофа. И сейчас Амударья и Сырдарья находятся в списке восьми мировых рек, которые высыхают и четыре страны Узбекистан, Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан уже мучаются последствиями. На самом деле, картина еще хуже, я увидела людей, оставшихся без работы, разграбленные заводы, засолонение почвы, люди ничего не могу выращивать в огородах. Соль и песок, которые поднимаются в воздух уже доходят до Хорезма, а это около 400 километров от места катастрофы. У людей проблемы с дыхательными путями, пищеварительной системой, с кожей. Было больно смотреть на то, что там сейчас происходит. И ты понимаешь, вот, хотели поднять текстильное производство и легкую промышленность. В сторону Хорезма почва тоже вся белая из-за соли. И люди по три раза полностью заливают поля водой, чтобы растворить эту соль, чтобы она ушла вниз и что-то посадить на этой земле. Это огромные затраты, связанные с водными ресурсами. Если выращивают хлопок, который и так очень любит воду, стоимость этой воды не учитывается в конечном продукте, так как доступ к этой воде бесплатный. А откуда берут воду? Берут из рек. 

С другой стороны Узбекистан находится в черном списке UNICEF, за то, что в производстве хлопка использует детский труд. Когда мы говорим рабский труд – это когда люди работают против своей воли и не обязательно, что их бьют. В советское время сюда все приезжали собирать хлопок, а сейчас медсестер, учителей и всех против воли заставляют выходить на сбор хлопка. За килограмм хлопка платят 10 центов. Здесь я пытаюсь аккуратно спросить про детский труд, так как хочу доказать Западу, что это не так. Но местные люди говорят, что дети идут не потому, что их заставляют, а по своей воле. Здесь люди не осознают, что есть возраст, в котором ребенок не должен заниматься сбором хлопка. С другой стороны, я понимаю, что семьи находятся в затрудненном финансовом положении и любая помощь, кстати. Местные говорят, что это воспитание через труд, прививание любви к труду. И здесь очень тонкий момент, где эта грань между правами ребенка и помощью родителям? Если мы смотрим с точки зрения Европы, то у ребенка должно быть здоровое веселое детство. И вот это все ради текстильной индустрии, так как человечество продолжает потреблять. Мы уже произвели достаточно вещей и можно уже взять и остановиться. Экология и этика – это очень сложные вопросы, и я не знаю, кто должен начать это решать? Правительства или же сами люди. Я всегда говорю людям, когда вы покупаете одну пару джинсов и белую футболку, то на производстве для этого тратится 40 тысяч литров воды. В расчетах я брала за основу классические мужские джинсы размера М и такую же футболку. В среднем для джинсов от момента посева зерна и выкидывания джинсов после, грубо говоря, десяти стирок уходит около 29 тысяч литров воды, так как каждая стирка — это еще 150 литров воды. В нынешних реалиях любая вещь, в среднем, живет полгода. Если вы не выкинете пару джинсов, а продлите срок службы хотя бы на год и не купите новую пару, и если это сделают все 7 миллиардов населения нашей планеты, то мы сэкономим воду на 95 лет вперед из расчета по 2,5 бокала чистой питьевой воды в день. И когда показываешь людям 0,1 грамма джинсовой ткани, на производство которой ушло 1,5 литра воды, то у них случается шок, потому что никто себе не может представить, что столько воды должно уйти. Воды уходит много.

«Я разработала виртуальную одежду для виртуальных аватаров» 

- Каковы ваши прогнозы относительно будущего индустрии моды? Придет ли осознанность в эту индустрию или она уже пришла?

- Недавно я участвовала в одном мероприятии в Москве, которое называлось Fashion Tech, меня пригласили в качестве спикера и там я рассказывала про проект, который делала в Лондоне. Суть заключалась в том, чтобы сделать нулевые отходы и минимальный выброс СО2 я разработала виртуальную одежду для виртуальных аватаров, которые люди использовали бы в будущем в социальных сетях и медиа. Тогда, 5 лет тому назад Фейсбук хотел выходить в виртуальную реальность, но у них все это очень медленно происходит, а в виртуальную реальность мы так и не вышли. Для меня было интересно вернуться к этому проекту, так как то, что я тогда прогнозировала, не осуществилось, что радует. Однако случилась корона, которая снизила потребление, хотя онлайн потребление было высоким, но это опять же не во всех странах. Людям надоело сидеть по домам и хочется человеческого общения и в этом плане виртуальная одежда не имеет места быть. Но сейчас есть тренды на виртуальные модели, на которых делаются виртуальные примерки. Считается, что цифровая одежда – это первый шаг на пути снижения выбросов производства. Условно говоря, если людям нравится 3D модель, то ее можно заказать и ее уже не нужно отшивать и в программе можно просчитать количество материала.

А если же мы говорим об осознанном потреблении, то человеку самому очень сложно до этого дойти. Здесь нужна работа профессионалов. Вот как, например, врач должен лечить, так и дизайнер должен создавать такую одежду, которую человек покупает без зазрения совести и носит. То есть, я уверена, что здесь дизайнеры должны думать над тем, чтобы материалы были био-разлагаемыми, чтобы на производстве условия труда соблюдались таким образом, чтобы не наносить вреда здоровью людей, работающих на предприятии. Чтобы минимизировать выброс СО2 и использования электроэнергии и воды, где это возможно, а также пестицидов.

Возможно, есть какое-то будущее у цифровой моды. Например, во время пандемии пытались делать онлайн fashion показы. Кстати, экологи выступают против fashion показов, так как это огромные деньги и очень неэкологично, так как на 15 минутное мероприятие затрачиваются большие ресурсы. Были попытки у Dior лет 5 назад делать виртуальный показ. Но тогда они еще отшивали одежду. Да и цифровая одежда в производстве оказывается дороже, чем обычная одежда. Во-первых, разработка 3Д модели – это ресурсозатратно. Должны быть хорошие специалисты, чтобы одежда смотрелась натурально, а не пиксельно. Поэтому эти проекты себя не окупили. Однако есть большое количество 2Д проектов, где одежду проецируют на вас или на фото. Есть приложения в виде игр, где можно примерять одежду и потом ее покупать, но она существует только в цифровом виде. У Gucci есть такие цифровые кроссовки, которые стоят 15 долларов, но вы их никогда не сможете носить. Также у Gucci есть виртуальная примерка. Например, если вы хотите сделать пост в Инстаграме, а кроссовок у вас нет, то вы просто фотографируете свои босые ноги, а приложение одевает на них обувь. Когда я создавала цифровую одежду моей целью было встряхнуть сознание людей, мол, люди, задумайтесь! Готовы ли вы для того, чтобы поддержать вашу активность в социальных сетях покупать цифровую одежду. Потому что мы знаем, что есть такое понятие, как одноразовое красивое платье у женщины и существует оно только на протяжение одного поста в соцсетях. Одно и то же красное платье женщина дважды не наденет, непонятно почему. Получается, что мы дошли до того момента, когда люди покупают одежду только для того, чтобы сделать фотографию. Кроме того, пандемия способствовала появлению огромного количества фильтров для фотографий. Можно сидеть дома с непонятной булькой на голове и с помощью фильтра сделать top-model look. Тут такой момент, либо мы эволюционируем за fashion, либо fashion эволюционирует за нами. На данный момент осознанность, о которой вы говорите, может проявляться в становлении нормальным человеком и в покупке обычной одежды. Осознанность будет проявляться не в покупке экологичной одежды, а в отказе от виртуального пространства. 

Интересно то, что при пандемии многие начали читать про осознанное потребление. У людей появилось больше времени для самообразования. Каким бы негативным не был этот год, но впервые за 70 лет удалось отсрочить время экологического долга на один месяц. Возможно потому, что не летали самолеты. Кроме того, люди стали меньше покупать и меньше производить. Надеюсь, что этот период не прошел даром и у нас выработалась привычка потреблять меньше.

Очень сложно прогнозировать. Пять лет назад, когда я прогнозировала, что все люди будут в виртуальной реальности, такого не произошло, слава Богу, но покупать цифровую одежду все же стали. Мой нынешний манифест, который совпадает с тем, что я делала в Лондоне, заключается в том, что я не хочу, чтобы мой дизайн или мои идеи не оказались мусором, хотя я и работаю с мусором. Сейчас я нацелена на то, чтобы делать вещи из био-разлагаемых материалов. Даже если эта одежда окажется в мусорке, я буду знать, что она не причинит вреда окружающей среде. Я хочу делать одежду, грубо говоря, которую можно кушать, но пока не нужно (смеется). Интересен еще тот момент, когда ты развиваешься как дизайнер, то с достижением определенного уровня, понимаешь, что тебе не хватает знаний. Сейчас, например, мне не хватает знаний по биологии и химии, чтобы найти какие-то растения или же менять структуру каких-то вещей на молекулярном уровне. Сейчас есть разработки, когда из банановой кожуры делают подошвы для обуви или же из кактуса делают кожу, а я пока пытаюсь доработать рецепт биопластика из отходов пищевого производства.

«Татарская мода - это моя боль» 

- Возвращаясь из сфер высоких в рамки национальные, такой вопрос: может ли мода быть национальной? Если да, то чего не хватает татарской моде?

- Я считаю, что мода должна быть национальной, потому что лучшие коллекции великих мэтров, были основаны на каких-то традиционных моментах. Многие были вдохновлены Африкой, Китаем и Японией. Мы всегда идем к истокам. Невозможно шагнуть в будущее, перечеркнув свое прошлое. Мы должны с уважением относиться к существующим техникам обработки и знаниям, которые накопили наши предки. Мы, как дизайнеры, можем усовершенствовать и осовременить, чтобы не создавалось ощущение, что вы ходите в театральном костюме.

А что касается татарской моды, то это моя боль. Я всегда ее избегала, не потому что она мне не нравится, она мне очень нравится. Татарская мода — это большой проект. Я думаю, что осовременить традиционный татарский костюм до такого состояния, чтобы его хотели носить все модницы от Милана до Токио – это реально. Вообще татарские ичиги и татарский шов – это уникальные вещи. Однако пока татарский костюм покупают либо какие-то танцевальные ансамбли, либо туристы, кому-то в подарок, или же бабушки. Татарские узоры и орнаменты очень красивые, однако в условиях современности их нельзя использовать сами по себе, их нужно декодировать. В прошлом узоры и цвета не использовались просто так, в них был вложен смысл, и они рассказывали какую-то историю. Наверняка это являлось частью фольклора, который был подобным образом визуализирован. Предания и сказания были сохранены в виде рисунков и орнаментов. У тех изделий, что продать в сувенирных лавках у татарских узоров всегда кричащий цвет и, если цветовую палитру немного выровнять, где-то может герметичности придать, и в счет можно сразу в таком виде. Вообще это моя мечта – осовременить татарский костюм до такой степени, чтобы детали и аксессуары из него хотела носить любая активная деловая женщина 21 века. Я с ума схожу от татарских колокольчиков, которые раньше девушки вплетали в свои волосы. На шпильках в строгом костюме с дамской сумкой и этими колокольчиками, где-нибудь в центре Нью Йорка бежать на деловую встречу – это был бы бомбический образ. И таких деталей татарского костюма, которые можно вывести на мировой рынок очень много. Это огромный проект и тут должна быть заинтересованность не только дизайнера, но и государства. Если серьезно взяться за татарский костюм, то у него есть огромный потенциал и я считаю, что у него есть большое будущее на подмостках недели мод в Милане, в Лондоне и прочих.  Обычно я черпаю вдохновение из японской техники обработки ткани, а свои родные татарские техники я обхожу стороной, так как это очень серьезная тема для меня. И эта темя требует очень серьезного изучения, но, к сожалению, не так много литературы существует по этой теме. Я думаю, что можно было бы выпустить хорошую книгу на английском языке про татарский костюм и татарские узоры, чтобы этой книгой вдохновлялись дизайнеры по всему миру. Вот прям здесь и сейчас я придумала очередной проект.

Булат Ногманов
Фото на постере: Babak Roshan