«Вельяминов-Зернов прямо допускает, что памятник в Чишмах является произведением «эпохи булгарского влияния в Заволжье»

Причисляя мавзолей к портально-купольным, этот автор неудачно связывает его с портально-купольными мавзолеями Казахстана XII—XIII вв., игнорируя почему-то архитектурные памятники, находящиеся более близко – на Булгарском городище. Характерным для последних является то, что все они сооружены из известняковых камней, а в архитектурно-конструктивном отношении построены так, что основной куб посредством откосов снаружи и тромпов внутри превращался в восьмигранник, а последний путем удваивания сторон переходил в шестнадцатигранник и полусферический купол. Например, конструктивно к нашему памятнику очень близок мавзолей, превращенный в XVIII в. в церковь Николая, где была найдена. надгробная надпись конца XIII в. Среди мавзолеев Булгарского городища, датируемых концом XIII и первой половиной XIV в., мы находим и такую конструктивную деталь, как пристройка у входа, – правда, не уцелевшая здесь полностью. однако на примере сохранившейся такой пристройки у мавзолея Тура-хана проф. А. П. Смирнов воссоздает конструкцию булгарских мавзолеев. Так, он пишет: „Аналогичное устройство имело и дюрбе «Монастырский погреб», перед которым сохранилось основание небольшого коридора. Судя по аналогичным дюрбе с Башкирской АССР, этот коридор имел коробовое покрытие – Можно ли после этого назвать еще более близкую аналогию этим памятникам? «Что касается до наружного вида памятника  – указывает В. В. Вельяминов-Зернов, – то он по своей архитектуре напоминает те тюрбе (молельни), которые булгары возводили над могилами чтимых ими мужей, которые теперь еще служат местом поклонения для набожных правоверных». 

Наконец, он прямо допускает, что памятник этот является произведением «эпохи булгарского влияния в Заволжье» а самого покойника, опираясь на данные Шараф ад-дина Булгари, считает булгарским проповедником ислама. Судя по характеру эпиграфического памятника внутри мавзолея, проф. А. П. Смирнов также связывает его с проповедью ислама булгарами. В своей недавно вышедшей работе А. П. Смирнов, отмечая возможность отнесения мавзолея к булгарской архитектурной школе, датирует его в Это вполне естественно в свете тогдашних судеб Башкирии, когда западная часть ее была под властью государства волжско-камских булгар! Все сказанное дает основание говорить не только о булгарском влиянии в создании мавзолея, но и о том, что политически и экономически сильная Булгария, играя важную роль в экономике западной Башкирии, была и религиозным центром для нее. Из сообщения Шараф ад-дйна мы знаем, что булгарские духовные школы готовили немало проповедников ислама в Башкирии, среди которых много было и выходцев из местного населения – башкир и мишар. Поэтому можно не сомневаться в том, что Хусейн-бек был булгарским миссионером, возглавлявшим в западной Башкирии мусульманскую духовную миссию. В силу этого, по-видимому, он и был с почестями похоронен на башкирском кладбище, в нарушение родового принципа пользования кладбищем. Этим объясняется, почему он снискал себе известность среди башкир как «святой».

Нас не должен здесь смущать его «лякаб» – фамилия «Туркестанский» среднеазиатского происхождения. Подобного рода фамилии, указывающие на происхождение их носителей из Средней Азии и Закавказья, дает нам булгарская эпиграфика. Так, среди найденных на Булгарском городище надгробий XIII-XlV вв. мы встречаем такие фамилии, как аш-Ширвани, аш-Шемахи, аль-Дженди, Самарканди.

После всего сказанного представляется самым вероятным, что означенные памятники – как мавзолей, так и плита с надписью – произведения булгарских мастеров, созданные одновременно в 1339 г.

Наконец, позволю себе остановиться на одном ошибочном положении в рассуждениях Б. Г. Калимуллина о якобы разновременности создания мавзолея и надгробной надписи, рассуждениях, исходящих из неправильного толкования даты их сооружения вообще.

Приняв за первоначальный мавзолей синхронное с надписью малое надгробное сооружение, остатки которого описаны у В. Юматова, Б. Г. Калимуллин допускает, что большой мавзолей был построен позже в XII—XIII вв. однако трудно допустить построение мавзолея спустя продолжительное время после смерти человека, в память и честь которого он воздвигнут, при широко распространенной традиции на мусульманском Востоке строить надгробные сооружения и памятники еще при жизни обладателей их (мавзолей Гури-Эмир и др.).

Подобного рода случаи изготовления надгробной надписи заранее, еще при жизни человека, нам известны на основе изучения татарской эпиграфики. Красноречиво об этом говорят найденные нами в Башкирии надгробия XVII и начала XIX в. в с. Кигазы Аскинского р-на и с. Старо-Баширово Чекмагушевского р-на, в надписях которых мы читаем:

Ишкая сын Туйкильди памятник этот при жизни «в свое время») воздвиг.

(При жизни своей написав, через некоторое время из мира тленного в мир вечности переселился).

В. Юматов следующим образом описывает это малое сооружение:

«В середине здания (мавзолея, – Г. Ю.) обведен стенкою из дикого камня овал шириною в 4, длиною 4 /» аршина; вышина стенки овала была, сказывают, в 21/2 аршина, теперь она развалилась не выше З четвертей аршина. Независимо от того, насколько верно указаны размеры сооружения, оно могло быть только надгробием, подобным тем, какие вообще ставились на могиле покойника в мавзолее, оформление самой могильной насыпи, облицовка камнем и т. п. Об ограждении здесь могилы овалом говорит и А. П. Смирнов. Это малое сооружение на могиле могли сделать даже исходя из местной традиции ограждать могильную насыпь диким камнем или кирпичом в виде овала, что много раз мы наблюдали в Татарии и Башкирии. Например, об ограждении могильной насыпи кирпичом сообщается в одной старой рукописи (XVII где повествуется о событиях в Башкирии ХУ и XVI вв. и о посольстве Татагача-бия к русскому царю Ивану IV. По летосчислению в восемьсот одиннадцатом повелел хан осмотреть…Могила была обрамлена кирпичом.

Подобное мы читаем и у В. В. Вельяминова-Зернова: «Овальною стенкою обыкновенно огораживается то пространство, где был похоронен покойник». Павловский же ясно описывает: «Среди его (т. е. мавзолея, – Г. Ю.) – могила, обложенная известняковым плитняком и имеющая большое протяжение от Востока к Западу». Это можно связывать и с обычаем делать на могиле насыпь из известнякового же камня, что очень характерно для татарских и башкирских кладбищ. Таким образом, нет никакой надобности строить гипотезу о двух мавзолеях, построенных в разное время. Все это – единый комплекс намогильных сооружений   одного и того же времени.

Мы не рассматривали вопрос относительно боковой надписи на надгробии Хусейн-бека. На обеих сторонах плиты имеются надписи. При изучении камня на месте нам удалось зафиксировать:   – это, очевидно, обрывки стиха (на древнетюркском языке), изданного В. Юматовым.

Из его описания мы знаем, что «на других сторонах камня написано в стихах на арабском языке нравоучение, и повторено на турецком языке»;

Cтих 1:
Ниляр касти аямлиа
Такима качар
Камуга бу улюм сагити анаар:

Стих 2:
«Арад дунья хараби биттибари феляябка 
луда ман билькарари. Курярман дуньяни вайраня бары
Ра миша баки Ирмяс Йок карары».

Перевод первого стиха должен примерно быть таким: Что бы ни предпринималось, чтобы избежать, однако час смерти всем придет.

Перевод второго стиха (по Али Рахиму): «Вижу мир развалиной по существу, не останется он продолжительно в покое».

Полностью боковая надпись не разобрана, с левой стороны она сильно побита. Однако здесь мы имеем только что приведенный стих, распространенный в среднеазиатском суфизме и занесенный в край еще в булгарскую пору; он имеет место и на надгробиях XVI и XVII вв.

В 1954 г. в поселке Красный Ключ, в 800 м от с. Чишмы, нами были извлечены и доставлены в ИИЯЛ, а после в Краеведческий музей обломки каменного надгробия, обнаруженного нами в 1953 г.

Расколотый более или менее равномерно на 8 частей, надгробный камень этот был использован как фундамент фуражного склада. По рассказам местных жителей, он был доставлен с ближайшего заброшенного кладбища, расположенного всего в 700-800 м к западу от с. Чишмы, где раньше подобных надгробий было много. На кладбище приходили поклоняться «своим дедам» крестьяне соседней дер. Илькаш (по-старому Сарт-Хасаново). Размером 200 Х 64 Х Х 29 см, высеченное из серого известняка, надгробие на лицевой стороне имеет остатки рельефного куфического письма, сохранившегося неповрежденным лишь в верхней части – одна строка под аркой, состоящая из традиционной формулы, обычной для булгарской эпитафии конца Х Ш и первой половины XIV в.

Как вообще на булгарских эпитафиях П стиля, формула высечена в тимпане арки в виде декоративной эпиграфической композиции, с четко выделяющимися стволами алифов и ламов. В остальной части надпись сбита, и только по оставшимся следам можно восстановить ее, исходя из известных вариантов текста булгарских эпитафий. Палеографически надпись является типичным проявлением так называемого булгарского куфи с диакритическими знаками й со знаками чтения.

Далеко не полностью восстановленный текст ее из десяти строк гласит следующее:

Г. В. Ю супо в. Отчет по исследованию эпиграфических памятников Чишминского района БАССР летом 1953 г., стр. 19. (Рукопись; хранится в ИИЯЛ БФАН СССР).

1) Он живой, который не умирает,
2) и все живое умрет [Ал-
3) муша] сы[на. памят]
4) ник [да будет милость бога над ним милостью]
5) об[ширною; из мира пересе]лил
6) 6) ся. По летосчислению
7).
8)  м[есяџа]
9) [шавваля].
10) 

В верхней части левой боковой стороны имеется мелкая надпись, выполненная врезанным куфи:

1) Суламуш йуварй
2) 
На боковых гранях имеются мистического содержания надписи на арабском языке, выполненные рельефным куфическим шрифтом. Левая сторона: (так!) 
Самый терпеливый к опасностям здешней жизни – не умирает без (раньше) предельного (срока)”. Правая сторона: 
 
«Смерть (тебя) известит (о) сроке, а могила [есть сундук деяний]». Надпись эта напоминает остаток надписей на боковых сторонах одной булгарской эпитафии XIV в. из Булгарскоuо городища.
В тексте надписи этого надгробия есть слова, типичные для языка булгарских эпиграфических памятников стиля (конца XIII и первой половины XIV в.) и не встречающиеся больше нигде:  сын.

Приводятся и боковые надписи памятника:

точно такие же, как и на только что описанном памятнике из пос. Красный Ключ.

Считая неправильно прочитанный термин С.Ј Ы; буквенным выражением даты смерти покойного  –  ЦБ 845), памятник датировали 845 г. хиджри, т. е. 1441—1442 гг.

Чтение это содержит массу ошибок, особенно в дате. Так, слово С быть', часто встречающееся на булгарских памятниках II стиля XIII—XIV вв. и указывающее на совершенное действие совместно с употреблявшимся термином ; (так же, как и в данном случае), принято за дату в буквенном ее выражении (восьмая строка), тогда как сами булгарские числительные   «семьсот…году») (девятая строка) оставлены без расшифровки. Отсюда и ошибочная датировка памятника XV в., когда подобной формы булгарские эпитафии – с ротацизмом (дёр вместо доз), исполненные куфическим шрифтом, – уже не встречаются нигде. Первые три и седьмая строки текста состоят из коранических формул, характерных (за исключением первой из них) для многих булгарских эпитафий. Формула же alJ ,јф.4), зафиксированная здесь неточно, встречается впервые. В четвертой строке указываются имя и отчество покойного – Хабиб сын Масгуда, звучащие, однако, довольно современно. Здесь неточно, искаженно (тоже совсем по-современному) зафиксировано и слово сын, которое на булгарских эпитафиях.

В настоящее время можно указать и на более ранние булгарские археологические памятники в Башкирии, подобные тем, какие мы видим на Волге (Кайбельский и Тарханский могильники такими же считаются Уфимский могильник VII —VIII вв. н. э. и Левашовский могильник (VIII-IX вв. н. э.) у Стерлитамака, относимые рядом авторов к Салтовской культуре, связанной с булгарами.

К числу булгарских следует отнести и Кущулевский могильник в Башкирии (Дюртюлинский р-н), найденный А. П. Шокуровым и раскопанный в 1958 г. И. Эрдейи, который датировал его IX в. Мусульманский обряд захоронения и обнаруженное в единственном числе височное кольцо с полой грушевидной вставкой позволяют датировать могильник несколько более поздним временем – Х в На основании наличия на ряде городищ красной булгарской керамики и других материалов А. П. Смирнов определенно говорит о проникновении булгар в Башкирию и о большом значении их в истории башкир золотоордынского периода.

О раннем обитании в Башкирии булгар свидетельствует и наличие в языке современных мадьяр, как уже отмечалось выше, термина Belyeg клеймо, знак), который почти в таком чтении (бйлђйикђ встречается только на булгарских эпитафиях (почти на всех XIII-XlV вв.), в том числе и на вышеописанном надгробии из поселка Красный Ключ у с. Чишмы. Можно смело сказать, что мадьяры могли обрести этот термин, только соприкасаясь с булгарами до их переселения из пределов Приуралья на Дунай. Исходя из наличия в мадьярском языке булгарских слов, Б. А. Серебренников делает предположение о раннем проникновении булгар на территорию Башкирии, так же как на территорию современной Татарии.  Нельзя здесь не вспомнить и то, что одна из групп башкир носит название борьян (бурзян), которое, возможно, следует сопоставлять со словом … Этим словом восточные авторы называли дунайских булгар.

Проф. С. И. Руденко отмечает факт проникновения в юго-западную Башкирию в VII-VIII вв. булгар, часть которых вошла в состав башкирского народа (Бюлярский и Байлярский башкирские роды) 
Наконец, характерный для западных башкир и татар джокающий говор своим происхождением обязан, очевидно, булгарам. О раннем появлении джоканья в языке башкир говорит наличие на башкирском надгробии начала XVIII в. (в с. Чишмы Чишминского р-на) числительного семь наряду с башкирским тридцать.)) Значительную степень джоканья в языке как башкир, так и татар в северо-западной Башкирии отмечает и Л. Т. Махмутова, занимавшаяся диалектологическими исследованиями в этих частях Башкирии. Все это позволяет с уверенностью говорить об обитании с древнейших времен на территории Башкирии булгар, оставивших нам культуру, пока еще очень мало исследованную.

Однако, кроме эпиграфического материала и кладбищ, сведения о поселениях древних булгар на территории нынешней Башкирии мы могли бы почерпнуть из археологических данных. Организация специальных исследований в этом направлении несомненно еще больше обогатит нас подобными материалами.

Если булгарское население на территории современной Татарии являлось предками казанских татар, а в Удмуртии, где всего-навсего существовала торговая фактория булгар, от них произошли нукратские татары, то возникает вопрос: кто наследник булгар на территории Башкирии, в кого они впоследствии исторически воплотились? В этом отношении вызывает интерес происхождение уфимских татар, которых в исторической литературе считают пришедшими из пределов Казанского ханства после присоединения его к Русскому государству. Конечно, этот факт нельзя отрицать, тем более что подтверждение ему мы находим в многочисленных эпиграфических памятниках XVII в. на западе Башкирии, как две капли воды сходных с такими же памятниками на современной территории Татарии.

Однако нет сомнения и в том, что какая-то часть уфимских татар, кроме тептярей и пришлых мишарей, очень близких в этнокультурном отношении с казанскими татарами, является потомками тех булгар, о памятниках которых говорилось выше. В этом свете важное значение приобретают зафиксированные нами в западных районах Башкирии так называемые „джиенные округа; т. е. празднование того или иного «джиена»  одновременно несколькими селами, сходное в этом отношении с празднованием «джиенов» казанскими татарами (что признано пережитком их родоплеменной организации – собрания рода, племени). Если допустить, что татарское население здесь только пришлое, то никак нельзя допустить, что при их переселении – ломке их общественной связи – сохранились  »джиенные округа». Это тем более трудно допустить, что переселение, надо полагать, продолжалось в течение долгого времени. Поэтому наличие в общественной жизни уфимских татар подобных же джиенных округов по-видимому, есть результат длительного пребывания их здесь, т. е. доказательство происхождения их от местных предков – булгар.

Говоря о языке башкир северо-западных районов БАССР, башкирский языковед Дж. Г. Киекбаев указывает на «отатаривание» их разговорного языка, обусловленное историческими причинами, в частности, длительным в течение нескольких веков) и сильным влиянием на них татар. Роль булгар в этно культурном процессе в этой части Башкирии отмечает и проф. С. И. Руденко, подчеркнувший сильное влияние татар на  башкир, приведшее даже к изменению физического облика послед них. Во время работы в Башкирии в 1952-1958 гг. мне приходилось несколько раз бывать в западных и северо-западных районах республики, где в процессе полевых исследований я не видел в материальной и духовной культуре башкир чего-либо типично башкирского. Почти все здесь татарское. И сами же башкиры называют себя без теленнен язган башкорт башкиры, лишившиеся языка. Эти глубокие изменения в их языке, физическом облике и быте, приведшие к исчезновению на указанной территории всего башкирского, представляют собой не только результат влияния казанских татар, переселившихся сюда несколько веков назад, но имеют более глубокие исторические корни, восходящие к булгарам в Башкирии и к их потомкам. Естественно, что башкиры, испытавшие в давнее время влияние булгар, а в последние века жившие бок о бок с поселившимися здесь казанскими татарами, неизбежно должны были отатариться, так же как часть местных финноугров была обулгаризирована или позднее отатарена на современной территории Татарии и Чувашии.

Источник: Введение в булгаро-татарскую эпиграфику
Автор: Юсупов Г.В.
Подготовил: Владислав Безменов