Дискурсы Ливонской войны: миф о прорыве к Балтийскому морю

Сталин о Грозном 

В новейшей историографии данный дискурс получил дальнейшее развитие. Это была вызвано двумя причинами. Во-первых, в гуманитарном знании первой и второй трети ХХ в. доминировал экономический детерминизм. Поэтому на первый план выходит трактовка причин Ливонской войны как экономических. Русские купцы нуждались в морских торговых путях в Европу, и для обеспечения перспектив развития страны царь Иван и развязал 25-летнюю войну. В. Кирхнер вообще считал Московию главным центром балтийской и одним из центров мировой торговли во второй половине ХVI в. 

Подобные выводы звучали во многих работах, посвященных изучению истории и экономики Балтийского региона. Во-вторых, для советских историков путеводной звездой выступало брошенное вскользь замечание Карла Маркса о том, что Иван Грозный «был настойчив в своих попытках против Ливонии, их сознательной целью было дать России выход к морю и открыть пути сообщения с Европой». Поскольку классики не баловали ученых-марксистов высказываниями о русской истории, то любые их слова, даже самые общие и случайные, принимали характер директивных указаний. Поэтому оценка Ливонской войны как стратегического прорыва к Балтийскому морю в советской историографии стала определяющей. Она удачно сочеталась с комплиментарными оценками И. В. Сталина политики Ивана Грозного.

Победы и поражения ничего не меняли 

Данный дискурс также органично соответствовал принципам изображения геополитики России, принятым в 1930-50-е гг. Прежде всего, это темы извечного противостояния России и Запада, борьбы с европейскими угнетателями за интересы порабощенных ими малых народов. Правительственная пропаганда во время присоединения в 1939-40 гг. прибалтийских республик выглядела более выигрышной, когда апеллировала к вековой традиции принадлежности региона России. 

Думается, что сказался и синдром России как «неудавшейся» морской державы, которая всю свою тысячелетнюю историю постоянно стремится выйти на океанские просторы. Но все ее попытки занять место среди ведущих морских государств были дезавуированы. Они заканчивались либо рядом блестящих побед, после которых из-за просчетов дипломатов флот героически гнил на якорных стоянках, либо — военными и политическими Цусимами. Поэтому неизбежно возникала тема имманентного международного препятствия выходу России к морям, превращению её в морскую державу. При этом, со ссылкой на Карла Маркса, стремление к морю объяснялось «природными способностями и стремлениями великой русской расы».

Во всём виноват Ливонский орден 

Немалую роль здесь сыграла и обострившаяся в 1940-е гг. германофобия. Прибалтика изображалась жертвой «жестокой немецкой агрессии, начиная с ХIII в.». При этом ливонцы рисовались самими черными красками, например, в работе С. В. Бахрушина: «Уже не было и помину о былом воинственном духе немецкого рыцарства… главное времяпрепровождение благородных рыцарей заключалось в пьянстве, в котором принимали участие даже 12-летние мальчики». Пили, естественно, на деньги, изъятые путем бесчеловечной эксплуатации у латышских крестьян. Только Москва принесла им свободу. 

По словам ученого, «тотчас после взятия того или иного города местные крестьяне сбегались в русский лагерь и выражали готовность присягнуть на верность России». Примечательно, что в сочинениях 1940-х гг. акцент делался на разгроме Ливонского Ордена и тем самым война изображалась победоносной для Московии. Об общих неутешительных итогах кампании либо не сообщалось, либо говорилось вскользь, например, у В. В. Мавродина: «Успехи русских встревожили всю Европу. Образовалась коалиция для борьбы против России… теснимая объединенными литовско-польскими и шведскими войсками, русская армия вынуждена была оставить завоеванные в Прибалтике земли». 

Высказывания советских исследователей становились все одиознее и сильно походили на агитационные лозунги. Например, С. Ф. Платонов объявил Ливонский Орден гнусным заговорщиком, который поставил своей целью «совсем разобщить Москву с Западом». Он желал «пользоваться московским рынком и извлекать из него необходимые товары, а взамен давать ему возможно менее, и в особенности не давать оружия и других боевых припасов и не пропускать в Москву «цивилизаторов» — военных людей, врачей и техников». Р. Ю. Виппер уже говорил о том, что борьбой за Прибалтику Грозный возобновлял планы своего великого деда, Ивана III. Помимо захвата жизненно необходимых торговых портов и факторий, царь якобы планировал массовый вывоз порабощенных прибалтов для работы в России, подражая тем самым Ивану III, который «в войне с Орденом сильно налег на захват живой добычи, переселяя, на манер Сеннахериба или Навуходоносора, пленных ливонцев вглубь Московии».

По воле рыночных отношений 

Наиболее развернутое обоснование изучаемого дискурса помещено в монографии В. Д. Королюка, вышедшей в 1954 г. и как бы подводящей итог развитию историографии правления Ивана Грозного 1930-40-х гг., поэтому остановимся на ней чуть подробнее. Ученый утверждал, что сущностью международной деятельности России в ХVI в. было осуществление «широкой внешнеполитической программы», начатой еще Иваном III. Она заключалась в борьбе на трех направлениях: с татарскими ханствами, возникшими на обломках Золотой Орды, с Великим княжеством Литовским и Королевством Польским за захваченные ими украинские и белорусские земли и с Ливонским Орденом и Швецией, «стремившимися изолировать Русское государство от необходимого ему естественного и удобного выхода к Балтийскому морю». 

По мнению В. Д. Королюка, «речь шла о настоящей блокаде Русского государства». По его словам, «русское ремесло задыхалось от отсутствия цветных и благородных металлов», поступлению которых мешал «жалкий осколок средневековья» —Ливонский Орден. Западные державы в силу своей имманентной враждебности Москве стремились препятствовать экономическому и культурному развитию России, не хотели пускать в нее инженеров и мастеров, чтобы она не смогла вырваться из своей отсталости. При этом войны за Ливонию требовали от царя прогрессивные силы русского общества.

Одним из краеугольных камней концепции В.Д. Королюка является утверждение, что «программа борьбы за Прибалтику отвечала интересам дворянства и посадской верхушки. Дворянство рассчитывало на новые поместные раздачи земель в Прибалтике. Все более втягивающееся в рыночные отношения дворянское хозяйство нуждалось и в установлении правильных торговых отношений со странами Восточной и Западной Европы. Особенно большое значение торговля через Прибалтику имела для растущих русских городов. Русское купечество стремилось к тому, чтобы открыть русским товарам европейские рынки. Поэтому вполне естественно, что дворянство и посадские верхи оказывали энергичную поддержку внешней политике Грозного». Вместе с купечеством они требовали у государя завоевать Прибалтику, где «угнетенные латыши и эстонцы готовы были поддержать военные действия русской армии». Им противопоставляется «консервативное боярство, заинтересованное в союзе с польскими и литовскими феодалами и боровшееся с централизацию Русского государства». Мы специально привели столь обширную цитату, чтобы стала нагляднее зависимость изучаемого нами дискурса от политических идеологем и историографической конъюнктуры. 

Первый геополитический ход 

После Второй мировой войны тезис о блокаде Русского государства германскими державами звучал особенно актуально и в доказательствах не нуждался. Он хорошо сочетался с модернизационной идеей о прорыве на морские просторы как необходимом условии экономического развития страны. Согласно официальной пропаганде, Россия, как и современный СССР, всегда выступала защитницей интересов прибалтийских народов, которые могли обрести подлинную свободу и благополучие только в её составе.

Королюк, в соответствии с традициями сталинского времени, внутри страны выделял прогрессивные народные круги (городской плебс, посадское население, простые воины на службе государству), поддерживавшие «народного царя». Они связаны с передовыми рыночными экономическими отношениями. Им противопоставляется внутренний враг — родовитая аристократия, которая в своем стремлении сохранить консервативные феодальные порядки легко склоняема к измене и даже связана с внешним противником родственными узами. 

В современной историографии от этой аргументации не уцелело ничего. Идеологемы о перманентной враждебности Запада и исторической неизбежности слияния в единой державе братских народов ушли в прошлое вместе с гибелью СССР. Не смогли стать убедительными неоднократные попытки найти в России ХVI в. рыночное хозяйство и буржуазные отношения. После исследований В. Б. Кобрина концепция противостояния боярства и дворянства однозначно признана историографическим мифом. Из всех положений советской историографии о причинах Ливонской войны парадоксальным образом уцелел только тезис о необходимости прорыва к Балтийскому морю. Отказавшись от политизированных идеологем, ученые вернулись к экономическому детерминизму. Для дальнейшего развития стране был нужен выход к морю — данное высказывание считалось (и считается!) достаточным. Иногда к нему добавляется несколько цитат из европейских источников о значении «Нарвского плавания», или же стремление к Балтике объясняется модным словом: «геополитика» (без пояснения, что под ней следует понимать в ХVI в., ср. заявление В.А. Малинина: «Московские геополитики ХVI в. привыкали мыслить континентами…» — sic! — А.Ф.).

Наследство императора Августа 

Подобный подход присутствует в работах А. А. Зимина, А. Л. Хорошкевич, Р. Г. Скрынникова, А. В. Виноградова и др. Единственной попыткой предложить новое концептуальное объяснение причин Ливонской войны может считаться недавно высказанная теория А. Л. Хорошкевич, которая перекликается с исследованиями Н. Ангерманна. Авторы считают, что вторжением в Прибалтику Иван Грозный пытался буквально воплотить в жизнь доктрину «Сказания о князьях Владимирских», по которой Рюриковичи являлись потомками Пруса. А Прус получил Балтийское побережье в вотчину от самого императора Августа. Таким образом, Иван IV начал войну за «исконно русские земли», полученные в наследство от императоров Древнего Рима. При этом за идеологической вывеской скрывался экономический фактор (торговые выгоды «Нарвского плавания»). Итак, мы проследили развитие дискурса о «необходимости Ливонской войны для прорыва к Балтийскому морю» от ХVI до ХХ вв. Чтобы определить, насколько он был идеологическим конструктом, а насколько отражал реальные мотивы действий участников конфликта, обратимся к анализу событий середины ХVI в. Парадоксальность данного дискурса в том, что совершенно непонятно, за какой выход к морю боролась Россия, если он у нее был? 

Московия контролировала все побережье Финского залива от Ивангорода до Невы. Безусловно, оно было не приспособлено для торговли: отсутствовали порты, коммуникации и т.д. Но если бы действительно существовала необходимость в развитии балтийской торговли, не вызвала бы она интенсивного освоения побережья, строительства здесь торговых факторий, флота и т.п.? Однако ничего подобного мы не видим. Лишь в 1557 г. было предпринята попытка устройства возле Ивангорода морской пристани, да и то не для русских, а для иноземных торговых судов. Причем попытка неудачная. В новой фактории не было никакой экономической необходимости, никто не хотел везти туда свои товары. Правительство попыталось оживить балтийскую торговлю, выпустив специальный указ, запрещавший новгородским и псковским купцам торговать в иностранных портах. Они обязывались вести все операции через первый русский порт на Балтике. Но эти планы полностью провалились. 

Купечество и послов спасало и войну сдерживало 

Русские купцы не хотели строить свои корабли, не желали основывать собственную морскую торговлю. Им было проще бороться за открытие своих дворов в иноземных гаванях и использовать для торговли наемный иностранный флот. Русские купцы категорически не хотели войны в регионе, поскольку она мешала их операциям. Об этом свидетельствует следующий факт: в декабре 1557 г. ливонское посольство Франке и Крузе приехало в Москву с просьбой снизить размеры требуемой дани до 18 тысяч рублей плюс 1000 венгерских золотых с Юрьева ежегодно. Иван Грозный был согласен, но требовал заплатить деньги немедленно. Послы такой суммой не располагали, и тогда московские купцы предложили внести за них требуемую дань под долговую расписку. Царь запретил подобное заступничество, поскольку ему нужны были ливонские марки, а своих торговцев и так можно было обобрать в любую минуту. Но показательно, что последние делали все, чтобы не было войны (были готовы заплатить дань за целое государство!). Можно ли после этого говорить, что война затевалась в их интересах?

Источник: «AM IMPERIO» 
Автор: Александр Филюшкин

Источник фото на анонсе: garmatin.ru